Горная петля

Собровцы пошли за своим командиром, за ними два взвода ОМОНа. Сначала двинулись по дороге, но она им быстро надоела, и омоновцы решили идти напрямик, но склон оказался слишком крутым; преодолев только один спуск, они снова вернулись к дороге. Все это было отражено в одном из рапортов, который писал, видимо, мент, мечтавший со временем стать писателем — капитан Абдулкеримов, как посмотрел старший лейтенант по расшифровке подписи. Его подробнейший рапорт занимал два с лишним листа убористого текста, и хотя рапорт был написан с откровенными ошибками, Сергеев предвидел контраргумент мента:

«А покажите мне того писателя, который умеет без ошибок писать! Тем более не на родном языке».

И не согласиться с таким аргументом было трудно. Главное, что капитан Абдулкеримов расписывал произошедшее подробно и местами даже делал вполне конкретные выводы. Так, описав все трудности спуска вне дороги, командир взвода ОМОНа указал точное время, затраченное на спуск до заброшенного села со средневековыми башнями, и даже высчитал пройденное тремя взводами расстояние.

Впрочем, вблизи башни не показались такими уж старыми, хотя старший лейтенант Маликов и назвал их средневековыми, просто они были основательно разрушены, скорее всего, в позапрошлом веке, в период Кавказских войн, что вели горцы против Российской империи, не желая подчиниться царю-иноверцу, и впоследствии ни у кого не дошли руки до восстановления наследия прошлого. Но вполне реальным было допущение, что изначально башни строились именно в Средние века. Потом многократно разрушались и восстанавливались. Тогда, в старину, каждое село стояло само за себя, и на помощь соседей можно было не надеяться, потому что нашествия чаще всего были массированными, и соседи тоже переживали трудные моменты, отсиживаясь в собственных башнях. Но со времен, когда имам Шамиль сдался русским в плен и границы стали охраняться российскими войсками, ни персы, ни турки больше не рисковали, и массированные нашествия врагов прекратились. Наверное, потому и башни никто больше не восстанавливал. Это в последние годы за них взялись плотно. Решили сохранить средневековый быт для потомков, потому и расселили целое село по городам и селам республики, а в самом селе, на месте, работали одни ученые-археологи. Это именно их видел со скалы командир взвода ОМОНа Маликов. Археологи копали свои траншеи в поисках чего-то интересного. И еще Маликов видел дым над двумя домами. Как оказалось, эти дома занимают не местные жители, а сами археологи, держащие своих поваров, и сейчас им в этих домах повара готовят обед. Один из археологов, старый и, видимо, опытный, выбрался из траншеи, поправил очки на длинном носу и хотел что-то сказать омоновцам, может быть, на обед пригласить, но, увидев семь десятков голодных ртов, промолчал.

Ответили археологи и на вопрос о взрывах по другую сторону перевала.

— Это монтажники линию электропередачи через горы тянут. Иногда что-то взрывают. Место под свои мачты готовят…

— А кто у вас старший? — спросил майор Илаев.

— Профессор Бадави Ниязович Ниязов, — ответила выглядевшая моложе своих лет женщина со спортивной фигурой. Но ее возраст выдавала морщинистая шея. Сергеев знал, что возраст женщины определяется по шее и рукам, морщины на которых скрыть невозможно. Это же знал, видимо, и автор полицейского рапорта, потому что обратил на это особое внимание.

— И где его можно найти? — спросил майор.

— Он, наверное, у себя в палатке. Со всеми вместе он жить не желает — с племянником устроился, отдельно палатку себе поставил. — Она кивнула в сторону села, на полдороге к которому стояла большая четырехугольная брезентовая палатка, похожая на военную, рассчитанную на отделение. Сама палатка была такой высоты, что в ней можно было, наверное, ходить в полный рост. Привык, должно быть, профессор к жизненному простору и пытается его сохранить даже на археологических раскопках.

Командиры взводов пошли в сторону палатки, не попрощавшись с археологами. Но они рассчитывали встретиться с ними и на обратной дороге. Так что время сказать «До свидания» у омоновцев еще было. Простые омоновцы и собровцы двинулись вслед за своими командирами.

