Кукум

Мишель Жан, 2019

Пронзительный роман о любви белой девушки и индейца инну, о жизни большой семьи на фоне исторических перемен. Как всех детей канадских поселенцев, Альманду учили держаться за свой надел земли и работать в поле. Но на берегу реки она встретила индейца, приплывшего на каноэ, и вольное кочевье поманило ее. Пятнадцатилетнюю Альманду не испугали охота, рыбалка, готовка на костре и переправы через бурные реки. Она училась читать облака, дубить шкуры, рожала детей. Жизнь семьи в лесу была невероятно счастливой, но идиллия продлилась недолго: прогресс пришел на земли индейцев и стал отнимать все, что дорого Альманде, одно за другим. Горький, но в то же время наполненный интимными интонациями и светом памяти роман о тех, кого долгое время предпочитали не замечать. В основе книги – история жизни кукум, прабабушки писателя.

Оглавление

Территория инну

Когда мы прибыли в зимний лагерь, мужчины уже ушли в лес, а женщины дубили шкуру оленя карибу. Палатки, поставленные в некотором отдалении друг от друга, выглядели как небольшая деревушка на вершине холма, нависавшего над озером.

Сестры Томаса, Кристина и Мария, встретили нас очень тепло. Мария заварила чай. Кристина, немного говорившая по-французски, подсела ко мне и принялась расспрашивать, как прошло путешествие.

Я, как могла, постаралась описать ей, какое ощущение свободы наполнило меня, когда мы спустили на воду нашу лодку. Моя золовка заметила, каким счастьем лучились и мое лицо, и взгляд ее брата. Любовь — то, что понятно всем, и неважно, на каком языке о ней говорят. Ее теплое чувство ко мне успокоило мои опасения чужачки, нежданной гостьи в замкнутом и разветвленном клане. То, что и она, и все остальные приняли меня к себе с такой легкостью, доказывало, насколько открытой душой обладало семейство Симеон. Не могу даже представить, как отнеслись бы жители Сен-Прима, если бы мой длинноволосый Томас вдруг вторгся в жизнь деревни.

А он, пока мы разговаривали, принялся разбивать лагерь на зиму. Нарубил елок, топором очистив их стволы от зеленой хвои, а потом заточил вершины, чтобы превратить их в опорные столбы.

Когда мы закончили с чаепитием, Мария потянула меня за рукав и повлекла куда-то. Я оказалась вместе с ней и Кристиной у туши карибу. Сперва они кремнем сняли с нее шкуру и подвесили ее. Потом, вооружившись терпением и лосиным ребром, выскребли так, чтобы жир впитался в ткани. После чего растянули шкуру на раме из березовых стволов, чтобы высушить, и наконец, намазав ее всю бобровым салом, погрузили в кипяток.

Для дубления мои золовки развели огонь, в который набросали сырых корней и коры красных сосен, чтобы шкура прокоптилась и густой дым сделал бы ее непромокаемой.

Я наблюдала и училась. Сколько же шкур я потом так обработала за всю свою жизнь? Даже и не вспомню, но тогда, внимательно следя за неторопливыми и уверенными действиями сестер Симеон, я, как малое дитя, приобщалась к древнему умению.

Томас закончил возиться с палаткой уже на закате. Он поставил ее немного подальше от других, на склоне, спускавшемся прямо к озеру.

«Вид — лучше не бывает», — сказал он с улыбкой. Прямоугольный вигвам, достаточно высокий, чтобы внутри можно было стоять, казался немногим больше кухни моего детства. Устилавший пол ковер из свежей еловой хвои наполнял воздух благоуханием. В самом центре он установил очаг, предназначенный как для приготовления пищи, так и для обогрева. Но мне еще не хотелось думать о зиме — она и так была уже слишком близко.

Мы уснули в месте, которое на ближайшие месяцы станет нашим домом. Придет день, когда я буду учить здесь всему моих детей и беспокоиться за них, если слишком сильно задует северный ветер или снегопад начнет грозить занести нас и похоронить заживо. Но в тот вечер, в нашу первую ночь на Перибонке, для меня существовало лишь одно — мгновенье, когда я сжимала в ладонях плоть своего мужчины.

На следующий день Томас сказал мне, что пойдет догонять отца и брата, которые ушли охотиться на север. У меня заныло сердце при мысли, что придется с ним расстаться, мне хотелось пойти с ним. Я всегда хотела идти следом за ним. Я бы и сегодня за ним… и как же тяжко мне сознавать, что его больше нет.

В то же утро он отправился пешком, с поклажей, по тропинке, тянувшейся до самой вершины гор. Погода уже была прохладной. В таком климате зима всегда где-то рядом и, кажется, вот-вот наступит.

Мария, Кристина и я закончили дубление шкур. Потом, когда Мария готовила обед, Кристина вынула свой карабин.

— Пойдем-ка поохотимся.

Я взяла свой винчестер с патронами и пошла за ней. Кристина передвигалась с той же неторопливостью, что и Томас. Обычно думают, что ходить — это как дышать: самое простое дело на свете. Достаточно всего-то переставлять ноги: сперва одну, потом другую. Но ходить по лесу — это требует немалой сноровки, ибо малейший шум способен вспугнуть дичь. Со временем приходит опыт: где, когда и как поставить ногу, какой нужен ритм шагов. А в те времена, как я ни старалась сливаться с природой, моя неловкость распугивала всю живность, и это приводило меня в ярость. Раз уж я не в силах научиться такому простому делу — значит, и пользы от меня никакой не будет.

Золовка моя не проявляла ни малейшего нетерпения. Держась настороже, не снимая пальца со спускового крючка, переводя взгляд слева направо, она размеренно шла вперед все той же неторопливой походкой.

Мы вышли к озеру, на котором расположилась стая казарок. Подошли поближе. Когда птицы начали тревожиться и оживились, Кристина вскинула карабин. Я сделала так же. Она пальнула, а следом выстрелила и я. Огромная стая с шумом и гамом взлетела ввысь, и на мгновенье образованный ею купол, бескрайний и великолепный, заслонил все небо. Я быстро перезарядила винчестер, но как только собралась снова нажать на спусковой крючок, Кристина положила руку на ствол.

— На сегодня хватит.

Казарки улетали все дальше, гомон стаи затихал вдалеке. Моя золовка зашла в воду и схватила трех плававших птиц за шеи.

— Две из них твои, — сказала она и улыбнулась. — Кто научил тебя целиться как настоящая инну?

Птицы истекали кровью, и по воде озера поплыли багровые пятна. Кристина положила добычу в сумку, вынула из кармана юбки трубку, набила ее, потом раскурила.

— Попробуй, хочешь?

Я вдохнула дым. Он заполнил все мои легкие, и я задохнулась. Плюнув на землю, я страшно закашлялась. Кристина расхохоталась — тоненьким, почти детским смехом.

В Сен-Приме курили исключительно мужчины. После ужина дядюшка всегда набивал трубку и спокойно усаживался в гостиной. Я никогда не видела, чтобы моя тетенька притрагивалась к табаку, и мне самой даже в голову такое прийти не могло.

— Ты все-таки еще не настоящая инну, Анда.

Она хотела было забрать у меня трубку, но я решила попробовать снова и затянулась. Когда рот наполнился вкусом табака, у меня выступили слезы. Я выпустила белое облачко дыма, и вернула трубку Кристине, которая ответила мне понимающим взглядом. На обратном пути я изо всех сил сдерживала рвоту.

В тот вечер я легла спать без Томаса. Где он был? Кого убил? Нашлось ли мне место в его мыслях — так же, как он ни на миг не покидал моих? Я так на это надеялась.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я