По стопам богов. Между двух миров

Стая белокрылых ибисов пролетела над рекой, затопившей прибрежные поля. Там расцветали водяные лилии и цветы папируса. С балкона высокой башни юноша в белых одеяниях взирал на великолепие зелёной речной долины, протянувшейся змеёй далеко за горизонт. Он осматривал благоухающие клумбы и сады, разноцветные флаги и знамена.

Это буйство красок среди белоснежных стен Уасет — великой столицы Та Мери, неудержимо врывалось в сердце впечатлительного юноши и дарило вдохновение. Он вдохнул воздух полной грудью и заглянул в свою комнату. Через мгновение на балконе уже стоял деревянный раскладной столик с табуреткой, обитой шкурой леопарда. Юноша закрепил специальными зажимами папирус на столике, открыл палитру с красками и подготовил острую тростниковую палочку, которой пользовались писцы.

«Прекрасной Меритшерит…» — написал юноша. — «Сегодня я вышел на балкон ранним утром и увидел прекрасные цветы в долине Великой реки. И я задумался о том, почему они не трогают моё сердце, как прежде? Не потому ли, что мне довелось увидеть то, что затмевает красоту всех цветов в Та Мери? Смотрю я на цветы, но перед глазами образ твой. Как дикий гусь попал я в ловушку твоей прелести. И не буду таить того, о, Шерит, что в жар от красоты твоей меня бросает. Словно силки для меня твои волосы, как два бездонных озера глаза твои. И в их водовороте утопаю я. Позволь обнять тебя за плечи, чтобы удержаться на ногах. Позволь вдохнуть твой аромат, чтобы прийти в себя. Дай лишь услышать голос твой, что заменил мне пенье птиц. И будет сердце ликовать моё».

Юноша вдруг услышал звон дверных колокольчиков. Кто-то настойчиво пытался отвлечь его от письма возлюбленной.

— Один момент! — отозвался юноша. — Кого там принесло в такой час?

Он в спешке нанёс последнюю надпись на папирусе: «От наследного принца Нахтамона. Год две тысячи пятьсот тринадцатый эры Ухем Месут, день десятый, первого месяца, сезона Ахет⁴⁷». В дверь уже нетерпеливо тарабанили кулаком.

— Сказал же, иду! — раздражённо крикнул юноша.

Когда Нахтамон открыл дверь, перед ним возник полноватый мужчина в коротком парике и тонкой ухоженной бородкой. Он поклонился, и юноша ответил тем же.

— Медути? Не ожидал тебя увидеть сегодня, — сказал Нахтамон.

— Как, вероятно, и вчера, — улыбнулся писец. — Вчера Ваше Высочество пропустили занятие, я беспокоился, не заболели ли Вы?

Юноша почесал макушку в надежде соврать, но как только попытался придумать что-нибудь, все мысли спутались и разбились о камень совести внутри.

— Прости, Медути, я вчера упражнялся с воинами Хори, и, вероятно, так увлёкся, что совершенно забыл про наши занятия.

— Значит тебе физические упражнения кажутся более увлекательными, чем интеллектуальные? Этого следовало ожидать. — Грустно промолвил писец.

Юноша не хотел обидеть своего учителя, но и подобрать нужные слова не мог. Если бы Медути знал, что за беспорядок сейчас творится в сердце наследного принца, он, возможно, и понял бы его. Но последнее время Нахтамон был скрытен и совершенно не пытался проявить тягу к знаниям, чего требовали от него каждый день. Он пропускал занятия, стал невнимательным и расточительным. Именно поэтому Медути получил секретное распоряжение от Первой жрицы Амона проучить юношу так, «как это сделал бы его отец».

— Кеми, Аха, схватить его! — скомандовал писец.

Могучие братья ввалились в комнату наследного принца с цепями в руках.

— Прости, Нахтамон, но приказ есть приказ, — произнёс старший и набросился на юношу.

Младший схватил его за ноги и начал опутывать цепью, словно паук паутиной. Нахтамон даже не успел сообразить, что против него задумали, а когда понял — было поздно. Его связали по рукам и ногам и вырваться было невозможно.

— Не сопротивляйтесь, Ваше Высочество, для вашего же блага, — обратился к нему Медути.

— Что происходит, вы с ума все сошли? — кричал юноша.

