Тень, дракон и щепотка черной магии

Запыхавшийся Зигфрид влетел в свою хижину и, даже не остановившись, чтобы отдышаться и заварить чаю (и даже не вытерев лапы, что произошло с ним впервые), тотчас же ринулся к дубовому письменному (а заодно и обеденному) столу и отворил дверцу его единственной тумбочки. Внутри тумбочки притаилось несколько выдвижных ящиков, один из которых, верхний, был заперт на замочек. Зигфрид потянул на себя самый нижний ящик и, пошуршав бумажками, извлек маленький золотистый ключик. Повернув ключик внутри замочка три раза, он открыл верхний ящик и вытащил из него толстую папку. Этот фолиант Зигфрид пыхтя водрузил на стол и нежно смахнул с него тонкий слой пыли.

Внутри были сложены стихи, рисунки и рассказы, которые Зигфрид сочинил, нарисовал и написал еще в детстве, а потому стеснялся показывать другим дракончикам и не решался пересматривать сам, а также несколько писем от друзей и две открытки от бабушки. Одна открытка изображала дракончика, нежащегося на солнечном песке. Подпись гласила — «Я на пляже отдыхаю, вам того же я желаю.» На второй красовались красные цветочки и торжественное посвящение «На именины», а от руки было дописано «для внука З. от б.А.», что означало «для внука Зигфрида от бабушки Агнеты». Зигфрид, увы, с бабушкой знаком не был, но открыткой дорожил.

Но главным сокровищем фолианта были не старые стихи, и даже не памятные сувениры, а карта… Карта страны Драконии!

Зигфрид бережно развернул ветхий лист на поверхности стола.

Карта была небольшой и старой, и даже немного пожелтевшей, и подписи на ней были мелкими, но Зигфрид любил эту карту, потому что другой у него не было.

Он провел когтистым пальцем по рекам и холмам, мысленно отметив для себя, где находился его дом — на самой окраине города Плаксингтона, на краю лесистых предгорий. Затем дракончик отыскал на карте столицу Драконии, дивный град Хныкельбург, и, приложив линейку, замерил его удаленность от своей хижины и сверился с масштабом. Вышло ни много ни мало десять дней пути пешим ходом с остановками на завтрак, ланч, обед, полдник и ужин, а также на сон и отдых. Зигфрид легонько вздохнул и почесал голову.

Идти было далеко, но дракончик не привык отменять решения, принятые всем сердцем.

Да-да, Зигфрид собрался в столицу, чтобы в сиянии богатых палат просить помощи у драконьего короля!

Неосторожная фраза градоначальника навела его на эту мысль, и с тех пор наш дракончик обрел новую надежду — ведь кто как не справедливый и мудрый король услышит правду в его отчаянной мольбе, кто как не самый могущественный владыка подсобит страждущим и ничего об этом не подозревающим плаксингтонцам в отыскании пропавшей звездочки! Кто как не он — лучезарный Пафнутий Четырнадцатый! Эта надежда так воодушевила и увлекла бедного Зигфрида, что он нашел продолжение аудиенции у градоначальника решительно невыносимым, и именно с этим чувством был связан его неожиданный побег. Не будем винить дракончика за спесь, ибо его можно понять, и ему очень легко посочувствовать!

Зигфрид был романтичным дракончиком и очень любил мечтать, однако в нужные минуты он умел сосредоточиться и рассудить логически. Так он и поступил в тот же самый день судьбоносной беседы с градоначальником — день, который в своем дневнике он позже окрестил Днем Надежды.

Вот что делал Зигфрид в свой последний вечер дома, накануне большого Путешествия навстречу Надежде и Звездочке.

Первым делом он собрал котомку, сложив в нее все самое необходимое: тот самый дневник, карандаш, перочинный ножик и сухари. Также Зигфрид взял с собой фляжку со студеной водой из колодца (правда, к утру она уже нагрелась и стала не такой студеной, но все равно была приятна на вкус), курточку (на случай похолодания) и огниво. А на самое дно котомки Зигфрид запрятал кошель, в котором лежала целая горсть золотых монет — его сбережения за долгие годы.

Собрав вещи, Зигфрид бросил еще один взгляд на карту и заприметил, что в лесу на расстоянии одного дня пути притаилась деревня. Отлично! Здесь можно будет напроситься на ночлег!

Взволнованный до такой меры, что даже его сердце трепетало в сладостно-горьком предвкушении большого пути, Зифгрид еще долго ворочался в постели и не мог заснуть. Но под утро его веки все-таки сомкнулись, и дракончик погрузился в тревожный, возбужденный сон. А пока Зигфрид отдыхает, у нас есть немного времени для того, чтобы повнимательнее разглядеть карту, которую он так и оставил развернутой на столе.

***

Мохнатый тракт резвой ленточкой бежал через всю страну, соединяя друг с другом три крупных города.

На одном конце, на западе, среди изумрудных холмов и стремительных лазурных ручейков красовался Плаксингтон — родной город Зигфрида. На восточном конце Большой дороги, в краю песчаных дюн и неприступных вершин, располагался стольный град Слёзкинсберри, жители коего носили на головах тюрбаны и щурились, глядя на палящее солнце.

В самом же центре драконьей страны, близ истока великой реки Лакримозки, в окружении тысячи мерцающих горных пиков и мудрых вековых древ, притаилась пышная столица — Хныкельбург.

