Данни, чемпион мира

Папа был отличным механиком. Люди везли машины к нему на ремонт издалека, за много миль, вместо того чтобы завернуть в ближайшую ремонтную мастерскую. Папа любил моторы.

— Бензиновый двигатель — это чистое волшебство, — сказал он мне однажды. — Только представь: если взять тысячу разных металлических деталей, и соединить их особым образом, и накормить их маслом и бензином, и завести машину, то эти железяки вдруг оживают, начинают урчать, гудеть и реветь и приводят в действие колёса, и те начинают крутиться с сумасшедшей скоростью…

Конечно же, я тоже влюбился в моторы и машины. Вы не забывайте, что мастерская стала моей комнатой для игр ещё до того, как я научился ходить, — а куда же ещё было папе меня девать, чтобы я не оставался без присмотра? В мастерской он мог целый день за мной приглядывать. Моими игрушками были промасленные шестерёнки, пружины и поршни, которых в гараже было полным-полно, и я вас уверяю, играть с ними было куда интереснее, чем с той пластиковой ерундой, которую подсовывают детям в наши дни.

Так что учиться быть механиком я начал чуть ли не с рождения.

Но когда мне исполнилось пять, пришла пора задуматься о школе. По закону было положено в пять лет отправлять детей в школу, и папа это знал.

Я помню наш первый разговор про школу. Это было в мастерской, как раз в мой пятый день рожденья. Я помогал папе менять тормозные накладки на заднем колесе большого форда.

— Хочешь узнать кое-что интересное, Данни? — спросил вдруг папа. — Ты легко можешь стать лучшим в мире пятилетним механиком.

Ничего приятнее я от него ещё не слышал. Я был неимоверно польщён.

— Тебе ведь нравится эта работа? — спросил он. — Нравится возиться с моторами?

— Ужасно нравится! — сказал я.

Он повернулся, посмотрел мне в глаза и ласково положил руку на моё плечо.

— Я хочу, чтобы ты стал великим механиком. Я буду тебя учить. А когда ты вырастешь, ты, я надеюсь, станешь знаменитым инженером-конструктором — это человек, который придумывает новые, лучшие двигатели для автомобилей и самолётов. А для этого, — добавил он, — нужно очень хорошее образование. Но я пока не хочу отправлять тебя в школу. Буду сам тебя всему учить, и в ближайшие два года ты научишься полностью разбирать и собирать небольшой двигатель, совершенно самостоятельно, без всякой помощи. А уж после этого сможешь пойти в школу.

Возможно, вы подумаете, что с папиной стороны это было безумие — делать из маленького ребёнка настоящего механика, — но только ничего безумного в этом не было. Я схватывал всё на лету и обожал учиться. И, к счастью для нас, никто не стучал в нашу дверь и не осведомлялся, почему я не хожу в школу.

Два года пролетели быстро, и, верьте — не верьте, в семь лет я и вправду умел разбирать небольшой двигатель и собирать его снова. Разбирать — в смысле, разбирать полностью: поршни, коленвал и всё прочее до мельчайших деталей. Так что настало время идти в школу.

Школа моя была в ближайшей деревне, в двух милях от нас. Своей машины у нас не было. Мы не могли себе её позволить. Но до школы было всего полчаса ходу, и я был ни чуточки не против прогулок пешком. Папа ходил со мной. Он настоял на этом. А в четыре часа дня, когда уроки заканчивались, он уже поджидал меня, и мы вместе шли домой.

Так и текла наша жизнь. Мой мир состоял из автозаправки, мастерской, кибитки, школы и, конечно, ближних лесов, полей и ручьёв. Но мне никогда не бывало скучно. С моим папой вообще невозможно было заскучать. Он был искромётный: замыслы, планы, идеи летели из него, как искры из-под точильного камня.

— Славный ветер сегодня, — сказал он однажды субботним утром. — В самый раз для воздушного змея. Давай сделаем змея, Данни!

И мы сделали змея. Папа научил меня, как соединить четыре тонких палочки в форме звезды, а поперёк вставить ещё две, как распорки. Потом мы разрезали его старую синюю рубашку и натянули ткань на каркас нашего змея. Потом приделали змею длинный хвост из нитки и навязали на неё в разных местах лоскутки — то, что осталось от рубашки. Мы нашли в мастерской моток бечёвки, и папа показал мне, как привязать её к каркасу, чтобы змей хорошо балансировал в полёте.

Мы с папой взяли нашего змея и поднялись на вершину холма, того, что прямо за заправкой. Мне с трудом верилось, что такая штуковина из палочек и обрывков старой рубахи способна летать. Я держал бечёвку, а папа держал змея — и в тот самый миг, когда он его отпустил, змей поймал ветер и взмыл ввысь, как гигантская синяя птица.

— Выпусти ещё бечёвку, Данни! — крикнул папа. — Давай! Сколько сможешь!

Змей поднимался всё выше и выше. Вскоре он превратился в крошечную синюю точку высоко-высоко в небе. Как здорово было стоять на вершине холма и держать в руках что-то такое далёкое и такое живое. Это далёкое и живое натягивало бечёвку, билось, трепыхалось, как большая рыба.

— Давай поведём его домой, — сказал папа.