Писец дал знак воинам, и они перевернули Нахтамона вниз головой. Аха с силой всадил в деревянный потолок, покрытый штукатуркой, металлический крюк, а Кеми подвесил на него связанного юношу, словно бычью тушу.

— Вам что, жизнь не дорога? — разозлился Нахтамон. — Я ваш господин! Как вы со мной обращаетесь? А ну-ка снимите меня!

— Тише, господин, — с издёвкой произнёс Аха, — а то весь город соберётся на вас посмотреть. В таком виде господину не стоит показываться на людях.

— Ах, ты… Вот только развяжи меня, я тебе такое устрою! — огрызнулся Нахтамон.

Тем временем Медути набрал воды в небольшую керамическую ванночку и поставил прямо под головой юноши. Затем достал маленький мешочек и высыпал его содержимое в ванночке. Порошок зашипел, вода запузырилась и приобрела молочно-белый оттенок.

— Это ещё зачем? — заволновался Нахтамон, тщетно пытаясь выбраться из западни.

— Всего лишь толчёная известь, — спокойно ответил Медути. — Раньше её часто использовали в школе писцов в Уасет, чтобы мотивировать неуправляемых учеников и добиться от них покорности. Самые нерадивые ходили с седыми волосами. Всем было видно тех, кто пропускает занятия и не выполняет задания.

— Если ты хотел, чтобы я пришёл на занятия, мог бы просто позвать, а не устраивать это представление! — Покраснел Нахтамон. — Ты не представляешь, что сделает с тобой моя мать, когда узнает…

— Ты хочешь, чтобы она узнала, что ты забросил учёбу?

— Нет… Ты не можешь так поступить со мной.

— Я — нет, а вот Кеми и Аха по моему приказу могут опустить тебя в известь. И твой отец поступил бы также.

— Медути, я больше не буду пропускать занятия, обещаю. Отпусти меня!

— Не будешь, — согласился писец, достав свои свитки из тубуса, — ведь деваться тебе уже некуда. Ты сам загнал себя в это положение, Нахтамон. И сейчас твоя судьба у тебя в руках. На этих свитках записаны тексты на персидском, эллинском и латинском языках. У тебя будет немного времени, чтобы перевести их. Через каждую десятую часа Кеми и Аха будут опускать тебя на один палец вниз. Если ты будешь медлить, твои волосы постепенно начнут терять свой естественный цвет. Это ведь гораздо интереснее, чем наши обычные занятия, правда?

— О, Амон, да ты спятил… Я же вишу вниз головой! — возмутился юноша.

— Говорят, что в таком положении кровь лучше поступает к мозгу. Время пошло! — произнёс Медути и поставил на столик, где стояла ваза с фруктами, механический измеритель времени.

Нахтамон был в шоке от поведения своего учителя. В его глазах застыл гнев. Медути — суровый учитель, но он никогда ещё не применял грубую силу. Это не его методы, разве что Хентит Сатамон подтолкнула его к этому! Только по её приказу он мог так поступить…

Писец взял со стола маленькую корзинку с финиками и отправился к балкону. Когда он вышел из комнаты, наследный принц грозно посмотрел на воинов, раскачался на цепях и бросил свитки в их сторону, насколько ему позволяли связанные руки.

— Господин? — удивлённо посмотрел на него Аха. Кеми стал быстро собирать папирусы.

— Неужели вы и правда думаете, что я стану переводить эту писанину? — рявкнул Нахтамон.

— Ты бы послушал старика, — шёпотом ответил Аха, остановив раскачивающегося на цепи юношу. — Он, кажется, совсем с катушек слетел…

— Если ты не подчинишься, у него есть второй план, — подтвердил Кеми. — И лучше бы до него не дошло дело.

— Немедленно отпустите меня, — прошипел юноша. — Я щедро награжу вас.

— Ага, а потом нас всех наградят плетью, — угрюмо промолвил Кеми и протянул папирусы Нахтамону.

Юноша недовольно схватил их кистью руки, так как предплечья его были плотно замотаны цепью. В таком положении трудно было даже прочитать текст, не говоря уже о том, чтобы перевести и понять о чём речь. Нахтамон, казалось, и не старался. Когда юношу опустили на четыре пальца вниз, и его изящный хвост погрузился в воду с известью, он не потерял самообладания и не разгневался.