Палатка профессора имела дощатый пол и такой же каркас, а из клапана посреди одного из скатов крыши высовывалась металлическая труба, в настоящий момент не дымящая. Тем не менее двойные стены палатки с подкладкой из синтепона образовывали воздушную подушку и подразумевали, что в самой палатке даже прохладными осенними ночами не холодно. Майор Илаев первым подошел ко входу, нащупал через брезент доску каркаса и требовательно постучал.

— Кого Аллах послал? Я же просил меня не беспокоить! — сказал изнутри возмущенный и скрипучий, откровенно старческий голос.

— Республиканский СОБР! — ответил Илаев, но не добавил привычное: «Откройте, иначе мы будем вынуждены войти с применением силы и спецсредств», хотя видно было, что привычная фраза вертелась у майора на языке и он удержался, чтобы не произнести ее, только каким-то чудом. Восточная вежливость в этот раз победила привычку!

Старшего лейтенанта Сергеева Бог наградил не только мужественной внешностью, но и богатым даром воображения. Командир взвода военной разведки читал строчки из рапорта капитана Абдулкеримова и представлял себе всю картину произошедшего. И палатку профессора будто бы видел перед собой, и сам его слабый старческий голос словно бы слышал, и даже внешность представил почти так, как описал его чуть позже капитан.

Профессор сам вышел в клапан палатки, не приглашая войти внутрь ни собровцев, ни омоновцев. Но майор отстранил его рукой и вошел внутрь первым. За командиром тут же устремились другие бойцы СОБРа и их коллеги из ОМОНа. В палатке, в довольно темном отделении, отгороженном подвешенным шерстяным одеялом, была расположена и кухня, где профессор что-то себе, видимо, нехитрое готовил на электрической плитке, а в другом, точно таком же отделении, даже чуть меньшего размера, чем кухня, стоял дизельный генератор, на выхлопную трубу которого был надет гофрированный пластиковый шланг, конец которого был выброшен наружу через прорезь, сделанную в палатке. Мощности генератора, должно быть, вполне хватало на электрическую плитку и на две светодиодные лампочки, что висели в центральном отделении, и на компьютер, стоящий на одном из многих столов в торце палатки. Правда, компьютер представлял собой обыкновенный ноутбук, обычно имеющий свой аккумулятор, но аккумулятор тоже иногда требуется подзаряжать, а сейчас, как увидел капитан Абдулкеримов, он был включен в розетку. Отапливалась палатка печкой-буржуйкой, стоящей посредине палатки. У противоположной кухне стены палатки стояла раскладушка с несколькими ватными одеялами и подушкой в замызганной наволочке. Вторая раскладушка, с всего одним ватным одеялом и с подушкой в точно такой же наволочке, стояла у другой стены.

Но основное место в центральном отделении занимали несколько обыкновенных, как в сельской столовой, столов, уставленных артефактами. Здесь стояли осколки глиняных горшков и другой посуды, лежали наконечники для стрел и даже целый лук без тетивы, две сабли со ржавыми клинками и одна целая сабля с богато украшенной драгоценными камнями рукояткой. Эту саблю сразу после осмотра кухни и второго отделения, с дизельным генератором, и взял в руки майор Илаев, большой любитель и знаток, как он сам считал, холодного оружия. Клинок сабли был разукрашен несимметричными темными разводами.

— Осторожнее. Это редкий раритет, — сказал Бадави Ниязович. — Клинок, к сожалению, без ножен, нашли на верхней полке стеллажа в нише одной из башен, когда поставили леса и смогли забраться наверх. Судя по драгоценным камням, сабля принадлежала какому-то знатному человеку. Сам клинок — настоящий булат. Такая сабля украсит коллекцию любого музея. Осторожнее, я же говорю!

Последние слова профессор истерично прокричал, ибо майор ОМОНа решил проверить, на самом ли деле это булат, он сильно согнул лезвие и отпустил. Оно распрямилось с легким звоном.

— Настоящий булат не ломается… — оправдывая свои действия, тихо проворчал Илаев.

— Булат булату рознь, — ответил профессор. Все зависит от того, какой мастер делал клинок и с какой целью. Например, для разведчиков были специальные булатные сабли, которые сами разведчики носили вместо пояса и в случае провала за секунду обнажали их, чтобы отбиться от противников. А были и сабли для сабельного боя, более тяжелые и менее гибкие. Такие ломались при ударе сбоку поперек плоскости. Так что вы сейчас имели возможность сломать редкий вид оружия и лишить один из музеев украшения своей экспозиции. А нашу экспедицию вы лишили бы возможности приехать сюда же на будущий год.

