Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

^[37]

Андо встретил свою судьбу, когда карабкался вверх по горному склону к дому тетушки Сакуры. Судьба явилась в обличье монаха — и Андо чуть на него не наступил.

Монах лежал поперек тропы, словно бревно, скатившееся с вершины и застрявшее между двумя скальными выступами. Поначалу Андо и принял его за бревно. В лучах заходящего солнца оранжевые одежды монаха казались то ли осенними листьями, то ли хлопьями облупившейся коры. И только подойдя вплотную, Андо заметил остальное: закрытые глаза, до смешного огромный нос и седую бородку. Голову спящего венчал черный токин^[38], и по нему, да еще по одеждам, Андо понял, что перед ним — ямабуси, один из горных отшельников, объявленных вне закона.

Андо опасливо огляделся по сторонам, а рука его сама собой потянулась к мечу. Уж не сбросил ли этого монаха кто-то сверху? Может, какой-нибудь гневливый сёгун послал за ним самураев? Но пятен крови на одежде не было, да и голова лежала, по всей видимости, удобно. Похоже, ямабуси и впрямь решил прикорнуть и нарочно пристроился между камнями так, чтобы не скатиться.

Между тем солнце уже садилось, и Андо заволновался: ему предстоял еще долгий путь. С тропы сворачивать не хотелось. К тому же, если монах все-таки мертв, то ему уже ничем не поможешь, а если спит — тем более, лучше его не беспокоить.

Андо поудобнее вскинул мешок на плечо и занес ногу, собираясь переступить через монаха и идти себе дальше.

Из складок оранжевых одежд взметнулась рука, ухватила Андо за подошву сандалии и резко дернула, отрывая от земли. Андо взлетел и, перекувырнувшись через собственный мешок, приземлился, как ни странно, на обе ноги — хотя ни малейшей его заслуги в этом не было.

Теперь он стоял по другую сторону от монаха, а тот по-прежнему лежал как бревно. Глаза так и не открылись, и рука уже снова исчезла в складках одежд.

— Господин? — окликнул его Андо.

Монах даже не шевельнулся.

«Ну и что мне теперь сказать?» — озадачился Андо и почесал за ухом. Солнце уже почти скрылось за горным кряжем по ту сторону долины. Раздумывать над загадкой монаха было некогда.

— Спасибо, — сказал Андо и зашагал дальше.

— Я не дал тебе наступить на меня, а ты, вместо того чтобы извиниться, говоришь мне «спасибо»? — донеслось у него из-за спины. — Это очень необычно. Чрезвычайно странно.

Андо чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Я ни за что бы на вас не наступил! — заверил он, обернувшись к монаху.

— И верно. — Одним движением монах вскочил на ноги, точно молодое деревцо, которое согнули, привязав веревкой, а та внезапно возьми да и лопни. — И, надо думать, ни за что не стал бы заливать мне в глотку расплавленную медь.

Андо заморгал в удивлении:

— Мне бы такое и в голову не пришло! Расплавленную медь?

Монах досадливо отмахнулся:

— Бывало и хуже. Проклятые сюго^[39] всё шлют и шлют своих самураев, чтобы извести нас под корень… А тебе, парень, не стоило бы шататься по этой горе совсем одному на ночь глядя.

— Хороший совет от человека, который прилег поспать на этой горе на ночь глядя!

— На самом-то деле, — словно не слыша его, продолжал монах, — тут человека вообще редко встретишь.

И с явным подозрением прищурился на Андо.

— Я иду на вершину этого хребта, — пояснил тот. — Там, под горой Курами, живет моя тетушка, и до конца года я намерен прогостить у нее. Так что уже очень скоро я не буду совсем один… если ты перестанешь меня задерживать своей болтовней, — добавил он и снова закинул мешок на спину.

— Вот, значит, каким манерам нынче учат молодых в городе? Или ты среди тануки^[40] вырос?

— Что? — Андо закаменел от гнева. — Я вырос в приличной семье! И мне больше не о чем с тобой говорить, ты, жалкий бродяга! Сдать бы тебя местному сюго — и пускай делает с тобой, что захочет! Льет тебе в глотку расплавленную медь или что там ему еще взбредет в голову…

И с этими словами он ринулся вверх по тропе.

Ярость подхлестывала его, и Андо не сбавлял шагу. До тетушкиного дома, должно быть, уже подать рукой, думал он. Но в последний раз он был здесь еще ребенком. Напрягая глаза, Андо вглядывался во мрак перед собой: быть может, среди деревьев мелькнет огонек, укажет ему дорогу?