— Поднимите его! — внезапно появился в комнате Медути.

Воины повиновались и вопросительно взглянули на писца.

— Развяжите и ждите меня во дворе, — подтвердил Медути.

Когда юношу поднимали, он больше не сопротивлялся и не пытался наградить своих мучителей гадким словцом. Воины распутали цепи. Нахтамон спокойно размял локти и перевязал побелевший хвост крепкой льняной лентой, чтобы не испачкать одеяния каплями известкового раствора. Когда Кеми и Аха вышли, Нахтамон сел возле столика с зеркалом в серебряной оправе и осмотрел свой хвост.

— Ты ведь уже перевёл тексты. — Произнёс Медути. — Почему молчал?

— Но ты ведь хотел покорности? — ответил Нахтамон. — Хотел наказать меня. Сначала я злился, но потом понял, что это наказание вполне справедливо. У меня только один вопрос. Если того пожелала моя матушка, почему сама не пришла?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — присел рядом с юношей на низкую табуретку Медути. — Твоя мать очень любит тебя и желает только добра, но она, к сожалению, не обычный человек. Она Первая жрица Амона, от неё зависит гармония в мире, благополучие нашей страны и каждого отдельного человека. На её плечах лежит слишком большая ответственность. Поэтому, если она не может быть с тобой, не значит, что ей наплевать на тебя. Ты поймёшь, когда твоим домом станет храм Амона, и ты тоже приступишь к жреческим обязанностям.

— А если я не хочу быть жрецом Амона? — Нахтамон встал на ноги и посмотрел на испорченный железным крюком потолок. — Вы меня заставите?

— Вот как. А чего же ты тогда хочешь?

Юноша глубоко задумался, но не смог дать ответ. Его с детства готовили, обучали и воспитывали только для того, чтобы он занял место своей матери, но чем быстрее приближался он к цели, тем больше она отталкивала его. Нахтамон противился своей судьбе, но где-то в глубине души знал, что ему всё равно придётся отправиться в храм Амона, покинуть дом, обрить голову и надеть жреческие одежды. Судьба Нахтамона была предрешена богами, а это важнее, чем его собственные капризы и желания.

— Хотел бы, чтобы у меня был старший брат или сестра, на которых можно было бы переложить всю эту ответственность, — промолвил Нахтамон.

— В твои годы и я так думал, — рассмеялся Медути.

— Серьёзно?

— Конечно! Но всё не так страшно, как тебе кажется. Да и два года службы в храме Амона не сравнятся со школой писцов, уж я-то знаю. Кроме того, когда ты пройдёшь обучение, с тобой будут твои слуги, советники, друзья. Я буду с тобой и, думаю, что Меритшерит тоже. Справляться со всеми тяготами будет гораздо проще, чем тебе кажется.

Нахтамон заметно покраснел. Он понял, что Медути увидел письмо, которое осталось на балконе и засмущался:

— Ты думаешь, она…

— Ох уж эта золотая пора, — довольно улыбнулся Медути и похлопал по плечу ученика. — Наслаждайся жизнью, пока ты молод и не переживай о том, чего ещё не случилось. Что касается твоего письма, ты прекрасно выражаешь свои мысли: красиво, стройно, мелодично. Этим ты меня приятно удивил. Помнится, в писцовой школе у меня был друг, настоящий поэт… Впрочем не важно. С твоим хвостом надо что-то делать. Не можешь же ты показаться Меритшерит в таком виде. Я знаю отличного цирюльника, он живёт в паре кварталов отсюда.

— А как же занятие?

— Пойдём пешком, дам тебе пару уроков ораторского мастерства по дороге.

Нахтамон улыбнулся и кивнул. В глазах Медути он видел душу родного человека, который заменил ему отца. Учитель понимал его как никто другой, даже когда он вёл себя, как капризный одиннадцатилетний мальчишка.

— Прости меня, Медути, — надевая сандалии, произнёс юноша, — я постараюсь не подводить.

Писец кивнул и повёл ученика за собой.

