Адам и Ева: искушение любовью

Оно того стоило. Это удивленное лицо, бледность и соблазнительно приоткрытые губы, которые она только что явно кусала. Они покраснели и немного припухли.

Адам с трудом отвел от них взгляд. Хорошо, что взял с собой пачку волшебных пластырей, слишком уж притягивает его эта принципиальная Ева.

Особенно, когда она вот такая: в домашних коротких шортиках, белой майке на тонких бретельках и в идиотских голубых тапочках с мордой кота.

— Что? — она уперла руки в бока и майка на груди провокационно натянулась. Без лифчика, соски остренькие. Тоже от волнения?

— Может, впустишь меня? Чувствую теплый прием по запаху. Блинчики?

Она стояла на месте несколько секунд, как будто решала, пустить или нет. Это забавляло еще больше. Наблюдать за Евой интересно, в ней каждую секунду что-то меняется от страха к радости, от удивления к злости и обратно. Настоящий торнадо чувств, которые девушка совершенно не умеет скрывать.

Адам откровенно балдел от этого зрелища.

— Заходи, что ж с тобой делать…

— Жить. Буду контролировать процесс круглосуточно. Знаю, ты рада.

Разочарование. Вместо продолжения пикировки девушка развернулась на сто восемьдесят и прошла вглубь квартиры. Стукнула ладонью по ближайшей к коридору двери:

— Здесь твоя комната, надзиратель!

— Это кто тут еще надзиратель, — усмехнулся Адам и закатил чемодан сначала в коридор, потом и в комнату.

В квартире приятно пахло блинчиками, он втянул носом запах и довольно огляделся. Что ж, не так плохо. Конечно, это не его пентхаус, спроектированный в соответствие с безумной идеей гения, но вполне уютно. Кровать — есть, письменный стол — есть, шкаф — есть. Адам был неприхотлив и далек от любви к благам цивилизации. Есть где спать и чисто? Можно жить.

Бросил чемодан, так и не разобрав. У него были дела поважнее, одна маленькая вредная Фемида, которая слабо сказать не в восторге от внезапного появления соседа.

***

Ева сидела на кухне, поджав под себя правую ногу. Перед ней чашка с нетронутым чаем и стопка блинов, которую она тоже почему-то игнорирует. Брови чуть сошлись на переносице и оставили морщинку.

— Решила встретить меня блинами? — оперся на косяк.

— Решила вылечить себя после визита в твое логово. Поднять настроение. Увы. Ешь, если хочешь.

— Так говоришь, как будто появление соседа — это конец света. Между прочим, это ты меня вынудила приехать. Во-первых, мой дом благодаря тебе сейчас осаждают журналисты. Во-вторых, в офисе я не могу остаться, потому что там кто-то отравил воздух. В-третьих, ты подписала контракт, но я не думаю, что сможешь соблюсти все требования.

— Что? Это какие требования, по-твоему мнению, я не мог соблюсти? — нахмурилась еще сильнее. Адам поймал себя на мысли: хочется, чтобы улыбнулась.

— Честность. Ты не расскажешь мне правду о своих ощущениях. Слишком закрытая для этого. Делиться своими чувственными ощущениями? Да ты скорее удавишься и плевать тебе на контракт.

Довольный собой улыбнулся и уселся на свободный табурет, вытянув ноги. Все-таки есть что-то в этих старых кухнях с газовой плитой и колонкой. Этакий бабушкин уют, который напоминает о далеком детстве и походах в гости к менее обеспеченным родственникам. Эти воспоминания в его голове были смутными, но почему-то, самыми теплыми.

— Если я взяла на себя обязательства, я их выполню! — ожидаемо, Ева тут же встала в позу. Для этого ей даже не надо было подниматься с табурета.

— Проверим? Где таблетки? Можешь выпить прямо сейчас, а утром расскажешь об ощущениях.

— Думаешь, не смогу? Струшу? Закроюсь? — прищурила глаза. — Если справлюсь, ты отсюда съедешь?

— Я подумаю об этом.

Кажется, призрачного и ничего не значащего обещания ей было достаточно. Ева со всех ног рванула в свою комнату за пачкой таблеток. Демонстративно встала перед Адамом, достала из коробочки две светло-синих пилюли и проглотила, даже не запивая.

— И как вкус?

— Фруктовый. Их можно прямо так есть? — удивленно. — Как конфетки.

— Смотри не переборщи с конфетками. Не больше трех в день. Как насчет чая?

— Сам готовь, — демонстративно уселась обратно на табурет.

Адам довольно улыбнулся. Чай он себе и сам прекрасно сделает, не безрукий. Ева выпила таблетки, значит, сегодня ночью эксперимент начнется. Вряд ли с высоким уровнем успеха, но это и есть самое интересное. Тот момент, когда внутри неё все забурлит, когда Ева почувствует первые искры желания.

Напугают они её или понравятся? Что она будет делать?

Адам не мог отделаться от желания узнать, какие стоны будут слетать с этих тонких губ. Чье имя она будет кричать? Кто живет в этой прелестной головке.

Глупо считать, что там никого нет. Ева хоть и странная, но женщина. У каждой женщины на подкорке есть какая-то фантазия. Докопаться до неё, раскрыть и заглянуть… у Адама чесались руки.

Время ночь. Я точно знаю, что за стенкой, к которой примыкает мой диван, спит мужчина. Это странное и волнующее ощущение. Прикасаюсь ладонью к шершавой стене. Интересно, он вообще осознает, насколько мы близко? Нас отделяет друг от друга всего лишь несколько сантиметров. Это почти как ночевать в одной постели, но не знать об этом.