— А вы намерены приехать сюда снова? — спросил старший лейтенант Маликов.

— Естественно… — как о чем-то давно решенном сказал профессор Ниязов. — В этом году выполнить все задуманное мы просто не успеваем…

— А это что? — спросил капитан Абдулкеримов, остановившийся у следующего стола, над которым не было лампочек.

— Кремневые ружья колесцового типа. Тоже раритетные. И пули к ним. Пули найдены в брустверах бывших окопов. По сути дела, из земли выкопаны. Но свинец, как известно, не ржавеет. И потому пули почти целые. Только слегка оплавлены вследствие самих выстрелов. А земля брустверов их не повредила…

— А что за тип такой у ружей? — спросил любопытный старший лейтенант.

— Кремниевое оружие, молодой человек, делится всего на два типа: на курковое и колесцовое. Курковое оружие выбивает искру при ударе курка — закрепленный в курке кремень бьется о стальную пластину-огниво, а в колесцовых ружьях кремень зажимается в губках курка и при нажатии на спусковой крючок трется по зазубринам стального колесика, выполняющего роль огнива, что тоже вызывает искры. Порох от искр воспламеняется, и происходит выстрел. При раскопках мы нашли четыре таких ружья. Два — вот, перед вами, а два, очень плохо сохранившиеся — мой племянник повез для передачи в музей еще вчера вечером. Вскоре должен уже вернуться. Я его жду — дождаться не могу…

— Вы не слишком поторопились с передачей оружия в музей? — спросил майор Илаев.

— А что делать! У нас нет денег, чтобы расплатиться с рабочими. В бюджете республики нам выделили крохи, из бюджета района только обещают дать какую-то мелочь. Приходится торопиться. А почему, простите, вы спрашиваете?

Вопрос профессора майор пропустил мимо ушей.

— Скажите, профессор, а из этих ружей можно стрелять до сих пор? — поинтересовался старший лейтенант Маликов, но смотрел он при этом почему-то на майора Илаева, словно укорял его за то, что майор сам до сих пор не задал этот вопрос.

— Если их отреставрировать, то, я думаю, вполне… Главное, чтобы стволы не подвели. В старину оружие делали на совесть. Не то что сейчас!

— А чем вам не по душе современное оружие? — Илаев погладил ствольную коробку своего автомата, висевшего на ремне на груди.

— Раньше его изготавливали мастера, а сейчас станки. Я не уверен, что у мастеров глаз устроен хуже, но за каждое свое изделие они несут ответственность, поскольку на каждое ставят свое клеймо.

— Это спорный вопрос. И не будем его сейчас обсуждать. Вы не дадите, профессор, адрес и телефон своего племянника и данные музея, в который он должен передать ружья.

— Минутку, — согласился Бадави Ниязович, взял со стола чистый лист бумаги, ручку и что-то записал, а потом спросил: — А зачем вам мой племянник? И вообще, что произошло такого, что нашей экспедицией СОРБ вплотную занялся?

— Ничего особенного, — ответил Илаев, — если считать за обыденность обстрел автомобильной колонны СОБРа и ОМОНа.

Про гибель двух офицеров он предпочел умолчать.

— Обстрел автоколонны — из кремниевого ружья! — недобро засмеялся Бадави Ниязович. Да он больше сам бы при этом рисковал. Вдруг ствол разорвало бы… Нет, подозревать моего племянника и главного помощника в этой экспедиции, по большому счету, весьма глупо.

— А мы привыкли по малому счету считать, — возразил Илаев, — и мелочи из виду не упускать…

Сергеев как раз к приезду в военный городок отряда спецназа военной разведки успел дочитать до конца рапорты спецназовцев ФСБ и МВД и сложить отдельные листы в свой офицерский кожаный планшет.

— Жди меня в гараже. И будь готов к дальней поездке, — сказал он водителю.

— Опять в Махачкалу? — недовольно спросил тот.

— Я же сказал — «к дальней поездке». В горы двинем…

— В горы — это хорошо… — непонятно чему обрадовался дежурный водитель, но лицо его просияло. Должно быть, водитель, как и сам Сергеев, любил езду на большие расстояния и за рулем чувствовал себя лучше, чем без него.

Однако выяснять, что стало причиной радости водителя, старший лейтенант не стал, не желая перебивать собственные мысли, которые намеревался выложить начальнику штаба отряда, и быстро вошел в штабной корпус.