***

На площади перед вратами могучего храма маленькими кучками теснились акробаты, музыканты и жонглёры. Торговцы с двухколёсными тележками сновали по набережной и предлагали различные вкусности. Вдоль набережной стояли автоматы с водой⁴⁸. Стоило кинуть в небольшое отверстие специальный жетон и можно было насладиться чистой прохладной жидкостью. Дети прыгали в реку прямо с набережной, брызгали друг в друга маленькими водомётами и дразнили рыжего пса обглоданной говяжьей костью. Как можно дальше от этих озорников старались держаться благородные дамы в тонких льняных платьях и с пышными шевелюрами, украшенными цветами и ожерельями из лазурита и бирюзы. Их кавалеры гордо вышагивали подле них, держа в руках белые зонтики.

Неподалёку от пристани находился сад с большим прудом и множеством каналов, через которые перекинулись миниатюрные мостики. В садах в это время года расцветали яблони и акации, а в пруду можно было покормить диких уток. Целые лабиринты из деревянных оградок, овитых виноградной лозой, создавали тихие уголки, где собирались компании молодых людей, чтобы провести время друг с другом. Они расстилали свои циновки прямо на траве и беседовали, порой, до самого вечера.

— А ну не жадничай, Тия, я тоже хочу попробовать, — пыталась выхватить из рук подруги курительную трубку худенькая девушка в розовом платье и двумя красивыми хвостами, спускающимися на плечи.

Вторая, что была постарше, выпустила изо рта тонкую струйку дыма и хриплым голосом произнесла:

— Хороший табак, только сильно не вдыхай.

— Митхатхор, тебе ещё нет даже шестнадцати! — укорила её третья девушка, с заплетёнными в маленькие косички длинными волосами.

— И что теперь? — грубо возразила Тия, — Не слушай её, Мити, маленькая сестрёнка всегда была папенькиной дочкой. То нельзя, это нельзя. А ты попробуй!

Митхатхор несмело поднесла трубку ко рту и втянула густой дым. Её лицо покраснело, словно спелое яблоко, щёки раздулись. Она раскашлялась и выпустила трубку из рук.

— Я же говорила, тебе слишком рано пробовать табак! — прильнула к ней третья девушка и постучала по спине.

— Эх, слабачка, — усмехнулась Тия. — Ладно, туши. Ох, сестрички мои, как бы я хотела сама побывать за Океаном, увидеть табачные и чоколатные⁴⁹ поля, посмотреть на мальчиков с обсидиановыми глазами и клыками, как у ягуаров. У-у-ух!

— Отец говорил, что табак и чоколатль уже выращивают на Севере, — придя в себя, промолвила Митхатхор. — А как же твой Пабаки? Вы с ним больше не встречаетесь?

— Ах, кто такой Пабаки по сравнению с настоящим воином-ягуаром, сестрёнка?

— И ты бы могла разбить ему сердце, если бы тебе подвернулся кто-то другой? — удивлённо спросила девушка с длинными косами, перебирая тонкими пальцами свой амулет, висящий на изящной лебединой шее.

— Рядом с настоящей женщиной должен быть достойный её мужчина. Придёт время, и Пабаки сам это поймёт, или нам придётся расстаться. А пока меня устраивает и он. Что ты так на меня смотришь? — Захлопала своими ресницами Тия, словно это были чёрные крылья ворона.

— Ты очень жестока к нему, сестрёнка. — Промолвила девушка с длинными косами

— Ах, прости, не каждой посчастливилось так, как тебе, Шерит. А где, кстати, сегодня твой суженный? Не променял ли он тебя на бочку финикового пива с воинами Хори? — прищурила глаза Тия и стала похожа на хитрую гиену.

— Да, где он? — хихикнула Митхатхор.

— Во-первых, он мне не суженный, — ответила девушка. — Во-вторых, мы ведь договорились погулять сегодня только втроём, зачем мне было звать ещё кого-то?

— А вы уже целовались? — не могла никак угомониться Митхатхор. — На что это похоже? Как будто ешь сырую рыбу или телячий язык?

— Мы не целовались! — скривила обиженную мину Меритшерит. — И хватит об этом!

— Я так не думаю. Смотрите, кто там! — указала пальцем на короткостриженого юношу в белых одеждах Тия.

Он шёл уверенной походкой по дорожке, усыпанной брусчаткой. Его профиль, словно выточенный из гранита, и глаза цвета свежей зелени излучали мощную, притягивающую энергию. Его крепкие плечи отражали молодецкую удаль. Как всегда, на его руке красовался браслет с изображениями кобры и коршуна из малахита и сердолика, но что-то в его облике определённо изменилось с их последней встречи.

