Моя. Чужая. Беременная

В машине едем молча. Я по привычке рядом с водителем, а потеряшку пришлось усадить на заднем сиденье между Егором и Дымом. Она так странно косится на них, когда думает, что никто не видит. Наверняка уже напридумывала себе всякие ужасы. Это написано у нее на лице.

Но разубеждать ее у меня нет никакого желания. Как и нянчится с ней. Надо же, выскочила на улицу в мороз почти голая. И куда бежать собралась, не помнит ведь ничего! Дура, что с нее взять.

Наблюдаю за ней в зеркало заднего вида.

Парни ухаживают, как могут. Интересуются: не тесно ли ей, может водички подать, пледиком ножки укрыть. Заботливые какие.

Она смотрит так, будто они ее уже четвертуют.

И откуда только взялась на мою голову?

Незаметно для себя начинаю ее изучать. У потеряшки тонкие черты, кожа бледновата, как у человека, который круглый год сидит в офисе. Глаза большие, зеленые, ровный нос, пухлые губы. Причем свои, если я в этом хоть что-то понимаю.

Ощущение, что она ни разу не была у косметолога. Слишком естественная. Таких не бывает. По крайней мере, в моем окружении.

Она нервно кутается в мое пальто. Из-под полы видны пальцы. Ногти чистые, аккуратно подстрижены, без намека на дорогой маникюр. А вот след от кольца я еще в больнице заметил. И, судя по его четкости, это кольцо она носила несколько лет. Что заставило снять его и когда?

— Простите, а долго ехать? — слышу ее тихий голос.

— Опять в туалет хочешь? — спрашиваю, не оборачиваясь.

И вижу в зеркале, как она заливается краской.

— Нет, — шепчет почти неслышно, — но меня тошнит.

Закатываю глаза. Беременная на мою голову!

— Влад, притормози, Егор, открой дверцу, пусть подышит минутку.

Парни выполняют приказ. Я смотрю, как она жадно хватает ртом морозный воздух.

— Тише, — предупреждаю, — простудишься.

Бросает на меня подозрительный взгляд:

— Переживаете о моем здоровье?

— С какой это стати? — выгибаю бровь. — Просто не хочу лишних проблем.

— Ну так отпустите меня — и дело с концом!

Ну вот, только что сидела, боялась, а теперь опять характер вздумала показать?

— Хорошо, — говорю примирительно.

— Хорошо? — в ее глазах вспыхивает удивление. — Вы меня отпускаете?

— Да. Егор выйди, выпусти ее.

Охранник подчиняется.

Зато потеряшка не спешит выпрыгивать из машины. Мнет мое пальто, поглядывает то на заваленную сугробом обочину, то на меня.

— Ну, чего же ты? — усмехаюсь. — Иди, тебя никто не держит.

Она сопит, но продолжает сидеть. Понимает, что идти-то ей некуда.

— Максим Николаевич, тут холодно, — гундит охранник, заглядывая в салон. — Можно я сяду?

Оборачиваюсь и смотрю на потеряшку. Она опускает глаза и придвигается к Дыму, освобождая место для Егора. Тот, стуча зубами, забирается внутрь.

— Поехали, — обращаюсь к Вадиму.

Машина мягко трогается с места.

Через сорок минут мы останавливаемся во второй раз. Теперь уже возле моего дома.

Завезли меня далеко.

Если бы кто-то знал, что я почувствовала, когда поняла, что мы покинули черту города! В тот момент мне хотелось выскочить из машины — и плевать на зиму, плевать на снег. Бежать куда подальше от этого Максима. Но я сидела, зажатая с двух сторон бритоголовыми амбалами, и боялась даже пикнуть. А теперь нервно ежусь при виде огромного особняка, к которому меня подвезли. Видно, что тут дома дорогие, видимо район для богачей.

Лай собак по ту сторону забора заставляет напрячься.

— Боишься собак? — усмехается Максим.

Хмурюсь. Нет, я люблю собак, наверное… любила когда-то в той, другой жизни. По крайней мере, отторжения они у меня точно не вызывают.

— Вот еще, — бурчу, пряча страх.

А там гавкают так, что у меня сердце из груди выпрыгивает.

Ворота медленно открываются. Машина въезжает во двор. Заливаясь лаем, со всех сторон к нам несутся натуральные лоси. Я насчитываю штук пять.

— Нравятся? — довольно отзывается Максим, явно гордясь своими питомцами.

— Ага, — киваю, стараясь не показать, что боюсь.

Хватит. Не хочу, чтобы он видел меня дрожащей. Пусть не думает, что меня легко запугать!

Машина останавливается возле крыльца.

Максим выходит первым, его окружают собаки. Ластятся к нему, поскуливают и машут хвостами.

Егор, если я правильно запомнила, открывает мне дверцу. Второй охранник тоже выходит. Морозный воздух проникает в салон.

— Чего сидишь? Со мной в гараж поедешь? — а это уже водитель обращается ко мне.

— Да, сейчас, — вылетаю из машины, кутаясь в пальто Максима.

