Летящая против ветра

На следующий день ближе к вечеру мы подъехали к Риангу. По дороге Тин рассказала, что город этот довольно большой. Вырос он на скрещении двух дорог. Тут тракт, по которому мы ехали, пересекался с другим — большим торговым путем с севера на юг, который заканчивался в Аринде — удобной морской гавани с одноименным портом, откуда отплывали корабли к восточной группе островов, заселенных викингами.

Остаток пути пришлось пройти пешком — прижимистый купец снова собрался ночевать в чистом поле, чтобы въехать в город с рассветом и сразу направиться на базар. Руку его племянника, кстати, Тин починила — оказалось, у юного Сигура был подвывих сустава. Плотные повязки и банка мази, которую дала Тин, должны были помочь привести локоть в порядок за пару недель.

Тин, по-прежнему замотанная в платок по брови, подходя к городским воротам, изобразила на лице непривычное выражение покорной тупости, изменившее ее живое лицо до неузнаваемости. Мне и стараться не пришлось — при виде начинающейся у въезда в город булыжной мостовой, самих ворот высотой в три человеческих роста и подсвеченных фонарями огромных домов за ними, рот открылся сам собой. Так я и брела с открытым ртом, пока Тин не велела мне его захлопнуть — а то летучая мышь влетит!

— А куда мы сейчас идем?

— На постоялый двор. Знаю я тут один недорогой и чистый. Там поедим, вымоемся как следует, отдохнем. А с утра пойдем по делам.

— Рианг очень большой, да?

— Да не такой уж и большой. Здесь всего двадцать тысяч жителей.

Ух ты! А в Благодени было всего-то двадцать дворов, где обитало старых и малых около ста человек. А тут в двести раз больше! В голове не укладывается!

Если честно, я просто терялась от огромного количества толкущихся вокруг незнакомых людей. Все куда-то спешат, бегут, переговариваются на ходу, распихивают друг друга локтями, обгоняют… да овцы в отаре так не толпятся! И это вечером. А что ж тут днем-то творится? И как тут ходить, ни на кого не налетая и не спотыкаясь?

Мимо, ловко, как рыбка среди водорослей, проскользнул чумазый пацан. Я проводила его с открытым ртом — вот как у него так выходит? Получается, как-то можно. Тин дернула меня за руку.

— Пошли уж! И если решила встать, как каменная чушка, хоть отходи с дороги, а то людям ходить мешаешь! Эх, не дело тебя одну куда-то отпускать, совсем ты к этому не готова…

Расстроенные слова Тин вылились на мою голову ушатом холодной воды. Ведь выбор очень прост: или я учусь и осваиваюсь тут, или возвращаюсь назад, и через месяц или год, но неизбежно, становлюсь забавой для благоденских парней. Встряхнувшись, сама потянула Тин за руку:

— Говори, куда идти. Я постараюсь…

— Ну и молодец. Видишь, впереди дом с башенкой? Вот за ним поворот. Нам туда.

В трактире тоже было людно. Шумели и стучали посудой трапезничавшие в большом зале люди, сновали туда-сюда подпоясанные полотенцами румяные подавальщицы с подносами. Сам хозяин — рыжебородый мужик средних лет из породы «поперек себя шире» — стоял за широким прилавком, перебрасываясь шутками с посетителями, получая деньги, выдавая ключи от комнат постояльцам и походя решая возникающие проблемы. Тин протиснулась к стойке:

— Митрон, привет!

— О, Тина! Сто лет тебя не видел! А это кто с тобой? Неужто замуж вышла, дитё родила?

— Сестра моя младшая. Нам бы комнату, да воды горячей лохань. И ужин через час.

— Верхний этаж устроит? И, Тина, тех травок у тебя нет?

— Как не быть… все есть. Заходи через час после ужина, потолкуем.

— Ну, держи ключ. Для тебя скидка — с ванной и ужином полторы серебрушки.

— Спасибо, Митрон!

Мы поднялись по деревянной лестнице аж на четвертый этаж. Ничего ж себе высота! Интересно, а что будет из окон видно… Жаль, сейчас темно…

В номере я снова захлопала глазами — таким он показался мне роскошным. Над широкой кроватью висела настоящая картина с какой-то чернокудрой госпожой с открытым ртом, пытавшейся заглотить целиком незнакомый мне фрукт. Точнее, целую горсть лиловых, как темные колокольчики, фруктов. Наверное, что-то южное, я таких никогда не видела. На столе имелась скатерть. А на ней красовались настоящий стеклянный графин с граненой пробкой и два стакана.

