Тили-тили Тесто

Вика вышла из подъезда, старясь ступать величественно, как, по её мнению, это делала бы принцесса. Мама расстаралась и сшила ей невероятно красивое платье. У бабули в деревне сохранился шёлк небесно-голубого цвета, а Вике этот цвет был очень к лицу.

Вопреки советам подруг, она не стала делать"химию", а распустила волосы и закрепила в них жемчужную нитку, подаренную Стасом, так, чтобы она проходила через лоб.

Увидев её, мама всплеснула руками и расплакалась, сетуя, что её малышка Викуся выросла так быстро. Но потом, промокнув слезы платочком, с гордостью заметила, что она превратилась в настоящую красавицу.

Вика же была счастлива — выпускные экзамены позади, на балу её будут чествовать как золотую медалистку. Так что сейчас время для праздника. Время скинуть с себя надоевшую до оскомины школьную форму и, облачившись в нарядное платье, гордо идти на свой первый бал. То, что у неё не было опыта ходить на каблуках, не пугало. В последний месяц она много тренировалась дома, используя туфли на пятисантиметровой рюмочке как домашние тапочки. Так что сейчас ноги почти не дрожали, и она ни разу не споткнулась.

Её настроение не омрачало даже то, что за последний месяц Стаса она видела всего несколько раз. На последнем звонке и на экзаменах. Сегодня на вручение аттестатов он пришел с опозданием и ушел, как только получил корочку. Поговорить с ним не получилось, и Вика понятия не имела, придет ли он на бал.

У подъезда она дождалась подружек — они договорились, что Катя и Лена зайдут за ней и, весело переговариваясь, они направились в школу через парк, нарочно, конечно же. Потому как очень хотелось похвастать новыми платьями.

Стас сидел на лавочке в самом конце парка. Увидев её, он встал и, кивнув девчонкам, отозвал в сторонку.

— А ты чего так одет? Неужели собираешься идти на выпускной в джинсах? — удивилась Вика. — Смело.

— Нет, — Стас нахмурился, будто что-то обдумывая. — Я через два часа уезжаю.

— На сборы? Неужели тренер не даст тебе поблажку? Дмитрий Ефимович ведь…

— Меня взяли в ЦСКА, Вика. Я уезжаю в Москву, насовсем.

— О… Ну это прекрасная новость, — Вика призвала все свои силы и улыбнулась. — Ты об этом мечтал столько, сколько я тебя знаю.

— Я пришёл попрощаться, в общем… — казалось, Стасу очень неприятен этот разговор, потому что с каждым словом он хмурился всё сильнее. — Сборы на всё лето, пока предсезон, потом отработка в команде, а затем и чемпионат СССР стартует. Я понятия не имею, когда меня отпустят навестить родителей. В ЦСКА очень строгие правила. Клуб-то армейский.

— Мамуля сказала, что к осени нам проведут телефон, — Вика с надеждой заглянула Стасу в глаза. — Я тебе напишу номер в письме. У нас индекс поменяли, не забудь, последние цифры — семь ноль…

Стас перебил её, схватив за плечи, затянул за пушистые ивушки.

— Ты что… — Вика ахнула, когда он без разрешения начал целовать её, а его руки принялись бесстыдно поглаживать ниже спины.

— Да расслабься ты! — прошипел Стас, задирая подол её платья. — Что ты трясешься от каждого поцелуя, как ребенок, ей-богу!

— Немедленно прекрати это делать! — Вика не понимала, откуда силы взялись, но смогла выкрутиться из его рук, отскочив, словно от огня.

— Да я ничего и не сделал, — нехорошо усмехнулся Стас. — Пытался, да, но без толку. Никакого удовольствия, одно расстройство. Начиталась своих книжек, да?"Умри, но не давай поцелуя без любви".

— Причем здесь книжки? Я люблю тебя, и ты отлично это знаешь, — Вика расправила платье и принялась укреплять съехавшую на глаз жемчужную нить. — У меня нет никаких проблем с поцелуями. Мне не нравится твое неуважение. Здесь полно народа, нас могут увидеть.

— Это у тебя-то нет проблем с поцелуями, моралистка? — улыбка Стаса стала прямо издевательской. — Да ты краснеешь как рак каждый раз, когда я целую тебя! Трясешься, так тебе стыдно, а говоришь…

— Ты дурак, Стас, — Вика вдруг почувствовала, как на неё накатывает огромная волна раздражения. — Краснею я потому, что уродилась блондинкой с очень светлой кожей, и когда кровь приливает к лицу, это заметно. А трясет меня потому, что мне нравится до темноты в глазах, когда ты меня целуешь и, как я полагаю, кровь к лицу приливает поэтому тоже.

— Нравится? — Стас надвинулся на неё, нахмурившись, словно туча. — Тогда почему ты всегда останавливаешь меня?

— Странный вопрос, — нитка тем временем укрепляться совсем не хотела, и Вика вытащила её из волос. — Мы с тобой год назад обсуждали это, решили, что подадим заявление сразу после школы и тогда…

— Это ты так решила! — сверкнул глазами Стас. — Сейчас я спрашиваю: ты хочешь пойти ко мне домой, прямо сейчас? Родители ушли в ночь, у них дежурство в больнице. Вся квартира в нашем распоряжении. Я уеду завтра.

Вика отступила назад, прижимаясь спиной к шершавому ивовому стволу:

— Уже нет.

— Уже?

— Я хотела, честно. Сама собиралась тебе предложить. Думала об этом, представляла, как всё случится, как раз сегодня, после выпускного.