Один из псов тут же подходит ко мне, начинает обнюхивать. Собачка в холке мне по пояс! Я ей на один укус!

— Не бойся, — подмигивает Макс. — Их сегодня кормили. А может нет…

С ужасом смотрю на него.

— Назад! — рявкает он, и собаки вмиг разбегаются.

Я выдыхаю. Бреду за ним на крыльцо, считая ступеньки.

— Прошу, — Максим открывает дверь и позволяет мне войти первой.

Дом огромный, в три этажа, с широкими панорамными окнами. На втором и третьем этаже нависают балконы. В первом, как я успела заметить, темнеет гаражная дверь.

Внутри нас встречает миловидная женщина лет пятидесяти. У нее короткие крашеные волосы. В ушах — серьги с янтарем, в руках — половник. Стоит увидеть его — и живот начинает бурчать. Я сконфуженно краснею.

— Максим Николаевич, доброе утро. Я подготовила гостевую комнату, как вы сказали, — она обращается к Максу, но смотрит на меня.

И с явным неодобрением.

Да-да, знаю-знаю, наверное ваш Максим Николаевич каждый день кого-нибудь с улицы в дом таскает. И вряд ли это бездомные котята…

— Благодарю, Татьяна Ивановна. Это… — он замолкает и окидывает меня оценивающим взглядом. Будто решает, как обозвать. — В общем, это новая помощница. Ася.

— Ася? — таращусь на него.

— Ты против? — и снова этот насмешливый взгляд, а еще вальяжные нотки в тоне. Словно я мышка, а он сытый кот. — Или имя свое вспомнила?

— Н-нет, — иду на попятный.

— Ну и отлично. Будешь Асей.

— Но почему именно Асей? — никак не пойму.

— Считай, что мне нравится это имя.

Домработница наблюдает за мной, поджав губы.

Максим без предупреждения кладет руки мне на плечи. Вздрагиваю.

— На входе принято снимать верхнюю одежду, или тоже забыла? — он помогает мне снять пальто. — Татьяна Ивановна, что на завтрак?

— Я приготовила блинчики с мясной и творожной начинкой. Все как вы любите, Максим Николаевич.

— Прекрасно! Любимое блюдо. Надеюсь, Ася умеет их печь, — и красноречиво смотрит на меня. — Покажите девушке ее комнату.

Да он самодур — наконец-то доходит! Ну ладно. Имя “Ася” мне нравится. Альтернативы-то все равно нет пока.

В воздухе пахнет выпечкой. Во рту собираются слюнки. Еще с клиники у меня ни крошки во рту не было, не считая трех глотков воды.

Мы проходим мимо огромной кухни. Там на столе возвышается огромная стопка блинчиков. Жду, что мы зайдем туда, но меня ведут дальше.

В конце коридора Татьяна Ивановна достает из кармана связку ключей и открывает дверь. Мы входим в небольшую светлую комнату. На стенах обои с серебристым рисунком, вся мебель в белых тонах. Возле стены пристроилась одноместная кровать, застеленная темно-синим покрывалом.

Платяной шкаф стоит напротив кровати. Там же комод, над которым висит овальное зеркало. Рядом — письменный стол, пара стульев и кресло. На стене замечаю небольшой плазменный телевизор. Плоский и тонкий.

— Можешь оставить свои вещи в шкафу. Там же сменное белье для кровати и подушка, — поясняет Татьяна Ивановна. — Гостевой туалет и ванная за следующей дверью.

— Спасибо, — благодарно киваю.

После машины голова еще немного кружится, чувствуется легкая тошнота. Хочется немного полежать, но есть хочется еще сильнее. Домработница кажется милой женщиной. Вот вспомню хоть что-то и обязательно попрошу ее помочь сбежать от Максима. Надеюсь, что есть куда.

Подхожу к окну и осматриваюсь.

Отсюда открывается чудесный вид на заснеженный сад и даже виден бассейн, накрытый брезентом.

— Вот, смотри, — Татьяна Ивановна открывает дверцы шкафа. — Сюда можешь сложить вещи. Я так понимаю, твой багаж ребята принесут.

Шкаф полностью пуст, но места в нем столько, что можно сделать отдельную комнату. Только на верхних полках виднеется сложенное белье.

— У меня ничего нет, — признаюсь.

Татьяна Ивановна удивленно смотрит на меня.

— Ладно, мой руки — и к завтраку, — командует она, указывая на еще одну дверь.

Я направляюсь туда. Это ванная. Все помещение занимает душевая кабинка из матового стекла, умывальник и скромно приткнувшийся в углу унитаз. Над умывальником зеркало с полочкой. Ого, кто-то заботливо оставил здесь полотенце, новую зубную щетку и пасту.

Быстро ополаскиваю лицо, чищу зубы.

— Я не знаю, кто ты такая, — говорит Татьяна Ивановна, останавливаясь у меня за спиной, — но Максим мне как сын. Увижу, что крутишься там, где не надо, увижу, что хочешь чего-то украсть — сразу ему доложу!

