50+

От солнца, бьющего в глаза,

закрыл рекламный щит.

И вертолетик-стрекоза

над городом трещит.

Поймал последний светофор

на паузу меня.

Сорвусь, помчу во весь опор,

чтоб на исходе дня

вкатиться в старый городок,

где каждый дом знаком,

чтоб на истоки первых строк

взглянуть одним глазком.

И память — старый злобный тролль

с ухмылкою кривой —

толкнёт в плечо: хотел — изволь,

давай пройдись со мной.

Тут мальчик с девочкой дружил

и верил, что навек,

но видно не доворожил —

замёл дорогу снег.

Тут верный друг не мог стать «вдруг»,

был другом навсегда.

Но разомкнулся этот круг

уходом в никуда.

Тут был уют, топилась печь,

тут голос не дрожал…

И будет память больно жечь —

зачем ты приезжал?

Попыткой бегства

мне приснится на заре

мой город детства,

позабытый Назарет.

Там сонный поезд,

на стыках мелко семеня —

лишь успокоюсь —

в разлуку выбросит меня

на полустанок,

весь в изломах январей.

Ключи достану

от потерянных дверей…

Вновь до рассвета

глушить на кухне стылый чай,

искать ответы

и подбирать замки к ключам.

В заборе времени отыщется лазейка —

подгнившая доска иль проржавевший гвоздь…

Присяду я один на старую скамейку —

проникший в прошлое неосторожный гость.

Скамья хранит тепло того смешного лета,

где всё ещё потом, где всё ещё не зря…

Вращалась от руки огромная планета,

и вырывало прочь родные якоря.

И ветер ворошил заоблачные дали,

а мы глядели вслед кочующей звезде,

стояли на мостках и камешки бросали,

и парные круги бежали по воде.

Волною увлекло, глаза запорошило,

и время псов своих спустило с поводка,

растрачено тепло, и потерялось шило,

и вязкая слюна полыньево горька.

Неясный блёклый след почти не осязаем,

проложен наугад и манит в глубину…

И вот стою один, и камешки бросаю,

но ряска на воде — и не поднять волну…

В заборе времени отыщется лазейка —

во сне иль наяву, в мечтах или в бреду.

Я проскользну туда, где старая скамейка