— Эй, красавчик, не заблудился? — окликнула его Тия.

Юноша обернулся и посмотрел на девушек. Меритшерит робко опустила глаза, когда он подходил к ним.

— Нахтамон, у тебя новая стрижка? — улыбнулась Митхатхор. — А где же твой забавный ослиный хвостик?

Девушки громко рассмеялись, но юноша не оценил шутки:

— Посмотри, может он у тебя сзади вырос, Мити?

— Как грубо! — заявила Тия. — Ты чего такой злой, Нахтамон? Тебя что, снова отлупили на занятиях? Или Его Высочество сегодня утром встал не стой ноги и наступил в кошачий помёт?

Митхатхор и Тия вновь залились громким смехом, но на этот раз юноша даже не обратил на них внимания. Он просто прожигал взглядом Меритшерит:

— Я искал тебя, Шерит, думал мы сходим вместе в театр, но оказалось, что на сегодня уже все билеты раскуплены.

— Даже для его сиятельства наследного принца не нашлось лишнего билетика? — усмехнулась Тия, но увидела грозный взгляд своей младшей сестры. — Ладно, молчу. Оставить вас наедине?

— В этом нет необходимости, сестра. — Произнесла Мертишерит. — Прости, Нахтамон, но мы сегодня хотели погулять с девочками, втроём. Не обижайся, пожалуйста.

— Ничего страшного, — отмахнулся юноша и полез в свою сумочку, висящую на плече. — Возьми, это тебе.

Меритшерит несмело взяла свиток из рук Нахтамона и посмотрела в его глаза, словно обменивалась с ним мыслями. Вдруг Тия резко выхватила свиток и отбежала в сторону.

— Отдай! Я тебе приказываю! — рассердился Нахтамон и ринулся к Тие.

— Гусям будешь приказывать! — показала язык юноше Тия и бросила свиток Митхатхор.

Вторая девушка ловко поймала свиток, быстро развернула его и округлила глаза:

— Ого! Да тут такое!

— Мити! Это не прилично! — встала перед ней Меритшерит, но свиток снова полетел в руки ловкой Тии, которая обманным манёвром ушла от Нахтамона, пытавшегося поймать её.

— Ты только послушай: «Как дикий гусь попал в ловушку твоей прелести. И не буду таить того, о, Шерит, что в жар от красоты твоей меня бросает». — Продекламировала Тия.

— О, какой романтичный гусёнок, — рассмеялась Митхатхор.

В этот момент Нахтамон всё-таки схватил за руку Тию и вырвал у неё свиток.

— Забирай! — оттолкнула его Тия, — остудись уже, пылающий человек! Мити, пойдём, пусть голубки поворкуют, а то ещё прикажут бросить нас в темницу за то, что мы препятствуем междинастическому альянсу.

Две девушки, взявшись за руки, рассмеялись и ушли прочь. Меритшерит подошла к Нахтамону, ласково выхватила папирус из его рук и свернула, перевязав льняной ленточкой, которая висела на её поясе.

— Не сердись на них, Нахтамон. — Меритшерит взяла его за руку и посмотрела в глаза. — Сестра всегда завидовала тому, что из нас двоих ты выбрал именно меня. А Мити постоянно повторяет за ней.

— Значит, они просто глупые клуши, — вынес свой вердикт Нахтамон.

— И всё же ты сердишься, — прильнула к нему Меритшерит.

— Нет, я просто говорю, как есть.

— Назвать мою сестру глупой? Ты недооцениваешь её.

— Мне плевать на неё.

— Пусть будет так. Тогда может пройдёмся по парку вместе, раз уж ты распугал всех глупых клуш, — улыбнулась Меритшерит.

Нахтамон взял её за руку, и они медленно последовали среди стен зелёного лабиринта, наполненного ароматами цветов и трав.

— Ты решил сменить причёску? — заметила Меритшерит.

— Это всё моя матушка, — нервно усмехнулся Нахтамон. — Надоумила Медути проучить меня за то, что я пропустил пару занятий. Он заставил меня переводить какие-то глупые декларации на языках иноземцев, а Кеми и Аха окунули в раствор с известью.

— Твой хвост покрасили в белый? — хихикнула девушка, прикрывшись ладонью.