Тропа, до сих пор забиравшая направо, круто вильнула влево — и Андо застыл, как вкопанный, едва не столкнувшись нос к носу с тем самым монахом, с которым только что распрощался. Монах опирался на какой-то странный посох и выглядел так, будто стоит тут уже не первый час. Андо невольно оглянулся назад, недоумевая, каким чудом его так опередили. А может, этих монахов двое и они просто решили его разыграть?

— Я хотел попросить у тебя прощения, добрый юноша, — сказал монах. — Не надо мне было возводить напраслину на твое почтенное семейство. Теперь я вижу, что тебя воспитали должным образом. Прошу тебя, дозволь мне сопровождать тебя в этих горах. Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что тебе требуется помощь! Я уверен, что ты и сам прекрасно отыскал бы дорогу. Но все же я знаю эти горы лучше всех, кто живет в округе, и мог бы послужить тебе провожатым во тьме этой безлунной ночи.

— Откуда мне знать, что ты из вредности не заведешь меня куда-нибудь на край обрыва?

Монах задумчиво подергал себя за нос.

— Ну, коли так, разреши мне идти за тобой следом, охранять твою спину, — предложил он.

— От кого?

— Как знать…

— Ну, так или иначе, помешать тебе идти за мной я не смогу. Пришлось бы пятиться спиной вперед.

— Было бы трудновато, — кивнул монах.

— Только держись подальше, — предупредил Андо. — А то вдруг ты все-таки задумал столкнуть меня с обрыва.

В сомнениях покачав головой, он двинулся вперед по тропе — и поначалу оглядывался чуть не на каждом шагу, но его непрошеный спутник честно держался поодаль.

— Как зовут твою тетку? — через некоторое время спросил монах.

— Тетушка Сакура, — ответил Андо. — Она живет на вершине этого хребта, в красивом доме. Мои родители называют его летним домиком, но на самом деле тетушка живет там круглый год, с тех пор как умер дядя, — а умер он давненько. Тетушка Сакура — сестра моего отца, а мать с ней не ладит. Я с шести лет у нее не бывал.

— Четырнадцать лет прошло, — заметил монах.

— Да… Эй, а ты откуда знаешь? — Андо обернулся и уставился на монаха.

— Просто догадался, молодой воин.

— Ха! Я вовсе не воин. Я… в общем, я… я — художник.

И тут впереди, среди деревьев, блеснули огни.

— Туда! — крикнул Андо и припустил по тропе, которая уже превратилась в едва различимую полоску земли под ногами.

Наконец, он остановился перед открытыми воротами. За ними, на плато, стоял просторный дом, сияющий фонарями.

— Ну, вот и он! — объявил Андо.

— Дом твоей тетушки? — растерянно переспросил монах.

— Просто изумительный, да?

— Да уж. Изумительный. Как и ты сам, молодой… человек.

— Ты ведь знаешь мою тетушку?

— Не в этом качестве.

Внезапно вежливость превозмогла здравый смысл, и Андо спросил:

— Поужинать не хочешь? Мы с тобой долго шли. Наверняка ты проголодался.

— Голод есть нужда телесная, — промолвил монах. — Я же много пощусь, чтобы отринуть все подобные нужды и проникнуть взором в тайную суть вещей. Нет, я не поддамся соблазну! Здесь я должен с тобою проститься.

Он подошел к Андо, наклонил свой посох, покрытый причудливой резьбой, и снял одно из железных колец, привешенных к набалдашнику. Андо так и не понял, как он этот сделал.

— Это тебе, — сказал монах, протягивая ему кольцо.

Андо поблагодарил и сунул кольцо в мешок. А монах добавил:

— Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда здесь. Я не покидаю этой горы.

С этими словами он двинулся вниз по склону и вскоре растаял во мраке.

— По-моему, кое-кто чересчур много постится, — пробормотал Андо себе под нос, перевалил мешок на другое плечо и вошел в ворота.

Тетушка Сакура была одного возраста с отцом, но осталась такой же красавицей, какой Андо ее запомнил. Она вышла к племяннику в алом кимоно и ждала на верхней ступеньке. Андо поднялся по лестнице, тетушка его обняла, и в ноздри ему ударил запах цветов, влажных от росы, — такой свежий и чистый, что у него закружилась голова.

— Милый, милый племянник! О, да ты стал мужчиной! Неужто столько времени прошло?