— Так, Мири, хочу тебе кое-что сказать.

— Аа-а?

— Кончай удивляться по любому поводу. Иначе всякий поймет, что ты — приезжая из глуши, ничего не знаешь. А значит, и обмануть тебя легче легкого. Обокрасть, выманить деньги, а то чего и похуже. Вот вспомни, как вела себя в начале нашего знакомства — лицо замкнуто, рот закрыт. И держись так. По сторонам смотри внимательно, но глазами не хлопай. Иначе наверняка нарвешься на неприятности.

— Тин, а в городе люди злые?

— Люди разные. Есть добрые, есть злые. Ты неизбежно встретишь и тех, и других. Так что будь поосторожнее и повнимательнее. Поняла?

Кивнула. Мне было стыдно. Сколько раз за последнюю пару дней она просила меня захлопнуть раззявленный рот? Что, по-другому не выходило? Да нет, просто я за собой не следила, понимая, что рядом с Тин нахожусь в безопасности.

В дверь постучали. Появились какие-то мужчины в белых фартуках, втащившие здоровенную деревянную лохань. Поставили ее у стены, застелили широкой белой простыней. А потом быстро натаскали горячей воды.

— Ужин сейчас нести? — поинтересовался востроглазый чернявый тип, опорожнивший последнее ведро.

— Да, — коротко кивнула Тин.

Когда дверь закрылась, я вопросительно на нее посмотрела.

— Да просто я без платка показываться не хочу, — улыбнулась Тин. — Знаешь, береженую Богиня бережет. Митрон-то меня видел, мы с ним давно знакомы. Я его дочку пару лет назад выходила, так что он не продаст. А вот остальных лучше не искушать.

После еды — баранины с картошкой и густой подливой — первой в ванну загнали меня. Тин сама промыла мне волосы, потерла спину.

— Вот, теперь порядок. Вылезай, сохни. Пока я моюсь, ты как раз расчешешься.

Через час, когда мы, снова одетые, с причесанными волосами, отдыхали на кровати, пришел Митрон. Тин пересела за стол, сначала заговорила с ним, расспрашивая о делах, о последних новостях, о здоровье домочадцев. Потом полезла в котомку, доставая пакеты с травами. Трактирщик довольно кивал. Забрал пакеты, достал из кармана кошель и отсчитал десяток серебряных монет.

Подумав, Тин достала из сумки бутыль со спиртом с плавающими в нем цветами снежноцвета. Трактирщик заинтересованно прищурился, назвал цену. Тин укоризненно покачала головой и сказала, что в любой аптеке за такое с него запросят вчетверо больше. Что-то уступить она может, но не в разы же? Ведь Митрон-то сам, торгуя стопками, получит втрое при любом раскладе. Мужик чуть разочарованно кивнул и снова полез в кошель. И отсчитал четыре золотых. Ничего ж себе цветочки!

Я, сидя в тепле, на мягком, чувствовала, что начинаю клевать носом. Голоса плыли, становились то громче, то тише… Наконец трактирщик ушел. Тин заперла дверь и пересела ко мне на кровать.

— Мири, проснись-ка и послушай!

Я захлопала глазами, честно пытаясь сфокусировать взгляд на лице Тин.

— Школы тут нет. Придется тебе идти дальше, — вывалила Тин мне на голову неприятную новость. — Завтра с утра пройдемся по аптекам, продадим оставшиеся снежноцвет и царь-корень. Потом купим тебе платье — хоть одно приличное иметь надо. И еще одну пару обуви — нужны сапоги по ноге на крепкой нескользкой подметке. А дальше будет выбор: ближайшие города, где есть имперские школы для магически одаренных детей — это Синтан на юге и Китовый Киль в устье Заны на западе. Куда тебе идти — я и не знаю, в Синтане я не была никогда, а в Китовом Киле лишь однажды.

— Тин, а какой город больше?

— Синтан, кажется.

— Тогда я в этот, в Китовый Киль пойду.