Я давлюсь зубной пастой. Кашляю, выплевывая в раковину белую пену. Ивановна эта смотрит так осуждающе, будто я уже что-то стащила. Мне кажется, она уже хочет меня обыскать, хотя я едва в дом зашла!

— И мойся быстрее, нечего зря воду лить.

Упс, видимо, дружбы не получится. Может, сказать ей правду? “Ваш великолепный Максим Николаевич сам виноват в том, что я здесь”…

Нет, лучше не надо. Не нужно настраивать ее против себя, она и так смотрит на меня, как на интервента. С большой любовью, в кавычках.

Поэтому молча выключаю воду, возвращаю щетку на место в стаканчик, вытираю руки и иду за домработницей.

В кухне уже ждет Максим. Сидит с недовольным видом, постукивает по столу вилкой.

— Почему так долго? Кажется, ты есть хотела? — придирчиво осматривает меня, потом домработницу. — Татьяна Ивановна, все в порядке?

Вот же торопыга!

— Руки мыла, — отвечаю ему. — Хотела еще переодеться, но у меня из вещей только это платье.

Он на минуту впадает в задумчивость, потом говорит:

— Ладно, садись, — кивает на стул напротив него. — Подумаю, что можно сделать.

Я сажусь.

— Хотя вряд ли тебе понадобится много вещей, — он вдруг широко улыбается. — Ходить все равно некуда, ты же ничего не помнишь. Так что одного платья вполне достаточно. Татьяна Ивановна, выдайте ей халат на смену.

И, ловя мой ошарашенный взгляд, мстительно добавляет:

— У нашей Аси страсть к техническим халатам синего цвета.

Вот гад!

Чувствую, как щеки начинают пылать.

— Может, мне вообще голой ходить? — бурчу еле слышно.

— А что, мысль неплоха. Всегда мечтал, чтобы меня обслуживали голые официантки.

Он смеется надо мной и даже не скрывает этого. А сам скользит по моей фигуре нахальным раздевающим взглядом.

Я кошусь на Татьяну Ивановну, представляя, как бы она обслуживала его голышом. Та молчит, поджав губы. То ли привыкла к выходкам хозяина, то ли сама не знает, как реагировать.

Зато мне в голову приходит отличная мысль. Хотя, лучше бы память вернулась.

Встаю из-за стола и походкой от бедра подхожу к Максу.

— Хотите, чтобы я вас обслужила? — мурлычу, поигрывая бровями.

Вот ведь память. Имени своего не помню, а как флиртовать — не забыла!

Макс с вальяжным видом развалился на стуле.

— Попробуй, — кивает по-хозяйски и продолжает смотреть на меня, не скрывая насмешки.

Ну что ж, сам напросился!

Беру тарелку с горячими блинчиками. Наклоняюсь к нему, выпячивая грудь. Да, маленькая, но есть на что посмотреть. Я в больнице хорошо себя изучила.

Вилкой цепляю верхний блинчик и кладу его Максу в тарелку, не забывая при этом маячить грудью у него перед глазами.

Голубой взгляд прикипает к моему декольте.

Все! Цель на крючке и ни на что не обращает внимания.

Цепляю второй блин, резко сдвигая его в сторону светлых штанов. Молодец, Макс, успел переодеться.

Горячий блинчик попадает в цель. Жертва резко подскакивает, сверля меня грозным взглядом. По его штанам расползается творожная начинка. Сам блинчик с печальным звуком шлепается на пол.

— Ой, извините, я сейчас вытру, — тянусь к салфетке. — Я просто жуть какая неуклюжая после больницы.

Невинно хлопаю ресницами.

— Не надо, — цедит Макс и отступает, словно боится, что я всю тарелку вывалю на него. — Сам вытру. Садись на место.

— Ладно, молодежь, — ворчит Татьяна Ивановна, — вам все игры, а мне теперь пол вытирать.

— Нет, — останавливает ее Макс и пристально смотрит на меня. — Ася все уберет. Верно, Ася?

— А доктор сказал, что мне нужен покой. На несколько дней, — едва сдерживаю смешок.

— Как для больной, ты чересчур резвая. Подозреваю, доктор меня обманул.

Я сверлю его почти ненавидящим взглядом. Ишь чего удумал! Чтобы я на коленках ползала перед ним и пол вытирала? Мне всего лишь стыдно перед Татьяной Ивановной. Она же не виновата!

Пока мы так препираемся, возвращается домработница с тряпкой.

— Я сама, — забираю у нее орудие труда.

Максим наблюдает, как я присаживаюсь на корточки у его ног. Смотрит на меня сверху вниз и молчит. А я уже ненавижу его. Так и хочется плюнуть на его кожаную тапку с вензелями известного бренда.

Но вместо этого соплю и собираю остатки злосчастного блинчика.

Внезапно накатывает тошнота. Перед глазами темнеет, комната кружится. Чувствую, как заваливаюсь назад…

— Ася? — словно издалека слышится голос.

Все, допрыгалась…

А потом меня подхватывают и куда-то несут.