На юге и юго-востоке от Хныкельбурга возвышалась великая горная гряда; на Севере простирался бескрайний Зачарованный лес.

Мохнатый тракт, покинув Плаксингтон и стремительно пробежав на восток по долам да по равнинам, вскоре утопал в Западных лесах, затем на некоторое время вновь выскакивал на свежий воздух, навстречу столичным ветрам, а потом, пронзая Хныкельбург через центральные ворота уходил в подземные пещерки и выныривал с восточной стороны Великой гряды на самой границе Ведьминых топей, что раскинулись на многие мили вперед.

Самый низкий из горных пиков великой Гряды (который, тем не менее, показался бы великаном, окажись он среди более заурядных гор) звался Царь-пиком. На его вершине драконий король Сигизмунд V воздвиг неприступную твердыню — Белую Крепость. Стены ее были выполнены из белоснежного мрамора с черными прожилками, башенки ее были круглыми и аккуратными, а на самой высокой, заостренной башне развевался королевский штандарт. Впечатлившись чистотою горного воздуха, сей монарх окончательно переехал в крепость и учинил в ней свою резиденцию. С тех пор у Белой крепости появилось еще одно имя — ее прозвали Снежным дворцом.

Знать, стремясь быть ближе к правящей верхушке (и в буквальном, и в переносном смыслах), стала заселять склоны Царь-пика, подбираясь все ближе и ближе к Белой Крепости, пока наконец дома самых видных из горожан не застыли на почтительной дистанции от ее мраморных стен.

Многие дома были домами только на первый взгляд: нарядные фасады, роскошные крылечки да каминные трубы — вот и все, что роднило их с привычными жилищами простых наземных дракончиков. В остальном же то были пещеры, вгрызавшиеся в самую глубь могучей горы. Вместо потолков — каменные своды, вместо стен — твердая порода, тут и там приукрашенная гобеленом или портретом. Надо сказать, что дракончики умели соблюсти гармонию между величественностью и уютом, а потому даже в самой богатой пещере находилось место для домашнего камина и душевного комода. Такими уж они были, эти маркизы, бароны и графы.

У самого подножия горы и дальше расположились домики дворян попроще; обители купцов и ремесленников ютились у городских стен, а крестьяне поселились уже за пределами города, воздвигнув свои жилища по обе стороны от Мохнатого Тракта.

Великая Дорога разделяла город на две половины и уходила в горы…

Стены столичные были выполнены из желтовато-белого камня и оканчивались зловещими черными бойницами в виде симметричных изломанных зубьев, назначение которых никто из дракончиков припомнить не может.

Стены выходили из гор, Заключая город в свои круглые объятия. Те дома, что не уместились в чертогах города, ненавязчиво расположились у подножия его стен, а к ним в свою очередь примостились еще более поздние постройки, рынки, базары, кузницы и разрозненные деревни. Отсюда произошел извечный спор — а что же собственно считать Хныкельбургом — только ли сам город, что приютился между королевскими горами и цилиндром неприступных стен, или же, вдобавок ко всему прочему, близлежащие дома важных персон. Как мы уже знаем, крестьяне даже не претендовали на безопасность городского комфорта и самоустранились из спора с самого начала, расположив свои жилища таким образом, что даже сомнения в их обособленности ни у кого не возникало. Другое дело — зажиточные граждане, купцы и ремесленники, которым просто-напросто не нашлось место в пределах исторического Хныкельбурга — слишком уж мала оказалась его площадь для всех желающих. Они настолько прижались к городским стенам, оккупировали близлежащие холмы и заняли каждый свободный дюйм, что издали их обители могли показаться неотъемлемой часть города, на чем они сами из соображений престижа ретиво настаивали. Не все вельможи соглашались с такой позицией и презрительно щурили глаз (непременно один — так, чтобы нельзя было понять, попало ли дракончику что-то за веко, или он действительно важничает), узнавая, что их собеседник на самом деле не коренной хныкельбуржец, а так — из пригорода.

За всем этим безразлично наблюдал монарх, которому буквальная возвышенность его положения придавала неоспоримое преимущество — ввиду дальности дороги и крутости подъема не многие просители добирались до королевской обители и тем самым не отвлекали короля от важных государственных дел.

Река Лакримозка брала свое начало в самом сердце великой гряды и бесконечной чередой шумных водопадов низвергалась вниз, в южную долину. Оттуда она держала путь в сторону Великого моря, принимая по пути благодарные притоки в виде более мелких речушек.

Великая дорога была во многом похожа на Великую Реку.

Дороги от всех прочих городов и городишек неизменно стекались к мохнатому тракту. На многочисленных перекрестках неизменно стояли указатели на стройных черных столбиках в желтую полоску. Одна стрелочка указателя была неизменно направлена вдоль Тракта, в сторону столицы, и содержала надпись, выполненную наклонными буквами в завитушках. Вторая же стрелочка скромно намекала на существование побочного пути и небольшого городка на его конце, а потому ее буквы были прямыми и застенчивыми, а сама стрелочка была поменьше и покороче.

По такому нелегкому пути предстояло пройти дракончику Зигфриду, который вознамерился попасть на аудиенцию к самому Пафнутию XIV.