— Может, ты и права. Там жизнь попривычнее да попонятнее. И я тебе хоть с дорогой подсказать смогу. Туда пешком три дня пути. А у тебя времени в запасе больше недели, так что должна успеть. Вроде бы занятия начинаются в середине сентября, но сама понимаешь, прийти лучше пораньше. Первый день можешь заночевать в трактире, на дороге есть пара. На второй день ты мост перейдешь, так за ним холмы начинаются. А деревень там рядом нет. Я, когда ходила, меж дорогой и рекой пещеру нашла удобную. Увидишь большие валуны, что как три пальца торчком торчат, за ними лезь на холм. За кустами щель — вот там и есть. Вдруг пригодится — непогоду переждать?

Я кивала, запоминая. Потом спросила, пока не забыла:

— Тин, а что за травы трактирщик хотел?

— Видела подавальщиц в зале? А есть еще и прислуга на этажах. Митрон никого не заставляет, но и не запрещает — многие из них не замужем и спят с приезжими. А от такого, сама знаешь, забеременеть можно. Вот, чтобы этого не случилось, те травы и нужны. Ложка настойки с утра каждый день — и делай, что хочешь.

Фу! Совсем я ничего такого не хочу!

Тин притянула меня к себе и засмеялась.

— Хватит болтовни, спать давай!

На следующий день мы простились у западных ворот. Мой заплечный мешок был набит — Тин прикупила мне и хорошее шерстяное платье с вышивкой у ворота, и обещанные сапоги с голенищем почти до колена, и две пары шерстяных полосатых чулок. А в плащ сама зашила пять кругляшей — половину золотых монет, которые она выручила, продав царь-корни. И строго велела мелочь для расчета держать в кармане, а сколько у меня всего денег — никому не говорить и не показывать.

Теперь мы стояли в арке недалеко от западных городских ворот, смотрели друг на друга несчастными глазами и всхлипывали.

— Мири, девочка моя… Береги себя! А я буду тебя ждать. Всё. Иди! Счастливого тебе пути!

Я хлюпнула носом в последний раз, обняла её как могла крепко, повернулась и пошла к воротам. Чему быть — того не миновать.

Но я обязательно вернусь!

* * *

Дорога тянулась ровной лентой. За те дни, что мы провели в Сухой Сохе и Рианге, сильно похолодало. Чувствовалось, что зима уже на носу. Сорняки в мой рост по краю дороги щетинились инеем, а на мне под штанами были надеты две пары шерстяных чулок. И все равно жарко не было. А еще почему-то не было ни одной телеги или подводы, едущих в нужную мне сторону. Так что оставалось только переставлять ноги и радоваться тому, что сапоги удобные, а тракт без развилок.

Местность выглядела дикой. Справа и слева тянулись каменные поля, заросшие редкими кривыми сосенками. Ясно, такое и не вспашешь, сколько булыжники ни выбирай, и скот здесь пасти негде. Вот вокруг и пусто. Есть не хотелось совсем — утром Тин впихнула в меня большую миску сладкой каши, куриную ногу и половину пирога с черникой.

К вечеру дорога пошла вниз, появились клочки возделанной земли, обнесенные оградами из кривых жердей, а потом редкие хутора — низкие приземистые домишки с дощатыми крышами. Тин так и объясняла. Если она все верно помнила, в часе пути впереди должна быть небольшая деревушка, а в ней — придорожный трактир, где можно заночевать.

Так и вышло. Поскрипывавшую на ветру вывеску с изображением кровати и миски с торчащей из нее костью я углядела уже в сумерках. Толкнула незапертую дверь и оказалась в большой задымленной комнате. Пахло едой и чем-то кисловатым, вроде домашней браги. На полу раскидана солома, свет тусклый. Мне почему-то стало не по себе.

Протирающий тряпкой столы плечистый мужик поднял голову:

— Тебе чего?

— Я — Тим, иду в Китовый Киль к тетке. Хочу переночевать, — выговорить всё это я постаралась голосом ниже, чем обычный. Хотя у парня моего возраста голос еще не должен был ломаться, но пищать, понятное дело, не стоило.

— Две серебрушки, если без ужина.

Я захлопала глазами. Как так? С нас двоих, с ужином и ванной, в большом городе взяли полторы! Он что, озверел?

— Полсеребрушки — или иду искать ночлег в другом месте, — голос предательски дал петуха.

— Одна. И деньги вперед!

