Тайный оракул

Я облегченно вздохнул:

— Дальше будет легко.

Да, то же самое я сказал перед тем, как сошелся в рукопашной схватке с Посейдоном. Тогда легко не получилось. Тем не менее наш маршрут до Лагеря полукровок представлялся достаточно простым. Прежде всего, порадовало, что я могу видеть лагерь, поскольку обычно он защищен от глаз смертных. Если вижу, то и войти сумею.

С того места, где мы стояли — на вершине холма, — нам открывалась вся долина: около трех квадратных миль леса, полянок и земляничных полей, ограниченных с севера Лонг-Айлендом и невысокими холмами с трех других сторон. Прямо под нами западную треть долины покрывал густой вечнозеленый лес.

За лесом, в холодном зимнем свете мерцали постройки Лагеря полукровок: амфитеатр, арена для фехтования, открытый обеденный павильон с белыми мраморными колоннами. По озеру плыла трирема. Двадцать домиков окружали центральную зеленую лужайку, на которой полыхал костер.

На краю земляничной поляны стоял Большой дом: четырехэтажное строение в викторианском стиле, выкрашенное в небесно-голубой цвет с белой окантовкой. Там будет и мой друг Хирон — у камина, с чашечкой чаю. Там я наконец-то найду убежище. Там меня ждет приют.

Мой взгляд скользнул вверх, к дальней стороне долины, где, на самом высоком холме, сияла во всем своем великолепии — золото и алебастр — Афина Парфенос. Когда-то эта внушительная статуя украшала Парфенон в Греции. Теперь она возвышалась над Лагерем полукровок, защищая долину от вторжения чужих. Даже на этом расстоянии я ощущал ее силу как инфразвуковой гул мощного двигателя. Сероглазая Старушка, бессменная стражница, бдительная, суровая, деловитая.

Лично я установил бы статую поинтереснее — мою собственную, к примеру. И тем не менее Лагерь полукровок представлял собой внушительное зрелище. Настроение сразу улучшилось, стоило только увидеть этот островок былого, напоминание о добрых старых временах, когда смертные знали, как строить храмы, и возносили жертвы на костер. Эх, как же лучше было все в Древней Греции! Ну, может быть, кроме некоторых мелких усовершенствований, внесенных современными людьми, — Интернета, шоколадных круассанов, продолжительности жизни.

Моя спутница замерла с разинутым ртом.

— А я про это место и не слышала, как же так? Билеты покупать надо?

Я ухмыльнулся. Просвещение невежественных смертных — дело приятное, и я никогда не упускал такой возможности.

— Видишь ли, долина замаскирована магическими границами. Снаружи большинство людей видят только скучные сельхозугодья. Кто подойдет ближе, того развернет, и он снова пойдет блуждать. Можешь мне поверить — я знаю, о чем говорю. Сам однажды пытался организовать доставку пиццы в лагерь. Та еще досада.

— Ты заказывал пиццу?

— Неважно. Что касается билетов… Да, всяких разных в лагерь действительно не пускают, но тебе повезло. Я знаком с начальством.

Персик зарычал, обнюхал землю, сунул в рот пригоршню грязи и тут же выплюнул.

— Похоже, здешний вкус ему не по вкусу, — сказала Мэг.

— Да, ну… — Я неприязненно взглянул на карпоса. — Вот придем и попробуем найти ему участок или какое-нибудь удобрение. Попрошу полубогов, чтобы его впустили, но было бы неплохо, если бы он не откусывал им головы — по крайней мере не с самого начала.

Персик пробормотал что-то насчет персиков.

— Что-то здесь не так. — Мэг снова взялась за ногти. — Этот лес… Перси сказал, что он дикий и заколдованный.

Я тоже ощутил какое-то беспокойство, но списал его на мое, в целом, неприязненное отношение к лесам. По причинам, вдаваться в которые мне бы не хотелось, лес для меня — место… неуютное. Тем не менее мой обычный оптимизм быстро вернулся — в конце концов, цель была перед нами, на виду.

— Не беспокойся, — уверил я свою спутницу. — Ты путешествуешь с богом!

— Бывшим богом.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не твердила тупо одно и то же. В любом случае обитатели лагеря всегда дружелюбны. Нас встретят со слезами радости. И подожди, пока увидишь ознакомительный фильм!

— Что?

— Я сам его срежиссировал! Ладно, пошли. Ничего такого плохого в этом лесу нет.

Такого плохого в лесу хватало.

Едва мы ступили под его сень, как деревья будто сдвинулись, обступая нас. Стволы сомкнули ряды, блокируя старые тропинки и открывая новые. Корни сплелись узлами, выступили кочками, превратив маршрут в полосу препятствий. Мы шли, казалось, по громадному блюду спагетти. При мысли о спагетти проснулся голод. Совсем недавно, несколько часов назад, мы ели в доме Салли Джексон семислойный соус и сэндвичи, но мой желудок уже сжимался и требовал пищи. Да и звуки темной, пугающей чащи тоже действовали на нервы. Даже карпос уже не вызывал раздражения, а его запах напоминал о коблере и мороженом.

Как я уже говорил раньше, теплых чувств лес у меня не вызывает. Приходилось постоянно убеждать себя, что деревья за нами не наблюдают, не хмурятся и между собой не перешептываются. Что они — просто деревья. И даже если в них есть духи дриад, эти дриады вряд ли могут винить меня за то, что случилось тысячи лет назад на другом континенте.

«А почему нет? — спросил я себя. — Ты-то себя виновным считаешь до сих пор».

Тут я сказал себе заткнуться.

Время пошло уже на часы. Обычно путь до Большого дома занимал меньше. Вообще-то я ориентируюсь по солнцу, что и неудивительно, когда тысячелетиями раскатываешь по небу, но под пологом ветвей свет рассеивался, а тени путались.

