Потерянные жизни

В субботу Виталий отдыхал. Как всегда после бессонной ночи, наполненной кошмарными видениями, под утро, он забылся и очнулся лишь в десятом часу. Спал он теперь не в своей спальне, а в детской, на Вериной, довольно вместительной кровати, потому что с некоторых пор стал бояться своей спальни. Эта спальня его тревожила. Вернее даже не тревожила, а пугала тем, что сохранила в себе, всё то, что здесь произошло в незабываемую ночь. Спальня стала комнатой памяти Анны. Всё, что здесь находилось: и двуспальная кровать, и зеркало над комодом, где любила причёсываться Анна, и шифоньер, и спальные тумбы, и небольшой диван — всё напоминало об Анне. И все эти предметы, да и сама спальня, как будто возненавидели Виталия, за то, что он лишил их возможности любоваться её красотой, пользоваться её добротой. Лишь при Анне вся это спальная комната наполнялась живой красотой, своеобразным сиянием жизни. Анна часто меняла портьеры, занавески, производила уборку, вытирала пыль, мыла полы, проветривала комнату, открывая настежь окна. Комната оживала и благоухала, подобно цветку, благодаря Анне. И вдруг всё это исчезло. Злая, неподвластная уму, сила погубила Анну. После её гибели, когда-то сияющая, чистая, уютная спальня превратилась в мрачный склеп. И в этом склепе, ещё при детях, Виталий напрасно пытался найти покой, долго не мог уснуть. Засыпая, он тут же просыпался — ему казалось, что в спальню входит Анна и ложится рядом на кровати. Дошло до того, что Виталий перестал заходить в спальню и даже закрыл её на ключ. С этой поры спальня не принадлежала ему. Она стала комнатой Анны, где без мыслей о ней он не мог бы прожить и минуты. Она беззвучно преследовала его. До него словно бы доносился тихий её шёпот:

«Зачем ты лишил меня жизни? Как теперь я буду одна, без детей?». В любом уголке спальни ему мерещилась Анна. Её образ заполнил всю эту комнату. Став здесь полновластной хозяйкой, Анна изгнала его из спальни.

Когда солнце стало подниматься выше, Виталий пошёл на кухню, поставил чайник на плиту. Достал из холодильника кусок колбасы и, порезав её на кусочки стал, есть вместе с булкой. Запил всё это зелёным заваренным чаем. Окончив холостяцкий завтрак, задумался — чем заняться. Дома он производил уборку довольно редко и сейчас перед ним этот вопрос не стоял. Выходить из дома не хотелось. Может почитать какую-нибудь книгу? Но он тут же отбросил эту мысль. Что за глупости. Вдруг у него возникла мысль — давно он не копался в огороде. Но тут же, он, как ошпаренный этой мыслью, постарался

позабыть про огород. Но было ужу поздно: огород для него стал синонимом Анны. Виталий вновь впал в меланхолию.

Вдруг в дверь постучали. Виталий встревоженно подошёл к дверям и, открыв их, увидел знакомого, добродушного капитана, которому сдавал заявление о розыске Анны. С капитаном был ещё один мужчина в штатском.

— Это мой помощник — пояснил капитан и добавил — мы насчёт розыска. Не вернулась ли супруга? А то мы ищем, а вдруг она уже дома.

— Нет. — неуверенно ответил Виталий, и вдруг почувствовал, что люди из милиции явились неспроста.

— Нам нужны кое-какие пояснения — сказал капитан и обернулся.

К Виталию подошёл второй мужчина, в штатском и вдруг громко крикнул:

— Быстро, вытянуть руки!

Виталий, машинально подчинился команде и вытянул вперёд руки, на которые тут же были натянуты милицейские браслеты.

— Ну, а теперь — обратился к Виталию мужчина в штатском — дайте подробное объяснение, где, когда, и при каких обстоятельствах Вы убили свою жену.

Вопрос был поставлен прямолинейно и чётко, и Виталий понял, что круг поисков Анны милицией замкнулся на нём. А ведь лишь недавно у него возникала мысль, что, если в милиции начнут подозревать его, ему не следует их дожидаться. Надо будет уехать куда-нибудь — хотя бы на Камчатку, просторы СНГ необозримы. «Не успел — промелькнула у него мысль — Но как они узнали? Не Вера ли?»

К этому времени в дом зашли ещё два работника милиции и эксперт.

Между тем человек в штатском, представился Виталию следователем и попросил его дать чистосердечные признания.

Но Виталий ответил ему, что он ничего не знает про Анну и сам её ищет.

Следователь Шарапов ожидал такого ответа. Он показал Виталию постановление о производстве обыска на территории домовладения и попросил милиционеров пригласить понятых. В качестве понятых в дом зашли ещё два человека: женщина средних лет, соседка Виталия через один дом и пожилой мужчина, его сосед по ближнему дому. С соседями он с давних пор не общался, и они были для него чужими людьми. Следователь объяснил

понятым их права и обязанности.

Всё происходило по нормам уголовно-процессуального кодекса.

При обыске дома, в спальне на поверхности нижней части маленького дивана были обнаружены небольшие капельки засохшей крови, которые были тщательно выделены экспертом и вложены в соответствующий пакет.

После обыска дома все вместе с Виталием вышли во двор и направились к огороду.

— Подозреваемый Краснопеев — ещё раз обратился следователь Шарапов к Виталию — согласны ли Вы добровольно признаться о совершённом вами деянии, а именно в убийстве своей жены?

Виталий машинально проглотил наплывшую слюну, и посмотрев на довольно

просторный огород, подумал: «Вряд ли они наткнутся на Анну. Весь двор придётся перекопать».

— Нет — хрипло ответил он — не признаю.

Обыск продолжался. Опытный Шарапов давно наметил место, где нужно было прокопать узкую канавку, которая могла бы пересечь яму, где, по его мнению, могла находиться убитая Анна. В этом он не сомневался. Он пошёл в тот конец огорода, который по его предположению был слишком разравнен и показал милиционерам, где и как копать. Когда они стали копать узкие канавы, идя, навстречу друг к другу, Виталий с ужасом понял, что они встретятся как раз там, где лежала Анна. Его охватило полное безразличие к тому, что происходило. Вся его жизнь представилась ему вдруг пустой, бесцельной и непонятной для его сознания. И даже та свобода, к которой он рвался и в которой хотел спрятаться от окружающего мира, показалась теперь ему призрачной и надуманной. И этот дом, где он хотел устроить своё, непонятное счастье, и этот огород, где кроме двух яблонь и груши, посаженных ещё отцом, ничего не росло, и даже небо над его домом, вдруг до боли в душе, стали чужим, неприятным, ненавистным.

Когда Шарапов пришёл к прокурору с постановлением о признания Краснопеева Виталия виновным, тот ознакомившись с материалами дела, тут же утвердил это постановление. «Молодец — сказал он Шарапову — зря я в тебе сомневался».