— Тебе это кажется смешным?

— Я представила, как это выглядело, не обижайся. Короткая стрижка тебе идёт гораздо лучше, на самом деле.

— Хочешь, могу постричься на лысо. — Предложил юноша.

— И носить каждый день разный парик, как Медути? — вставила Меритшерит.

— Нет, буду наматывать на голову тюрбан, как персы. Тебя так устроит?

— Меня устроит всё что угодно, лишь бы это был ты, Нахтамон, — улыбнулась ему Меритшерит.

Её ясные глаза внимательно всмотрелись в лицо Нахтамона. Он не мог оторваться от милых ямочек на её щеках, от губ цвета спелых персиков, от лебединой шеи, на которой сверкал серебряный амулет. Она приблизилась к Нахтамону так близко, что он мог чувствовать её дыхание и запах волос. Они нежно соприкоснулись кончиками носов, словно кошки. Нахтамон задумался:

— Смех-смехом, но ведь мне действительно скоро придётся состричь свои волосы и переехать в храм Амона. Возможно, мы расстанемся надолго.

— Я буду ждать тебя, знай, — обняла его за шею девушка.

— Правда? — удивился Нахтамон.

— Почему ты так боишься, что я или кто-то из твоих друзей бросит тебя?

— Не знаю. Может быть потому, что так поступила со мной мать, когда стала Первой жрицей Амона. Мне постоянно говорили, что она заботится обо мне, переживает, а я даже не помню, когда последний раз мы виделись с ней, когда говорили о чём-то, кроме государственных дел. Порой мне кажется, если бы не Медути, она забыла бы о моём существовании.

— То же самое и с моим отцом, — вздохнула девушка. — Если бы не моя сестра, то я бы вряд ли ощущала, что у меня есть семья. Но такова наша судьба. Боги уготовили нам особенный путь. Вероятно, что я тоже отправлюсь в храм Хатхор, когда придёт моё время, но потом мы снова будем вместе, обещаю. Потому что есть кое-что сильнее воли богов в моём сердце.

— И в моём тоже. Я люблю тебя, Шерит, — обнял её Нахтамон.

Чувства юноши были взаимны. Она прильнула к его груди, и его душа успокоилась. Он знал, что его беззаботные дни закончатся, но верил, что любимые люди останутся рядом.

— Слушай, недавно у моего отца гостил вельможа с севера и привёз ему интересную вещицу. — Вдруг вспомнила Меритшерит. — Скорее всего, опять какой-то антиквариат. Отец не показывал её нам, но, как и всё остальное, хранит в подвале. Как насчёт того, чтобы пробраться туда, как мы делали в детстве?

— В детстве мы могли протиснуться через воздуховод, но сейчас мы вряд ли там пролезем, — засомневался Нахтамон.

— У меня есть ключ. — Засмущалась девушка.

— Откуда? — удивился Нахтамон.

— Отец иногда доверяет его одной служанке, а эта растяпа однажды оставила его прямо на кухне, рядом с жаровней. Ну я его и взяла на время и попросила местного кузнеца сделать копию.

Меритшерит теребирала в руках талисман и старалась не смотреть на юношу, словно чувствовала вину перед ним.

— Ох, Шерит, — рассмеялся Нахтамон. — Порой я думаю, такая ли ты чистая и покладистая девушка, какой кажешься на первый взгляд.

— Все девушки хитры и коварны, — улыбнулась Меритшерит. — Но хорошо, когда они на твоей стороне.

— Иногда ты меня пугаешь.

— Так что, идём или нет? Уже сгораю от любопытства! — сделала жалостливую мину девушка.

— Конечно, я в деле! Спрашиваешь ещё! — нетерпеливо воскликнул Нахтамон.

Меритшерит со своей семьёй жила неподалёку от парка, поэтому часто гуляла в нём. Помимо старшей сестры, с ней жил отец и несколько слуг. Иногда в дом приезжала женщина по имени Уабет — мачеха, с которой сёстры виделись редко, но которую содержал их отец после смерти своей первой жены. У неё был маленький сын, который, по словам отца, был их сводным братом и учился в другом городе. Ни Меритшерит, ни Тия особо не интересовались новой семьёй отца. Им было достаточно того, что эти люди не лезут в их жизнь. Канехет — отец девочек, будучи чати, возвращался домой уже после заката, поэтому девушки были предназначены сами себе и многочисленным слугам. Как и у Нахтамона, у Меритшерит и Тии была наставница — Майя, но она жила отдельно и навещала девушек раз в два дня.