— Да, тетушка. Я как раз об этом говорил с одним путником — четырнадцать лет…

— Еще один путник на этой горе? Посреди ночи? — перебила тетушка, вглядываясь в темноту за спиной Андо. — И ты не пригласил его в дом?

— Пригласил. Но он отказался, да так, словно я пытался заманить его в ловушку.

Тетушка закатила глаза.

— И кто же он был, этот безрассудный путник, не способный отличить честного юношу от разбойника?

— Какой-то монах, ямабуси. Я с ним случайно встретился. Такой высокий, с огромным носом картошкой. И ужасно нахальный.

Тетушка отступила на шаг и прижала пальцы к губам.

— Ты встретился с ним? — Она снова бросилась к Андо и крепко сжала его в объятиях, а он подумал — надо бы почаще давать ей повод вот так его обнимать. — Ах ты, бедный мой племянничек! Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Припозднись ты еще на час, не больше, — и тебе конец.

— Как это? Почему?

— На этой горе водятся страшные твари, Андо! Они тут повсюду рыщут, и не приведи боги тебе с ними столкнуться! Это тэнгу, злые духи. И они могут прикинуться кем угодно, хоть бы и монахом! Они воруют и едят детей. И у них огромные носы — точь-в-точь, как ты говоришь, у того путника. Наверняка это был кто-то из старших тэнгу. Дай ему волю — и он увел бы тебя прочь с тропы, прямиком на погибель.

«Ага, — сказал себе Андо. — Так я и знал». А вслух ответил:

— Он предложил проводить меня, но я отказался. Велел ему, чтобы шел позади.

Тетушка еще раз крепко стиснула его, и Андо основательно ощутил холмы и долины ее тела.

— Это и спасло тебе жизнь, милый племянник. Сюда он, разумеется, не войдет. Такие, как он, не могут войти в дом, если их не пригласят сами хозяева. Так что он не стал и пытаться — побоялся выдать себя.

Андо опустил подбородок на тетушкино плечо. Да, он и впрямь был на волосок от гибели! По телу его пробежала дрожь. Этот злой дух расставил на него силки и наверняка погубил бы его, не будь он так осторожен.

Тетушка поднесла горячее сакэ, и Андо жадно выпил, чтобы прогнать засевший в сердце холод смертельной опасности. Такого вкусного сакэ он в жизни не пробовал!

Тетушка Сакура приготовила для него комнату. В углу горела свеча, заключенная в бумажный шар, и в ее теплом свете циновки казались особенно уютными. Раздвижные ставни в дальней стене выходили на внутренний дворик огромного дома.

Под хмельком и разомлевший после ужина, Андо сел и растер усталые ноги. Затем потянулся к мешку, достать свои пергаменты и кисти, и тут что-то со звоном упало на пол. Андо наклонился и поднял железное кольцо, которое дал ему монах… то есть, злой дух. Теперь, при свете свечи, на кольце проступили какие-то странные знаки. Андо поднялся и шагнул было к выходу, но так и замер с поднятой рукой, не решившись отодвинуть ширму. Не надо тетушке знать, что он принял подарок от тэнгу, — ей только лишнее расстройство. А завтра можно будет просто пойти и закопать где-нибудь это кольцо, и с глаз долой.

Он задул свечу, рухнул на циновку и уснул.

Но усталость, разговоры о злых духах и муть в голове от горячего сакэ не прошли даром. Андо приснилось, что двери бесшумно разъехались, и в комнату ввалилось какое-то жуткое существо, громадное и корявое. Сопя и громко принюхиваясь в темноте, оно то задирало морду, то наклонялось к самому полу, и медленно, словно вслепую, подходило все ближе и ближе. Андо попытался вскочить, но неведомая сила как будто приковала его к месту. Он даже руки не мог оторвать от циновки.

В дверях между тем собрались другие странные тени. Огромные глаза их горели в темноте и двигались, следя за чудищем, ковылявшим по комнате.

Чудище приблизилось к Андо вплотную и засопело прямо над ним. Чтобы рассмотреть его, Андо пришлось запрокинуть голову, — и чудище, поймав его взгляд, ухмыльнулось сначала самому Андо, а потом столпившимся у дверей тварям.

— Это мой обед! — объявило оно.

Голос его скрежетал, как несмазанные дверные петли.

Чудище потянулось к Андо, явно собираясь начать свое пиршество с глазных яблок.

Андо подскочил с воплем — и проснулся.