Мы стали спускаться с холма, и я по-прежнему держал бечёвку, а на другом её конце змей всё так же яростно рвался в небо. На подходе к кибитке мы очень внимательно следили, чтобы бечёвка не запуталась в яблоневых ветвях.

— Привяжи его к лестнице, — сказал папа.

— И он будет держаться в воздухе? — спросил я.

— Будет, если ветер не утихнет, — ответил он.

Ветер не утих. И вы не представляете, что я вам сейчас расскажу. Наш змей продержался в воздухе всю ночь, и наутро, когда мы завтракали, синяя точка всё ещё плясала и пикировала в небе. После завтрака я спустил змея на землю и аккуратно повесил на стенке мастерской — на будущее.

Вскоре после этого, одним чудесным тихим вечером, когда не было даже малейшего дуновения ветерка, папа сказал:

— Сегодня отличная погода для воздушного шара. Давай сделаем шар!

Папа наверняка запланировал это заранее, потому что, как выяснилось, он уже побывал в деревне в книжной лавке мистера Виттона и купил четыре больших листа папиросной бумаги и большую банку клея. Не прошло и пятнадцати минут, как с помощью всего лишь бумаги, клея, ножниц и куска тонкой проволоки он смастерил мне великолепный громадный воздушный шар. Он прицепил к нему снизу ватный комок, заткнул им отверстие — и воздушный шар был готов к запуску.

Когда мы вынесли его в поле за кибиткой, уже темнело. У нас с собой была бутыль денатурированного спирта и спички. Я высоко поднял шар, а папа присел под ним на корточки и тщательно пропитал спиртом ватный комок.

— Ну вот, — сказал он и поднёс к вате зажжённую спичку. — Крепко держи его с боков, Данни!

Из ваты вырвался столб жёлтого пламени — прямо в шар.

— Он же загорится! — выкрикнул я.

— Нет, — ответил папа. — Смотри!

Мы с двух сторон изо всех сил растягивали края воздушного шара, чтобы удержать их подальше от пламени, пока оно разгоралось. Но вскоре весь шар заполнился горячим воздухом, и опасность миновала.

— Почти готово! — сказал папа. — Чувствуешь, как он хочет взлететь?

— Да! — ответил я. — Да! Отпустим его?

— Пока нет. Погоди немного. Пусть он начнёт вырываться.

— Он уже вырывается! — сказал я.

— Пора! — крикнул папа. — Отпускаем!

Медленно, величественно и в абсолютной тишине наш чудесный шар поплыл в ночное небо.

— Летит! — заорал я, захлопал в ладоши и запрыгал. — Летит! Летит!

Папа был почти в таком же восторге, как я.

— Красавец, — сказал он. — Настоящий красавец. Никогда не знаешь, какими они будут, пока не запустишь. Не бывает двух одинаковых.

Шар поднимался всё выше, всё быстрее. Он был похож на волшебную шаровую молнию.

— А другие его увидят? — спросил я.

— Наверняка увидят, Данни. Он так высоко, что его должно быть видно на много миль вокруг.

— А они подумают, что это… что?

— Летающая тарелка, — сказал папа. — И вызовут полицию.

Лёгкий порыв ветра подхватил наш шар и понёс его в направлении деревни.

— Бежим за ним, — сказал папа. — Если нам повезёт, увидим, как он приземляется.

Мы побежали к дороге. Потом по дороге. Мы бежали и бежали.

— Садится! — крикнул папа. — Огонь почти погас!

Когда огонь погас, мы потеряли наш шар из виду, но примерно прикинули, на какое поле он сядет. Мы перелезли через ограду и помчались к тому месту. С полчаса мы впотьмах обыскивали поле, но шар так и не нашёлся.

На следующее утро я пошёл искать его один. Обыскал четыре больших поля и наконец нашёл. Шар лежал на краю поля, где паслось видимо-невидимо чёрно-белых коров. Коровы обступили шар и смотрели на него огромными влажными глазами. Но они его не тронули. Так что я принёс его домой и подвесил рядом с воздушным змеем, на стене в мастерской, — на будущее.

— Ты можешь запускать змея и один, когда захочешь, — сказал папа. — А вот шар — нет. Это очень опасно. Шар можно запускать только со мной.

— Хорошо, — сказал я.

— Пообещай мне, что никогда и ни за что не будешь запускать шар в одиночку, Данни.

— Обещаю, — сказал я.

А ещё у нас был дом на дереве. Мы построили его на верхушке большого дуба, что рос в дальнем конце нашего поля.

А ещё был лук со стрелами. Лук был из молодого ясеня, длиной в четыре фута, а оперение стрел сделали из хвостовых перьев куропатки и фазана.

И были ходули, на которых я сразу вырастал до десяти футов.

И бумеранг, который почти всегда возвращался и падал к моим ногам.

Но подарок на день рожденья был даже лучше всего этого. Перед днём рожденья мне целых два дня было запрещено заходить в мастерскую, потому что папа готовил сюрприз. И наутро в день рожденья я увидел сногсшибательную машину из четырёх велосипедных колёс и нескольких коробок из-под мыла. Это была не какая-нибудь таратайка: у машины были педаль тормоза, руль, удобное сиденье и мощный передний бампер на случай аварии.

Конец ознакомительного фрагмента.