Нахтамон и Меритшерит минули канал Двух Рыб, который отделял квартал знати от остального города. Потом они прошли через аллею обелисков, установленных в память воинам, погибшим тысячу лет назад, во время защиты южных земель от демонов Себау. Эти обелиски охраняли изображения воинственного сокологолового бога Монту⁵⁰ и богини-львицы Сехмет⁵¹. За аллей показалась небольшая площадь, украшенная замечательным каменным фонтаном со статуями бога Тота и богини Сешат — покровителей писцов. Неподалёку, в специально огороженных садах обитали священные павианы, и находилась крупная библиотека рядом с особняками знати. Въезд туда всегда охраняли вооружённые до зубов меджаи. Через белоснежные пилоны, украшенные глубокими рельефами, то и дело проезжали богатые экипажи.

Резиденция чати находилась в центре этого квартала, и ей насчитывалось уже несколько сотен лет. Каждый последующий чиновник, занимающий, по сути, должность первого министра, получал в распоряжение шикарную трёхэтажную виллу, со слугами, которые жили и умирали в этом поместье, и со всем богатым, но в то же время обветшалым интерьером. За годы службы чати могли отремонтировать часть этого поместья, но они понимали, что его потомки, возможно, уже не будут жить здесь, поэтому вкладывали все заработанные средства в недвижимое имущество в другом месте или даже городе. К особняку примыкали конюшни, стойла для коров и быков, загоны для птицы. Всем хозяйством занимались слуги, жившие либо в самом особняке, либо в отдельных бараках, которые уже рассыпались от старости. На территории поместья были даже маленькие святилища для важнейших богов Та Мери. Два жреца следили за святилищами и помогали хозяину совершать приношения и ритуалы.

Смотритель поместья добродушно встретил Нахтамона и Меритшерит и предложил им отправиться в трапезную, однако девушка отказалась и потребовала, чтобы никто не тревожил их. Стараясь не попадаться на глаза слугам, Меритшерит провела Нахтамона к кладовым, где отец хранил не только продовольственные запасы, но и диковинные дары, которые привозили вельможи со всех уголков страны. Девушка вложила ключ в замочную скважину и тихо провернула замок. За дверью оказалась каменная лестница, ведущая в царство мрака и холода.

— Зажги, пожалуйста, лампу, она там! — указала Нахтамону Меритшерит на маленькую нишу в стене.

— А разве тогда твой отец не заметит, что её зажигали? — прошептал Нахтамон.

— Он никогда не спускается сюда сам, — ответила девушка. — Посылает слуг.

Узкий проход вёл в галерею, вырубленную в известковой скале. Она была уставлена деревянными сундуками, большими глиняными кувшинами, мешками и корзинами со свежими овощами.

— Ты бывал когда-нибудь в дворцовой кладовой? — спросила Меритшерит, осторожно ступая по холодному полу пещеры.

— Шутишь? Она охраняется не хуже, чем сокровищница Амона. — Освещая путь фонарём, произнёс Нахтамон.

— У отца тоже есть опасные ловушки…

— Что?

— Шучу я, успокойся, — тихо посмеялась Меритшерит. — Отец надеется, что изображения богов защитят его сокровища от чужаков. Ну и ещё вот эта странная дверь.

Нахтамон осветил дальнюю стену и остановился как вкопанный. Перед ним возникли статуи грозной львиноголовой богини Сехмет, держащей в руках длинные ножи. Они выглядели, как настоящие, хотя были сделаны из камня. На створках двери показались два кроваво-красных божественных ока. На петлях были изображены странные звероподобные существа — духи-охранники. На двери не оказалось ни ручки, ни замочной скважины.

— Ты веришь в гнев богов, Нахтамон? — спросила Меритшерит.

— Верю. А ещё я верю в принципы, — улыбнулся юноша. — И один из моих принципов говорит мне, что нельзя останавливаться на полпути. Я уже видел такую дверь раньше.

— Значит, ты знаешь, как её открыть? — завороженно произнесла девушка.

— Да, Шерит, только это не обычная дверь, и мне нужна будет твоя помощь. Видишь кинжалы в руках могучей богини?