Ладно, дорого… но я так устала. Сунула руку в карман и сообразила, что там только медь. И на серебрушку не наберется. Придется лезть за кошельком.

Комната оказалась крошечной, а тюфяк на кровати набитым соломой. И, что хуже, по полу кто-то ползал. Мокрицы? Ну и мерзость! Да лучше б я поискала какой-нибудь сарай или стог сена!

Кроме кровати, в комнате имелись один стул, жестяное ведро и подсвечник с огарком на подоконнике небольшого окна. Чувствуя, что начинаю злиться, дала себе зарок никогда не платить вперед, если не знаю точно, за что отдаю деньги.

Задвинула щеколду на двери. Дернула на всякий случай за ручку… и обнаружила, что скоба засова не держится на косяке. Ой! Не нравится мне это. Взяв стул, попробовала подпереть им дверь. Фигня какая-то, пинком вышибешь. Поставила на сиденье стула железное ведро, пусть хоть загрохочет, если кто полезет. И задумалась — как обезопасить себя от вторжения? А то ведь и не уснешь спокойно. Что, если подтащить кровать к двери? Втиснувшись в щель, уперлась задом в изголовье и попыталась толкнуть — массивные кривые ножки громко заскрежетали по неровному полу. Испуганно замерла — сама не ожидала, что подниму такой шум. За дверью кто-то протопал.

Ну и что делать? Присела на край кровати. Может, посмотреть для начала, сколько тут народу? Я ж это умею. Через минуту открыла глаза. Если верить ощущениям, кроме меня в доме находились всего пять человек. И трое собрались внизу. А теперь — прикрыла глаза снова — поднимаются по лестнице. Если свернут в этот коридор…

Свернули. Хорошо, что я даже сапог не сняла. Схватив мешок, заметалась по комнате. Кинулась к окну. Ох, прыгать высоко и что внизу, не видно — шею сломаешь! Но больше деваться некуда.

Свесив ноги с подоконника наружу, уцепилась за ставню. И, скользя подошвами по узкому дощатому бортику на фасаде, поднырнула под нее. Ухватилась за какой-то выступ под выступающей стрехой, поджала ступни. Провисеть так какое-то время я смогу, а изнутри меня теперь не видно — заслоняет ставня. Сердце, как сумасшедшее, стучало где-то в горле.

Управилась я вовремя — изнутри послышался жуткий грохот. Ага, похоже, полетели мои стул с ведром. А потом раздалась еще более громкая ругань. Причем половина слов были незнакомыми — в своей деревне я такого не слышала. Интересно, это хоть на каком языке?

— Неужели пацан смылся? Ну ты, Щука, дурак! Что, не мог еще внизу его прижать?

— У него на поясе кинжал здоровый висел, — отозвался знакомый мне голос трактирщика с виноватыми нотками. — Ну и что теперь? Искать станем?

— Да где ж его теперь найдешь? Эх, упустили…

Послышались удаляющиеся шаги, и стало тихо.

А что мне делать теперь? Вдруг кто-то спустится во двор, проверить, не валяюсь ли я тут со сломанными ногами? И посмотрит вверх…

Нашарив ногами узкий карниз внизу, вцепилась в ставню. Можно, в принципе, попробовать снова влезть в окно. Но пол скрипит, вдруг меня услышат? А что тогда? И как выбираться потом? Выходит, надо прыгать вниз. Надеюсь, вилы под окна постояльцев тут ставить не принято. Хотя кто знает?

Прыгать с размаху не стала. Зацепилась за бортик в стороне от окна и повисла на руках. Прикинула, что до земли уже невысоко, призвала Ларишу и разжала пальцы. Встав с четверенек, огляделась. И охнула — если б я сиганула прямо с подоконника, как хотела вначале, приземлилась бы как раз на лежащую зубьями кверху борону. Ну, гады!

Перебежками, стараясь держаться в тени, рванула к забору. Перебросила мешок, перелезла сама. Во дворе уже слышались голоса — похоже, меня все же решили поискать.

Всхлипывая, перебралась через глубокую канаву и выбралась на тракт. Найду укрытие — лягу спать. А сейчас надо уйти как можно дальше. Собак у них нет — не догонят. Только вот плохо, что я сдуру ляпнула, в какую сторону иду. Ведь говорила же мне Тин держать язык за зубами! Оглянулась — на изморози, покрывавшей дорогу, оставалась четкая цепочка моих следов. Совсем плохо.