— Дежурную машину в гараж отправил, — козырнув, доложил Сергеев капитану автороты, дежурному по штабу. — Приказал водителю готовиться к дальней поездке по республике. А я пока с докладом к начальнику штаба.

Он хотел было пройти мимо дежурного в кабинет начальника штаба, но дежурный сказал:

— А товарищ майор в роту ушел. К солдатам. В казарму то есть…

Сергей Николаевич резко развернулся и двинулся под лестницу, где был выход из штабного корпуса во двор военного городка. Он пересек обширный двор и прошел на первый этаж казарменного корпуса, занятый разведротой, что прилетела из Свердловской области на смену бывшей роте майора Одуванчикова. Сама рота была на выполнении задания на территории Ингушетии, что Сергееву было известно. Снова начались волнения среди ингушей по поводу территориальных претензий между двумя селами ингушей и северных осетин, и роту выставили на спорные территории, чтобы предотвратить кровопролитие. Административная граница была установлена еще советской властью, и нынешняя власть ее менять была не намерена. Сергей Николаевич рассчитывал найти начальника штаба в ротной канцелярии и уже направился было туда, однако дневальный по роте доложил старшему лейтенанту, что начальник штаба на первый этаж даже не заходил, только в двери заглянул, увидел дневального и сразу вышел, не дожидаясь доклада.

— Выше по лестнице поднялся, — сообщил молодой рядовой срочной службы. — Торопился, похоже, сильно.

Насчет «торопился, похоже, сильно» Сергеев сильно сомневался. Дневальный был из молодых солдат и вполне мог не знать обычную стремительную манеру поведения Одуванчикова.

Сергеев кивнул и сам пошел на второй этаж, где располагался его взвод вместе с четырьмя другими отдельными взводами, хотя хорошо знал, что его взвод, который временно возглавляет заместитель командира старшина Сережа Кондратенко, в настоящий момент, согласно расписанию занятий, должен находиться на стрельбище и отрабатывать скорость стрельбы при встречном огне, используя при отработке навыков страйкбольное оружие, патроны и соответствующую защитную амуницию.

Видимо, взвод там же и находился, поскольку в казарме его не было, как и еще двух взводов, тоже задействованных в миротворческой операции на административной границе Ингушетии и Северной Осетии. А бойцы одного взвода из пяти частично были заняты чисткой оружия, частично отдыхали.

Начальника штаба майора Одуванчикова Сергеев застал в канцелярии сидящим за письменным столом. Перед ним лежали страницы с расписанием занятий взводов.

— Как успехи, Сергей Николаевич? — спросил Одуванчиков, отодвигая от себя разрозненные листы расписаний и прекращая свое скучное занятие. — Подсказали тебе что-то дельное в МВД и в ФСБ?

— Есть некоторые успехи, и даже первый, на мой взгляд, подозреваемый появился, — ответил старший лейтенант, достал из своего офицерского кожаного планшета стопку бумаг с рапортами командиров взводов, нашел рапорт капитана ОМОНа Абдулкеримова и положил на стол перед майором, а из кармана достал мобильный телефон. — Но мне следует сначала позвонить, и только после этого звонка можно будет говорить о подозреваемом.

Он снова вытащил из кармана сложенный вчетверо лист, на котором начальник штаба утром написал фамилии и номера телефонов сотрудников МВД и ФСБ, проверил в своей памяти номер телефона майора Адилова и снова убрал в карман листок.

— Кстати, товарищ майор, — обратился Сергеев к Одуванчикову, — и майор Адилов, и подполковник Абдуллаев очень лестно о вас отзываются.

— С Махалом Камиловичем мы проводили совместную операцию, а вот Абдуллаева я что-то не припомню. Знаю только его фамилию, поскольку он ведет дело нового абрека.

— Это старший следователь Следственного отделения ФСБ по особо важным делам.

— А разве у них «отделение», а не «Управление»? — переспросил начальник штаба отряда.

— Точного названия я не знаю, но мне кажется, что Управление только в Следственном комитете по республике есть. Но не в этом дело. Я говорю, что подполковник Абдуллаев хорошо о вас отзывался.

— Может быть, с чужих слов наслышан. Я лично такого подполковника не помню…

— Возможно… — легко согласился Сергеев и нажал кнопку вызова на мобильнике.