В комнате было светло. И никаких злых духов. Андо сообразил, что чудище ему просто приснилось, и схватился за голову. «Больше никакого сакэ», — пробормотал он.

Внезапно дверная ширма снова отъехала в сторону. Андо нахмурился и потянулся к мечу, но на сей раз вместо чудовища в комнату вошла молодая девушка с туповатым лицом, бледным, как мел, и черными волосами, которые свисали патлами на глаза, смотревшие безо всякого выражения.

— Доброе утро, молодой хозяин, ваша тетушка велела мне искупать вас и переодеть к завтраку, — отбарабанила девушка.

— Искупать и переодеть?

— Да.

Андо на четвереньках сполз с циновки. Девушка проскользнула в комнату, взяла его за руку и повела по коридору в купальню. В воздухе клубился пар. Андо в очередной раз подивился размерам тетушкиного дома. Служанка между тем раздела его и помогла забраться в лохань. Несмотря на пар, вода была едва ли теплее воздуха: не сказать, чтобы холодная, но далеко не такая горячая, как он опасался.

Девушка встала на колени и принялась скрести его щеткой.

— Эй! — Андо отпрянул, схватившись за плечо и оглянувшись проверить, цела ли спина. — Ты что, кожу с меня содрать хочешь?

— Прошу прощения. Позвольте, я попробую еще раз.

Андо неохотно кивнул и придвинулся ближе. Служанка снова принялась за него, орудуя щеткой помягче.

— Видно, вас плохо кормили, — заметила она. — Будь у вас побольше мяса на костях, ничего бы вам от моей щетки не сделалось. Хорошо, что вы к нам приехали! Поживете месяц-другой у вашей тетушки — сами не заметите, как наберетесь здоровьичка.

Андо попытался поймать ее взгляд, но девушка смотрела мимо него, в пустоту, словно о чем-то задумавшись.

После купания она облачила его в чистую юкату^[41] и повела через весь дом в кухню, где тетушка Сакура уже ожидала его, сидя на пятках. Андо она показалась еще прелестнее, чем накануне.

— Надеюсь, ты хорошо выспался, племянник.

Андо тут же вспомнил о своем кошмарном сне, но решил не огорчать тетушку.

— Да, спасибо, — сказал он. — Здесь очень… безмятежно.

— Не хватает городского шума. Там-то люди ходят по улицам днем и ночью.

— И верно, я привык к шуму. Когда привыкаешь, перестаешь его замечать. До тех пор, пока не попадешь в какое-нибудь по-настоящему тихое место.

— Так часто бывает, — согласилась тетушка. — Некоторые вещи замечаешь лишь после того, как их лишишься. Но довольно об этом. Пойдем за стол. Ты так отощал в дороге, что смотреть страшно. Надо тебя откормить.

— Девушка, которая меня купала, сказала то же самое.

— Да ну?

— Ну да. Хотя мне показалось, что она совсем дурочка.

— Я держу ее из милости. Сделала одолжение ее родным.

Андо дернул плечом.

— Она меня так скребла, словно я — грязный горшок.

Тетушка нахмурилась.

— Я с ней поговорю. Еще не хватало, чтобы в моем собственном доме кто-то досаждал моему милому племяннику!

И она повела Андо в другую комнату, вторые двери которой тоже выходили во внутренний двор. На низеньком столике уже были расставлены чашечки с рисом, морскими водорослями, рыбой, яйцами и всевозможными соусами и приправами. Настоящий пир!

— Проголодался?

В животе у Андо заурчало.

— Да! Но мы, наверное, ждем еще кого-то?

— Нет, милый, это все для тебя. Я встала рано и уже позавтракала.

— Но здесь так много…

— Ничего страшного, съешь, сколько сможешь. А попозже приходи, расскажешь мне о своем искусстве.

С улыбкой она потрепала племянника по щеке, поклонилась и вышла.

После еды Андо отправился на прогулку в надежде отыскать какой-нибудь вдохновляющий вид. Великие художники, думал он, должны искать вдохновение. Вот и он, Андо, найдет такое место, которое его вдохновит, а потом вернется туда с тушью и кистями и напишет великую картину, потому что именно так бывает со всеми настоящими художниками. Зимой он вернется домой с такими прекрасными картинами, что родители непременно согласятся найти мастера, который возьмет его в ученики.