Стиснув зубы, припустила трусцой. Я легонькая и выносливая — выдержу.

Бежала так волчьим перескоком — сто шагов шагом, сто шагов бегом — час или больше. Пока легкие не начали гореть огнем, а перед глазами не заплясали звезды. Пару раз видела какие-то дома, но проситься на постой еще раз желания почему-то не возникало. Зато, заметив перелесок справа от дороги, без колебаний свернула к нему. Дождя нет, тут можно и передохнуть. И земля под деревьями еще черная, следов тоже не будет.

Заснуть так и не смогла — холод и волнение не давали расслабиться. Зубы стучали, меня трясла дрожь. Как плохо быть маленькой, слабой и беспомощной! Время от времени я прикрывала глаза и сосредотачивалась — проверяла, нет ли погони?

После четвертой или пятой проверки поняла, что сидеть мне тут нечего — и не отдохну, и не усну. Встала и, пошатываясь, побрела назад, к дороге. Выйти на нее постаралась далеко впереди от того места, где сворачивала в лес.

К утру погода переменилась. Задул резкий холодный ветер, а по небу протянулись плотные щупальца низких облаков. Рано вроде — не зима же? Если бы был октябрь или ноябрь, я б первая сказала, глядя на перекрученные туманные жгуты над головой, — будет снежная буря. Но сейчас-то только первая декада сентября! Не может же прийти непогода так рано?

Перекусив на ходу, ускорила шаг. И теплее, и быстрее. Да и дорога тянулась по однообразной неуютной пустоши, хотелось как можно быстрее миновать это гиблое место. Время от времени притормаживала и вслушивалась — не идет ли кто за мной? Потом решила, что мои тревоги напрасны. Одно дело — ограбить парнишку, который сам в руки пришел с набитым вещевым мешком. И другое — гоняться за кем-то по тракту.

После обеда я пересекла мост через Зану, о котором рассказывала Тин. Погода к этому времени испортилась совсем — с ветром несло ледяную крупу, бросая ее в лицо, задувая в рукава и за шиворот. Глаза слезились. Я совсем окоченела, да и бессонная ночь давала о себе знать. Ничего, мне только бы до холмов продержаться, там ветер должен хоть немного стихнуть!

Из-за начавшейся метели я чуть было не прошла мимо тех самых растопыренных, как пальцы, трёх утесов. Если б не высматривала их по правую сторону дороги — против ветра, могла б и не заметить.

Проморгавшись, свернула направо, к крутому холму. Поднялась к камням. Не похоже, что их сотворила природа. Я слышала от Тин рассказы про менгиры. Может, это они и есть? Решила, что, как распогодится, рассмотрю. А сейчас разобрать бы, где те кусты, с расщелиной за ними. Снег бьет в лицо — ничего не понять. Как она говорила? Между дорогой и рекой, на том холме, где торчат три пальца, примерно на середине высоты, за густым перелеском. За — это дальше от дороги, да? Наклонившись навстречу ветру, пошла к темневшим впереди низкорослым соснам, — по описанию место казалось подходящим.

Я не ошиблась — за большим валуном зиял темный провал, такой, что только человеку и протиснуться. А внутри скрывалась сумрачная пещера с избу Тин размером. Свет просачивался откуда-то сверху. А, она ж говорила, там есть щели, и можно разводить костер, дым уходит наверх и рассеивается по склону. И впрямь хорошее место! А вон и старое кострище… только дров нет.

Сбросив мешок с плеч, полезла наружу — надо было притащить, пока все не замело, хоть какого-то топлива. Пара охапок сухих веток — и я почувствовала себя вполне комфортно. Попались даже несколько кривых сучьев с руку толщиной — эти будут гореть долго. Может, до утра дров и не хватит, но у меня с собой столько теплых вещей, что зимовать с викингами могу! А сейчас все же сентябрь, а не декабрь какой.

Распаковав мешок, расстелила у стены на песке в два слоя теплые штаны, замоталась в плащ и уселась сверху, грызя плитку прессованных орехов с малиной и черникой, залитых медом, — этого лакомства собственного изготовления Тин сунула мне целый пакет. Снаружи выл ветер, а мне было хорошо и уютно. Как-то незаметно я задремала.