После той страшной ночи я никогда не лежала рядом с мужчиной. Интересно, что за таблетку я так опрометчиво выпила? Это из-за неё у меня так разогналось сердце и странно потеплело в груди или это он?

Жарко. Так жарко, что я расстегиваю три пуговицы старого платья-рубашки, в котором сплю летом, и откидываю тяжело одеяло в сторону.

Кажется, этой ночью я не усну…не усну…

Вопреки опасениям, проваливаюсь в сон стоит только закрыть глаза, а просыпаюсь от скрипа двери, странного шороха и острого желания. О боже!

Пытаюсь вскочить, но не могу. Тело мне не принадлежит. Я лежу на продавленном диване и чувствую, как низ живота наливается приятной тяжестью. Она оплетает поясницу и медленной змеей уходит между ног. Там влажно. Инстинктивно сжимаю колени и тяжело дышу. Что со мной происходит?!

— Не бойся, Ева, — бархатистый голос над ухом. — Это всего лишь сон. Приятный сон, и я часть этого сна. Почувствуй то, что происходит в тебе. Дай ему волю.

— Ты? — выдыхаю сквозь зубы, но не могу произнести имя.

— Я, — доносится ответ из темноты. — Слушай меня, я помогу тебе справиться. Просто делай все, как я говорю, и это прекратится. Используй правую руку, Ева. Подними её.

Удивительно. Я чувствую её, могу шевелить рукой. Первым делом вытираю пот со лба, но это не снимает ни капельки напряжения с тела, ни гасит тот огонь, что вспыхнул внутри. От низа живота он медленно ползет вверх, мое тело покалывает.

Впервые я отчаянно, до боли хочу, чтобы ко мне кто-то прикоснулся. Провел пальцами по моей коже или, возможно, губами, языком. Хоть чем-нибудь!

— Помоги, — выгибаю спину и почти умоляю, — прикоснись ко мне. Прошу.

— Я не могу. Я сон, — ласкает слух бархатистый голос. — Касайся сама. Не бойся. Расстегни пуговицы.

Послушная, дрожащими пальцами расстегиваю платье-рубашку и полы тут же стекают на диван, обнажая мое изуродованное шрамами тело. Это от лица пострадала только половина, зато впалый живот и грудь в сетке шрамов, которые никогда не рассосутся. Ненавижу их, ненавижу все, что случилось. Ненавижу себя и свое тело, но прикасаюсь к нему.

Медленно провожу ладонью по груди и задеваю острый сосок. Это как несильный удар током, слегка болезненный, но волнующий и приятный.

— Делай то, что нравится. Чтобы погасить огонь, тебе придется вспыхнуть по-настоящему, Ева. Ты прекрасна в своем желании. Гори. Гори для меня.

Левая рука обретает свободу. Я делаю в этом чувственном, бесстыдном сне то, что никогда не сделала бы в реальности. Накрываю груди ладонями, массирую, зажимаю соски между пальцами и оттягиваю.

О, как это приятно. Это фантастически, удивительно. Огонь, кажется, добрался до моего горла и сковал его, заставляя судорожно вдыхать. Я извиваюсь на постели, как змея, прямо на глазах у Адама Адамиди. От мысли, что он изучает меня сейчас своим пристальным, ироничным взглядом, я начинаю задыхаться. Это удовольствие в чистом виде, безумное, стыдное и такое сладкое.

— Внизу тоже много интересного, — слышу сквозь сладкий плен таящих мыслей.

— Я не умею. Не умею это, — шепчу, но послушно скольжу правой рукой по шрамам на животе.

Сгибаю ноги и развожу в стороны. Теперь я открыта вся. Смотри, бери, действуй. Но это сон, а значит, все можно. Мой сладкий, порочный сон, в котором я прикасаюсь пальцами в влаге между ног, нахожу чувствительную точку и аккуратно двигаюсь. Не понимаю как надо, но чувствую, как приятно. Второй рукой все еще терзаю грудь.

Двойной удар по выдержке, по моральным устоям и невинности. Я доступна, ласкаю себя на глазах у мужчины. Как сумасшедшая тру себя между ног, забывая обо всем на свете.

Есть только я и огонь, который пылает в каждой клеточке тела. Стону бесстыдно, кусаю губы и до боли оттягиваю сосок. Когда же это закончится? Нет, не заканчивайся! Пытка и удовольствие, безумие и желание большего. Да!

Выгибаюсь дугой и вспыхиваю, как и сказал голос. Тело дрожит от удовольствия, еще два движения и меня накрывает снова. Капелька пота стекает по виску прямо на подушку.

Я смогла. Я вспыхнула. Я сгорела. Я воскресла. Я проснулась от скрипа дверных петель и тихих шагов.

Реальность падает на меня огромным мешком с песком. Я лежу на своем диване в расстегнутом платье-рубашке и с широко разведенными ногами. Приятная истома все еще пульсирует во всем теле. На пальцах влага.

Ничерта это был не сон!

Понимание окатывает меня ледяным душем. Этот подонок манипулирует мной. Он поэтому переехал, чтобы проделывать это каждую ночь! Щеки вспыхивают. Я только что и правда кончила на глазах Адама Адамиди?

Я убью этого козла!

— АДАМ! — ору во все горло, забыв о том, что на часах три утра.

Выскакиваю из постели, на ходу застегивая платье, и бегу в соседнюю комнату. Сейчас ты у меня получишь, сумасшедший ученый!

Мало я тебя в изнасиловании обвинила, мало!