Букетик лаванды на удачу

Проснувшись от запаха сырников и свежесваренного кофе, Александра прошла в душ и, посвежевшая, отдохнувшая, с еще влажными волосами, пришла к маме, на кухню. Пожелав друг другу доброго утра, мать и дочь принялись завтракать и ворковать о предстоящем дне. Отец уехал на работу, но обещал через пару часов вернуться домой. Вот и отлично! Есть время на сборы.

Посоветовавшись с мамой, Саша решила не откладывать разговор с Денисом и потому, урвав с тарелки горячий сырник, прошла в свою комнату, чтоб побеседовать с другом. Денис ответил сразу, чертыхаясь, и едва не рыча в трубку.

— Прости, Дэн, но я, кажется, влюбилась. Не звони мне больше. Просто пойми — не в силах перебить поток брани друга, проговорила Алекса и сбросила звонок.

Расставание всегда чревато неприятными разговорами и высказываниями. Кто-то готов к нему, кто-то нет. Иллюзорно считая, что мы имеем власть над другим человеком, мы будто указываем ему — как и с кем ему будет лучше. А на самом деле, в каждый из таких моментов мы думаем лишь о себе. Как я без нее или без него? Почему у нее все будет прекрасно, а я за бортом? Просто на принятие данного факта, что двум людям не по пути более, каждому из нас нужно разное количество времени.

Так и Саша, решила дать время Денису, чтоб он остыл немного и смог, возможно, простить ее и дружить в будущем.

В прихожей раздался звук открываемой двери, и Саша услышала громкий отцовский бас — он всегда так четко и жестко говорил по телефону.

Собравшись, взяв все необходимое для пикника, семья проследовала к авто. Поездка обещала быть приятной. Сев позади отца, Алекса принялась изучать новые сообщения в мессенджерах. От Макса ничего не было.

Выехав на трассу, отец включил музыку и семья, подпевая и немного даже пританцовывая, наслаждалась осенними видами из окна внедорожника. Листва еще местами оставалась зеленой, но кое-где уже приобретала желтовато — красный оттенок. Лишь сосны и ели величественно возвышались и выделялись своей зеленью. Приоткрыв окошко, Саша жадно вдыхала аромат хвои.

Все случилось абсолютно внезапно. Авто вдруг мгновенно повело, девушка успела закричать прежде, чем машина, перевернувшись несколько раз в воздухе и по шоссе, влетела в кювет. Жуткий грохот и все смолкло.

Очнувшись, в карете скорой помощи, от жуткой боли и невозможности нормально дышать, Александра, смотря по сторонам, пыталась увидеть родителей. Хотела спросить, но какая-то трубка во рту не давала этого сделать. Увидев, что девушка пришла в себя, медбрат сделал ей укол, и Саша снова провалилась в болезненный сон.

— Саша, Саш, проснись! Ну же! — такой знакомый, но очень встревоженный голос настойчиво звал ее. Ника… Да, это Ника! — мелькнуло в мыслях у девушки и снова, мимо воли, она отключилась.

— Пора просыпаться! Ох, как ты нас напугала! Но, все уже обошлось! Вытащили! С новым днем рождения, красотка! — проговорила некая пожилая женщина в белом халате, склонившись над девушкой. — Ты помнишь свое имя? Помнишь, что произошло? — уточнила доктор.

— Я — Александра. Помню. Где родители? Вы им сообщили, что я очнулась? О, папа так расстроится. Он всегда переживает, когда я болею. А теперь, я что-то ненадолго вышла из строя — шепотом проговорила Алекса и протянула руку к доктору. — Кто вы? Как ваше имя? — спросила она.

— Лидия Ивановна, твой реаниматолог. Только помолчи сейчас, отдохни и восстанавливайся. И, да, не бойся — мы собрали тебя качественно, будешь конфеткой. Все заживет. А сейчас поспи — проговорила доктор и направилась к выходу.

— Постойте! Мама, папа — вы им сообщили, что я пришла в себя? Почему вы молчите? Стойте же! Лидия Ивановна, я сейчас встану и пойду к главному врачу. Вы, почему не отвечаете? — просипела девушка, но доктор скрылась за дверью.

Зашла медсестра, улыбнувшись, молча, сделала укол и покинула палату.

