Золото Дункеля

По просеке, издавна служившей для вывоза леса, да перелеску отряд Круглова продвигался сравнительно быстро; в первый неполный день прошли верст двадцать. Круглов поначалу беспокоился, что не все в отряде выдержат конный марш — чекисты в своем большинстве из рабочих, — но оказалось, с лошадьми они справлялись вполне сносно — за переход никто не отстал.

Ночь провели в тайге, под открытым небом. С рассветом были в седлах. Но на этот раз продвигались по густому лесу, по узкой, едва приметной тропке, тесной даже для одного всадника. Чекисты выстроились в колонну по одному, выслали вперед людей для разведки, но, несмотря на все усилия, прошли за день значительно меньше, чем Круглов рассчитывал. Уже в сумерках отряд остановился на первой попавшейся поляне, достаточно широкой, чтобы расположить лошадей.

Распорядившись выставить караульных, Григорий собрал Калюжного и Прокопенко. Совещались долго. К вечеру следующего дня надо было добраться до Глуховки. Решено было отобрать трех человек наиболее опытных наездников и, не дожидаясь остальных, выступить во главе с Кругловым и Калюжным до рассвета. Оставшаяся часть отряда, под руководством Прокопенко, должна была прибыть в Глуховку не позднее десяти вечера. Проводником к нему Григорий решил приставить своего земляка, Василия Пыреева. Сам же Круглов к подходу основных сил предполагал разведать обстановку в деревне: если Дункель там — ожидать отряд в близлежащем лесу.

Они еще раз уточнили маршрут, сверили часы и командиры разошлись готовить предстоящий переход.

Круглов подсел к бойцам, расположившимся вокруг кипящих на костре котлов. Сзади кто-то похлопал его по плечу:

— Поешь, командир, — сказал, протягивая котелок и ложку, чекист. — Еда солдатская — проста, да братская…

Круглов поднял глаза на балагура:

— Это ты, Пыреев…

— Я, Григорий Михайлович.

— А сам что же?

— Ел уже.

Круглов взял котелок, помешал ложкой варево и попробовал на вкус.

— Съедобна? — усмехнулся Пыреев.

— Ничего вроде…

— Петька стряпал Корчемный… Вон тот, у котлов который. Он завсегда хорошо варит, из «топора», как говорится. Раньше у барев поваром служил.

Круглов не спеша поел, опустил ложку в котелок и принялся за кипяток, слабо напоминавший чай, поданный в обжигающей кружке вместе с сухарем.

— Как же ты, Васька, здесь оказался, в чекистах? — поинтересовался он, дуя на кружку.

Пыреев присел рядом.

— Так вот и стал. — Он подбросил в костер хвороста. — Как ты ушел на фронт в пятнадцатом годе, так вскорости и меня на германскую забрали. Там земляка нашего и встретил — дядьку Воротилу. Помнишь такого?

— Как же, помню бунтаря.

— Погиб недавно. Здесь, в городе…

— Жаль… не знал. — Круглов опустил кружку.

— Полтора года назад, в начале восемнадцатого, послали его по партейной линии сюда, в Чека. Здесь и убили бандиты. Хоронили его вот они. — Василий показал глазами на бойцов. — А я, значит, в конце восемнадцатого домой подался. Пока доехал — мобилизацию объявили, Колчака бить. И вдруг — Петр Петрович! Во второй раз, получается, встретил его. Он и забрал к себе. Рекомендовал, выходит, перед самой своей погибели…

Они помолчали. Круглов закурил.

— Дома-то был? — спросил он, затягиваясь.

— Был разок, удалось.

— Я вот ни разу. Уж четыре года будет. Как там мои?

— Не знаю. Полгода прошло. А тогда тяжело жилось матери твоей. Думаю, и сейчас не слаще. Как твой средний брат Иван в тайге сгинул, сдала Марфа Петровна. Не узнаешь ее… Ты хоть про Ивана-то знал?

— Знал, — глухо ответил Круглов и едва слышно, словно самого себя, спросил: — На что живут?

— На что? Колька теперь за кормильца — младшой ваш. Пристроился к Чалому, по дому его батрачит — так и живут…

— К Чалому! — вырвалось из груди Григория. — К бандиту этому!