Оказалось, что гора вся изрезана тропами, как будто по ней ежедневно ходили сотни путников. И все же Андо не встретил по дороге никого. Может быть, тэнгу, о которых говорила тетушка, всех распугали? Или, чего доброго, переловили себе на обед? Но слишком уж славный выдался день, чтобы всерьез беспокоиться о тэнгу, да и меч у Андо был при себе.

Вскоре он потерял тетушкин дом из виду. Шагая по тропе, Андо рассеянно крутил на пальце железное кольцо — подарок монаха — и не сразу заметил, что откуда-то издали давно уже доносится непонятный шум.

Андо пошел на звук — вниз по каменистому склону. Пришлось на время оставить кольцо в покое и внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Но прежде, чем он добрался до источника звука, склон перешел в ровную каменную площадку над обрывом, поросшую кустарником по краям. Андо остановился, поглядел по сторонам и вниз — и понял, что поманивший его шум доносится от живописного водопада, каскадами низвергавшегося откуда-то сверху и исчезавшего внизу, в огромном облаке тумана. «Вот и оно, — сказал себе Андо. — Вдохновение». Если он сумеет перенести эту красоту на пергамент, то непременно будет причислен к сонму величайших художников всех времен.

Оставалось только разобраться с железным кольцом. Трудно было придумать место, более подходящее, чтобы зашвырнуть его куда подальше. Но Андо никак не мог решиться. Филигранная работа по металлу взывала к его чувству прекрасного. Похоже, эти злые духи — искусные кузнецы. Но все-таки оставить у себя кольцо нельзя. Что, если это за ним, за кольцом, приходило ночное чудовище — пыталось разыскать его по запаху? Да нет, что за вздор. Это всего лишь сон. Андо потряс головой. Сейчас он просто возьмет и избавится от этого кольца, пока не передумал.

И с этой мыслью он размахнулся и швырнул кольцо в пропасть.

Да только оно никуда не полетело.

Андо растерянно уставился на собственную ладонь — раскрытую, с растопыренными пальцами… и совершенно пустую. А затем что-то звякнуло над ухом, и на плечо ему легло навершие посоха. Андо скосил глаза: с набалдашника свисала связка железных колец.

Он развернулся рывком.

И оказался нос к носу с давешним монахом. Вот, оказывается, куда подевалось кольцо: монах подцепил его концом посоха на лету!

Пока Андо додумывал эту мысль, монах поднял посох, и спасенное кольцо соскользнуло ему в правую ладонь.

— Да, теперь у меня сомнений не осталось, — промолвил монах. — Определенно, ты — злой дух. Кто еще станет разбрасываться такой могущественной магией? Что, решил от него избавиться? Оно жжет тебе руки? Так и должно быть, если ты — бес.

Монах взмахнул правой рукой и хлопнул Андо кольцом по носу.

Пытаясь увернуться от удара, Андо попятился — и обнаружил, что пятиться дальше некуда. Нога его зависла над пропастью. Он отчаянно рванулся вперед и рухнул на площадку ничком.

— Пожалуй, я поторопился с выводами, — прокомментировал монах. — Сначала ты пытаешься выбросить подарок. Потом пытаешься прыгнуть сам вслед за ним. Создания, познавшие гармонию, так себя не ведут. Разумные создания — тоже. Так что же ты за существо?

Пока монах разглагольствовал, сердце Андо успело вернуться из горла на более подходящее место. Испуг сменился яростью; Андо вскочил и выхватил меч.

— Тэнгу! — выкрикнул он.

Монах уставился на меч с таким неподдельным интересом, будто видел холодное оружие впервые в жизни.

— Тэнгу… — повторил он задумчиво. — Ну конечно, они в этих горах так и кишат — яблоку упасть негде. И плодятся, как бесы, а чего еще от них ждать? Но до сих пор я еще ни разу не видел тэнгу с мечом. Надо признать, ты — любопытный образец. Возможно, новая порода… — Он протянул Андо кольцо. — Ну же, возьми. Просто подержи.

— Нет!

— Я хочу удостовериться.

— Удостовериться? Чтобы ты потом нагрянул к нам в дом со своей стаей?

— Стаей?!

— Стаей, выводком, логовом, гнездом… не знаю! Как хочешь, так и называй!

— Ты имеешь в виду монастырь? — с некоторой растерянностью в голосе предположил монах.

— Какой еще монастырь? Я тут уже все обошел — никакого монастыря не видел.

— Он там, внизу. По ту сторону водопада. Странно, что ты его не заметил. Встань-ка сюда, на край, я тебе покажу.

Конец ознакомительного фрагмента.