— И что же изменилось?

— Я… ты… Мы изменились Стас. Я перестала тебе доверять, а ты перестал меня любить. И я так не хочу.

— Да что ты заладила со своей любовью! Для того, чтобы приятно провести время в постели, не нужна никакая любовь. И жениться совсем не обязательно.

— Ух, как уверенно ты об этом говоришь, — Вика прищурилась, — неужто попробовал?

— Не твоё дело!

— Вот здесь ты прав, не моё. Я пошла на бал, а ты проваливай в свою Москву. И не пиши мне!

— Я и не собирался. Больно нужно.

— Скатертью дорога, — Вика швырнула в него жемчугом, развернулась и, выбравшись из ивушек, поспешила в школу.

Ей надо на бал. Необходимо хоть немного радости, пока она ещё помнит, как надо смеяться. Потому что завтра она начнёт новую жизнь, без Стаса и без своего разбитого вдребезги сердца.

***

Стас поднял с травы бусы. Разглядывая неровные речные жемчужинки, он вспомнил, как обрадовалась Вика, когда он подарил их ей на шестнадцатилетие. На тот момент он уже полгода играл в основном составе клуба и получал очень приличную ставку. Вика обняла его, расцеловала и сказала, что очень любит. И каждая бусинка будет ей напоминать о нём, когда он будет уезжать на игры.

Этой осенью, на семнадцатилетие Вики, Стас собирался подарить ей перстень. Дома, в ящике стола, уже хранилась необходимая сумма. Ему оставалось только узнать размер её пальца. Но… видно, пора смириться, что между ними всё кончено. Слишком разных вещей они хотят от жизни. И Вика, хоть ей скоро и семнадцать, всё равно осталась наивной, как маленькая девочка. Она ведь не поняла, совершенно не поняла, почему он так на неё набросился. Не осознавала, что выглядела… как конфетка. Вкусная и желанная. Он хотел её развернуть, смять и выбросить этот голубой фантик, он хотел… Стас даже не мог выразить словами, чего хотел. И это совершенно точно не напоминало то, что он проделывал с веселыми куколками в Москве. Там всё было очень быстро, без лишних слов и эмоций. А Вика его будоражила. Навевая совсем уж неприличные мысли…

Стас нервно сглотнул… Как-то раз он гостил в Ленинграде у друга, родители парня были дипломатами, и дома имелся видак. Вечером приятель предложил посмотреть"одну кассетку". Стас ожидал чего угодно, но там было такое… Название картины он не запомнил, а вот некоторые сцены прочно засели в его памяти, и Стас часто по ночам мечтал, как бы он с Викой…

— Нет, это просто какое-то безумие! — он тряхнул головой, отгоняя навязчивые образы.

— Ты это мне?

Стас огляделся. Он сам не заметил, как примостился на лавочке, а рядом с ним уселся пожилой мужчина характерной внешности.

— Чего вылупился, глазастый? Цыгана никогда не видел?

Стас покрутил в руке Викины бусы и для надежности засунул их в карман.

Мужик захохотал, звонко шлепнув себя по коленкам.

— Думаешь, я тебя обворовать собираюсь? Да кабы я хотел, забрал бы бусины, пока ты тут сверлил взглядом асфальт.

— Ну и чего ва… тебе? — грубо спросил Стас, стараясь избегать внимательного взгляда жгучих глаз. Он помнил, что цыганам нельзя смотреть в глаза, говорят, они умеют заболтать до смерти.

— Да вот, решил, что тебе помочь надо. Хочешь, будущее поведаю? Всю правду расскажу…

Стас недоверчиво хмыкнул:

— А разве у вас этим не женщины занимаются?

Цыган кивнул:

— Женщины у нас работящие, всем занимаются, даже тем, чего не умеют.

— То есть, они врут?

— Бывает, — опять согласился мужчина, — но чаще люди сами хотят слышать ложь.

— Так ты можешь мне рассказать будущее? Бесплатно? — Стас понял, что попал-таки под власть черных глаз незнакомца.

— Э, нет! — покрутил головой цыган, прищелкнув языком. — Достань денежку, а я всё честно скажу.

Стас покопался в кармане и протянул мужику рубль. Тот обрадовался:

— Ох, и щедрый ты, как я погляжу! Ну, за это я тоже буду щедрым. Слушай внимательно, — цыган перешёл на таинственный шепот: — Двадцать первого июня, ровно через тридцать лет, ты в это самое время будешь просить прощения.

Стас взглянул на часы, семнадцать сорок пять:

— Что, прям минута в минуту? И у кого?

— У красавицы, чьи бусы в карман засунул. И да, ровно в это время.

— Хм… — Стас выругался про себя. Что за чушь! С чего ему просить у Вики прощение через тридцать лет? Вот дурак, повелся на цыганские штучки.

— И сразу говорю, она тебя не простит. Придется постараться.

— Угу, — Стас поднялся с лавочки и двинулся прочь. — Ладно, мне рубля не жалко, но мог бы придумать что-то и по интереснее.

— Я всю правду сказал, яхонтовый, — прокричал цыган ему вслед. — Одним"прости"ты не отделаешься, так кажется…

— Маразм! — Стас сплюнул себе под ноги и, перейдя на бег, рванул к дому, решив, что ему сейчас совсем не помешает пробежка. Домой он добрался спустя полчаса, искупался, собрал вещи и направился на вокзал. С родителями он уже попрощался, а больше его в этом городе ничего не держало. И, похоже, никто, кроме родителей, теперь не будет ждать.