— А чего удивляешься? — пожал плечами Пыреев. — Голод не тетка! Все на него работают. Он по пушнине у нас один хозяин, сам знаешь. В такое время попасть к нему на хозяйство — считай, повезло…

Василий тоскливо взглянул на Круглова:

— Мой-то брательник единоутробный — Евдоким, говорят, тоже у него в холуях теперь. Чуть ли не пятки Чалому лижет… Хочу вот повстречать, спросить по-братски, в глаза посмотреть…

Пыреев смолк. Молча, не мигая, глядел на костер и Григорий. Молчали и окружавшие их бойцы, видимо, также от нахлынувших воспоминаний…

Василий качнулся:

— А ты как же, Григорий Михайлович? Сказывают — командир эскадрона?

— Командир, матросы-папиросы, — согласился Круглов.

— В пехотной дивизии?

— В пехотной. Воевал — сам знаешь: где прореха — там завсегда мы, дивизионная кавалерия… Где жарко, одним словом…

— Это понятно… — протянул Пыреев и оглядел прислушивающихся к разговору чекистов. — Ты лучше вот что скажи: одолеем мы Колчака али нет?

Стало совсем тихо. Слышно было лишь потрескивание костра. Круглов огляделся и только сейчас заметил, что со всех сторон на него глядят лица затаивших дыхание бойцов. Он прокашлялся и сказал громко, чтобы слышно было всем:

— Одолеем черта, не сомневайтесь! Бьем эту сволочь — одни портки сверкают, матросы-папиросы! Через месяц-другой — сотрем адмирала в порошок, вот мой сказ!

У костра одобрительно зашумели:

— Так его в дышло!

Круглов подождал.

— Здесь, в тайге, и мы Колчака добивать будем! Спаймаем Дункеля, разыщем золотой груз — честь и хвала каждому из нас! Это и будет наш вклад!

Комэск вновь провел взглядом по лицам:

— Так достанем беляка, товарищи чекисты?

Вокруг загалдели:

— Достанем, товарищ командир!

— Смерть ему, беляку!

Круглов заулыбался:

— А коли так — завтра надо быть в Глуховке!

К пяти часам вечера следующего дня небольшой отряд, поднявшись на вершину крутого холма, вышел наконец из лесу. Внизу, далеко у подножия, вытянувшись неровными полосками вдоль крутого берега величавой реки, показались ряды покосившихся изб. Окруженные со всех сторон водой и лесом, они казались серыми мазками живописца, искусно нанесенными им на огромном полотне таежной природы — столь живописной, знакомой и близкой сердцу показалась открывшаяся взору картина. Круглов остановил коня, стянув с головы фуражку, обтер лицо и, прищурясь, посмотрел на скупое осеннее солнце.

— Глуховка… — негромко произнес он.

Павел покосился на командира:

— Стосковался?

— А то как же… — Круглов вздохнул. — Четыре года минуло…

Григорий резко развернул лошадь и обратился к ожидавшим команды чекистам:

— Внизу, хлопцы, Глуховка! Невелика деревенька, да только по сведениям ее председателя, именно здесь в последний раз и видели отряд Дункеля! — Круглов понизил голос. — Дядьку Остапова знаю хорошо. Крестный мой. Человек проверенный. Охотник добрый и товарищ надежный — не один год отец мой промышлял с ним в тайге… Так что верить ему можно! А по словам его, у Дункеля человек десять. Но вот в деревне ли он или ушел — того мы знать не можем. Посему поступим так: я с одним из вас спущусь вниз и выясню, что да как. Если беляков нет — дадим сигнал. Ежели там — будем ждать Прокопенко, и ночью возьмем их у местного мародера Чалого — у него бандиты, кажись, и постуют. Все понятно?

— Не все, — буркнул Калюжный. — Не здорово, Григорий Михайлович, что командир сам пойдет… Случись что — отряд без головы останется! Да и не сдали бы нас твои земляки… Тогда и Прокопенко ждать будет некогда — уйдет Дункель.

— Вот потому и надо идти мне, — отрезал Круглов. — Я для них свой, местный, — и расскажут все без опаски, да и сдавать своего никто не станет. Так что давай мне человека — и кончим разговор!

Павел минуту погарцевал на вдруг забеспокоившейся лошади и громко выкрикнул:

Конец ознакомительного фрагмента.