— Вижу.

— Хватайся за их рукоятки и повторяй за мной…

Меритшерит, поборола мимолётную дрожь, прошедшую по всему телу от спины до кончиков пальцев, и взялась за рукоятку кинжала, опасливо взглянув на лик богини Сехмет.

— О, Могучая богиня, — подобно жрецам Амона затянул юноша.

— О, Могучая богиня, — повторила за ним Меритшерит.

— Не тронь меня, входящего в твою сокровищницу.

— Не тронь меня, входящего в твою сокровищницу.

— Ибо я наивная маленькая девочка, которая залезла в кладовую папочки.

— Ибо я наив… Постой! Что?

— А теперь резко тяни вниз! — скомандовал Нахтамон, и Меритшерит машинально послушалась его.

За створками что-то щёлкнуло, и они распахнулись.

— Она что магическая? — удивилась Меритшерит.

— Нет, Шерит, механическая. — Ответил Нахтамон.

— Я это и имела ввиду! — пытаясь скрыть свои неловкие мысли, произнесла девушка и тут же влетела внутрь.

Теперь пришла очередь удивляться Нахтамону. За дверью его встретили огромные статуи, столы из кедра с ножками в форме бога Бэса — хранителя домашнего очага, великолепные лампы в оправах из электрума, расписные алебастровые сундуки, статуи в полный рост с инкрустациями, множество амулетов и фигурок людей, сваленных в кучу. Единственный раз в жизни Нахтамон видел подобное, когда был ещё совсем маленьким. Тогда Хентит Сатамон взяла его с собой на Западный берег, туда, где находился мир мёртвых, гробница его отца. Примерно такую обстановку он застал и там.

— Идём, это здесь! — поторопила его Меритшерит, словно ничего особенного не увидела вокруг себя.

Что-то массивное стояло рядом с макетом корабля из дерева на каменном пьедестале.

— Откуда ты знаешь? — прошептал Нахтамон, всё ещё восхищаясь окружающими его предметами искусства.

— Интуиция, — задумалась Меритшерит, а потом стянула с каменной плиты льняное полотно.

Нахтамон прикрыл рот, сдерживая смех:

— О, Амон, что у них с головами? Где твой отец откопал это?

— Я же говорила, ему привёз вельможа с севера, — оглядывая рельеф на плите, ответила Меритшерит.

На плите были изображены люди со странными удлинёнными головами, неестественно-тонкими руками, их глаза были похожи на миндальные семена, а висящие животы со складками и широкие бёдра сильно выделялись на фоне остального тела. Судя по сюжету, рельеф изображал супружескую чету, но не было никаких подписей, как будто картина так и не завершена художником. Супруги сидели рядом друг с другом на креслах с подушечками и ножками в форме львиных лап. Муж нежно держал жену за руку, его пухлые губы совершенно нелепо смотрелись на узком лице с тонкой бородкой. Рядом с супругами, как маленькие несуразные копии своих родителей, стояли три девочки, полностью обнажённые, с тонкими поясками и лысыми головками. Над ними, вероятно, было изображено солнце. Его лучи держали в руках маленькие амулеты Анх — символы вечной жизни.

— Вряд ли художник, сотворивший это убожество, получил хотя бы мешок зерна, — с насмешкой заключил Нахтамон. — У твоего отца очень странные вкусы. Хотя, учитывая, что он оставил его в подвале…

— А мне кажется, в этой картине что-то есть. — взглянула на юношу Меритшерит, — посмотри. Они ведь любят друг друга и не скрывают свои чувства. А их дети? Разве это не мило? В этой картине как будто запечатлена сама гармония. И не смотря на стиль, она очень хорошо передаёт суть настоящей идиллии, до которой нам ещё очень далеко.

Нахтамон пожал плечами:

— Жаль, мы никогда не узнаем, кто здесь изображён. Зато мы можем познать гнев твоего отца, если нас застукают здесь. Мы нашли то, что искали. Надеюсь, твоё любопытство удовлетворено? Теперь давай выбираться.

Меритшерит кинула последний взгляд на рельеф и, взяв за руку Нахтамона, освещающего путь лампой, последовала сквозь мрак подземных коридоров, как бог Ра, за своим проводником во тьме Дуата⁵².