Длинные гудки длились долго, наконец Адилов ответил.

— Еще раз здравия желаю, товарищ майор. Старший лейтенант Сергеев опять беспокоит, — скороговоркой начал говорить Сергеев.

— Еще раз здравствуй, старлей. Прочитал рапорты? Что-то непонятно?

— Так точно, товарищ майор, прочитал. Особенно интересным мне показался рапорт капитана Абдулкеримова.

— Ну да… Я так и думал. Он же у нас по образованию журналист. Факультет журналистики Екатеринбургского университета когда-то окончил. Так что тебе непонятно?

— История с племянником профессора Бадави Ниязовича Ниязова. Он отвозил в музей два плохо сохранившихся кремниевых ружья…

— Да-да, — торопливо сказал Адилов. — Разве я тебе не рассказал? Вот же память! Чтоб ей неладно было! Хотел же сразу сообщить, но сам себя другими мыслями перебил…

Сергеев живо представил, как майор Адилов чешет суровый шрам, наискосок пересекающий его лоб.

— Так что вы, товарищ майор, запамятовали? — особо не стесняясь, перебил раздумья мента старший лейтенант Сергеев.

— Забыл рассказать подробности. В тот же день, после того как это все случилось, наведя некоторые справки, СОБР выехал на задержание «до выяснения» Мурада Асланова — это племянник профессора, — а взвод ОМОНа двинулся в музей. Разделились по договоренности. ОМОН быстрее справился с задачей, и капитан Абдулкеримов позвонил мне. Да, племянник профессора минувшим вечером сдал в музейную коллекцию два сильно разрушенных временем кремниевых ружья и в бухгалтерии музея получил деньги. Кстати, не слишком большие. Абдулкеримов мне позвонил после того, как сам осмотрел ружья и пришел к выводу, что стрелять из них невозможно, да и свежего порохового нагара в стволах нет. Теперь дело было за взводом СОБРа, которому следовало передать просьбу Абдулкеримова быть с Аслановым повежливее, поскольку он, скорее всего, ни при чем. Дверь квартиры СОБРу никто не открыл, хотя, по данным биллинга, мобильник находился дома. Майор Илаев специально звонил экспертам, чтобы они проверили. И профессору тоже позвонил. Тот ждал племянника и не понимал, куда тот делся, но предупредил майора, что Мурад вечером заезжал к нему домой и взял из сейфа двести тысяч рублей, которые должен был привезти профессору вместе с деньгами, полученными в музее. Племяннику, как своему первому помощнику, профессор полностью доверял, отдал ключи от своей квартиры и даже сообщил код сейфа. Профессор сам пытался несколько раз позвонить Мураду, но тот на звонки не отвечал. После этого разговора с Бадави Ниязовичем Илаев принял решение вскрыть квартиру. Асланов лежал сразу за дверью. У него была проломлена голова. Признаков жизни он не подавал. По всей видимости, преступление было совершено молотком, который валялся тут же. Согласно данным экспертизы, Мурад был убит за полчаса до взлома двери СОБРом. Видимо, убийца разминулся с полицией. На место преступления выехала вызванная майором Илаевым следственная бригада, однако денег она не нашла. Тело Асланова пока находится в морге судмедэкспертизы и пролежит там до момента опознания. Опознание будут проводить мать убитого и профессор, брат умершего отца Мурада. Таким образом, что мы, старлей, имеем? Теоретически Мурад Асланов мог быть стрелком-абреком. Конечно, без использования кремниевых ружей, которые он еще вечером сдал в музей. Но ему потребовался бы какой-то транспорт, чтобы обогнать нашу автоколонну, а потом раньше нее вернуться в Махачкалу, где его убили. Объездная дорога есть, но она и длиннее, и хуже основной. А у Асланова нет автомобиля, хотя есть водительские права, мы проверяли. И вообще, это дело похоже на обычное ограбление. А к археологам с расспросами собирается наведаться следственная группа Следственного управления республики, которая и ведет дело. Возглавлять группу будет старший следователь по особо важным делам Следственного управления полковник юстиции Гаджигусейнов. Не знаком, старлей, с таким?

— Никак нет, товарищ майор. Не знаком. Значит, Мурад Асланов из списка подозреваемых выпадает? — слегка расстроенным тоном спросил Сергей Николаевич.

— Выходит так, старлей! Ищи другую кандидатуру…

— Будем искать…