А утро началось с визита Ники. Заплаканная подруга бесшумно вошла в палату. Саша проснулась от ее прикосновения.

— Ника! Я… О, как ты? Мои родители с тобой? — испуганно прошептала Саша.

— Понимаешь… Алекса, мы уж думали, что все… Никто не выживет. Я несколько недель дежурила у тебя под реанимацией. Как я рада, дорогая, что ты вновь с нами! — сжимая ладонь Саши, и прижимая ее к своей щеке, шептала Ника.

— Дурочка, конечно с вами! И с мамой, и папой, и с тобой… — хрипло произнесла Александра и разревелась. — Только вот они ничего не говорят про родителей. Ника, ничего, понимаешь? Я так думаю, что просто они также в реанимации, вот и не пришли пока. Слушай, уточни у этой Лидии, как ее там, ладно? Я волнуюсь, понимаешь? — шептала непослушными губами Алекса.

В упор, взглянув на Нику, Саша выдернула свою руку.

— Нет, не верю! Нееет… Я же тут… Нет, молчи, ладно! Молчи! — соленые слезы градом катились по щекам, больно пекли нежную кожу лица и скатывались на подушку.

— Саш, месяц прошел, понимаешь? Я провожу тебя, потом, к родителям… К месту, где сейчас твои родители… — не в силах, более сказать ни слова, Ника выскочила из палаты.

Этот крик слышала, наверное, вся больница. Это был жуткий стон раненого зверя, боль потери части тела, боль потери самого дорогого в жизни, животный гортанный ор изнутри.

Спустя пару недель, Александру выписали из больницы. Забрав все уцелевшие вещи, она, на такси, сопровождаемая подругой, вернулась в одинокий дом.

Квартира встретила холодно и неприветливо. Пусто. На столе, в гостиной, парная фотография с черной траурной лентой, стакан воды и корка хлеба. Дрожащей рукой, Саша взяла фото в руки. Она помнила этот снимок. Это была двадцатая годовщина свадьбы родителей. Отец, жутко серьезный по жизни, дурачился весь вечер и пел в караоке «Любимая моя…», в честь мамы. А мама, истинная леди, была одета в нежно-розовый костюм, который удивительно шел ей, пыталась совладать с игривым нравом мужа, и оттащить его от того микрофона, но ей это не удалось. Отец был чертовски силен и намерен допеть серенаду до конца.

— И он допел, мам, помнишь, он допел! — прижав фотографию к груди, раскачиваясь из стороны в сторону, Саша неистово разрыдалась.

Ночь она провела на полу в гостиной, попеременно рыдая, засыпая, разговаривая с самыми дорогими сердцу людьми.

К концу недели, Сашу вновь навестила Ника.

— О, нет, подруга, так не пойдет! Быстро к зеркалу! Ты себя видела? Я притащила яйца, фрукты, печенье, молоко и кефир. Сейчас позавтракаем! А ты, бегом, в душ! Бегом, я сказала! — и, прихлопнув в ладоши, Ника подтолкнула Сашу к ванной.

Подойдя к зеркалу, Саша отпрянула. Светло — русые волосы сбились на макушке и прилипли к щекам, глаза опухли, щеки впали, тускло — серый цвет кожи и царапины на лице, которые, однако, практически, зажили. Лишь рассеченная бровь и порез на шее еще были очень заметны.

— Мам, пап! А как жить? Я же не научилась без вас! Я же не умею, не смогу… — теплая вода струями стекала по лицу и телу, перемешиваясь со слезами и облегчая боль внутри.

Закончив водные процедуры, девушка завернулась в полотенце, еще раз взглянула на себя в зеркало, и покинула ванную комнату.

Из кухни послышался запах омлета и кофе.

— Вот так-то лучше! Приятного аппетита, подруга! — и ободрительно кивнув, в сторону Саши, Ника пододвинула тарелку поближе. — Я купила немного еды, до завтра хватит. К обеду будь готова, зайду за тобой, и пройдемся за покупками. Да и свежим воздухом тебе не помешает подышать. А то бледная, как смерть! — произнесла Ника, и осеклась, на слове «смерть». Однако Саша промолчала, уткнувшись в свою тарелку, она безжизненно перебирала вилкой кусочки омлета.