После того как мы в третий раз прошли мимо одного и того же валуна, я остановился и признал очевидное.

— Понятия не имею, куда мы забрели.

Мэг хлопнулась на поваленное дерево. В зеленом свете она еще больше походила на дриаду, хотя эти лесные духи не часто носят красные кеды и поношенные флисовые куртки.

— А как у тебя с навыками выживания? — спросила она. — Читать по мху на деревьях? Отыскивать следы?

— Нет, этим у меня сестра занимается.

— Может, Персик сумеет помочь. — Мэг повернулась к карпосу: — Эй, можешь вывести нас из леса?

Несколько последних миль карпос нервно бормотал что-то, то и дело бросая по сторонам взгляды. Теперь он принюхался, и его ноздри задрожали. Он склонил набок голову, и лицо вдруг вспыхнуло зеленым. Страдальчески тявкнув, зубастый малыш растворился в вихре листьев.

Мэг вскочила.

— Куда он подевался?

Я прошел взглядом по деревьям. Похоже, Персик поступил совершенно разумно. Почуял приближающуюся опасность и сбежал. Но делиться с Мэг своим подозрением я не стал. Она уже успела проникнуться к нашему спасителю теплыми чувствами. (Смешно — так привязаться к маленькому, опасному существу. С другой стороны, мы, боги, бывает, тоже привязываемся к людям, так что критика здесь неуместна.)

— Может, отправился на разведку, — предположил я. — Может, нам стоит…

«АПОЛЛОН».

Голос прогремел в голове, как будто кто-то установил у меня за ушами акустические колонки «Боуз». И говорило определенно не мое собственное сознание. Оно не женщина и не такое громкое. Однако же что-то в тоне голоса казалось смутно знакомым.

— В чем дело? — спросила Мэг.

Воздух проникся тошнотворной сладостью. Деревья нависли надо мной, словно волоски венериной мухоловки.

По щеке скатилась капелька пота.

— Нам нельзя здесь оставаться, — сказал я. — Внимай мне, смертная.

— Извини, не поняла?

— Э, в смысле… идем!

И мы побежали — спотыкаясь о корни, слепо, наугад, по лабиринту из веток и валунов. Путь нам преградил бежавший по каменистому ложу чистый поток. Едва замедлив шаг, я ступил по щиколотку в ледяную воду.

«НАЙДИ МЕНЯ», — снова произнес голос.

Теперь он прозвучал так громко, что прошил мой лоб, словно железнодорожный костыль. Я пошатнулся и упал на колени.

— Эй! — Мэг схватила меня за руку. — Поднимайся!

— Ты разве не слышала?

— Не слышала что?

«ПАДЕНИЕ СОЛНЦА, — прогремел голос. — ПОСЛЕДНИЙ СТИХ».

Я рухнул лицом в поток.

— Аполлон! — В голосе Мэг зазвенела тревога. Она перевернула меня на спину. — Ну! Вставай! Я же не могу тебя тащить!

Она все-таки попыталась. Тянула меня через реку, браня и ругаясь, пока наконец я, с ее помощью, не выполз на берег.

Я лежал на спине, всматриваясь испуганно в полог леса. Промокшая в ледяной воде одежда горела. Я трясся, как открытая струна Е на электрической бас-гитаре.

Мэг стащила мою мокрую зимнюю куртку. Ее куртка была слишком мала для меня, но она все же натянула мне на плечи сухой, теплый флис.

Мой смех прозвучал трескуче и ломко.

— Но я… я слышал…

«ПЛАМЯ МЕНЯ ПОГЛОТИТ. ПОТОРОПИСЬ!»

Голос раскололся хором злых шепотов.

Вытянулись и сгустились тени. Поднявшийся с одежды пар отдавал запахом вулканических газов Дельф.

Я хотел свернуться калачиком и умереть. Хотел вскочить и бежать, бежать на голоса, найти их источник. Хотя, наверно, случись такое, лишился бы рассудка навсегда.

Мэг что-то говорила. Трясла меня за плечи. Потом наклонилась — так близко, что из стекол ее «кошачьих» очков на меня уставилось мое собственное отражение — и наотмашь хлестнула по щеке. С трудом, но я все же разобрал ее приказ:

— ВСТАНЬ!

И я как-то встал. А потом согнулся, и меня вырвало.

Такого со мной не случалось давно, и я уже забыл, насколько это неприятно.

Потом мы шли куда-то. Брели. И я едва ли не висел на ней. Голоса шептали, спорили, рвали мой мозг на клочки и уносили их в лес. Я понимал, что скоро не останется ничего.

Ну и что. С таким же успехом можно уйти в лес и сойти с ума. Мысль эта показалась мне забавной. Я даже захихикал.

Мэг заставила меня идти дальше. Я не понимал слов, но тон был настойчивый и упрямый, и злость перевешивала ее собственный страх.

В этом состоянии расколотого сознания до меня смутно доходило, что деревья расступаются перед нами, неохотно открывая дорогу из леса, а потом вдалеке загорелся костер на поляне Лагеря полукровок.

Мне пришло в голову, что девочка разговаривает с деревьями, приказывает им убраться с пути. Нелепость, но смешная. Судя по поднимавшемуся от одежды пару, температура у меня поднялась выше сорока.

Мы выбрались из чащи прямо к костру, вокруг которого с десяток подростков делали сморы^[4]. Я истерически расхохотался, и они, увидев нас, поднялись. В джинсах и зимних куртках, с разносортным оружием на боку, они представляли собой самое суровое сборище любителей маршмэллоу, которое я когда-либо видел.

— Приветик! Я — Аполлон!

Глаза закатились, и я вырубился.