Madame Povari

В один жаркий летний день тело молодого человека упало из многоэтажного здания, к сожалению, было совсем непонятно, по каким причинам произошло данное событие. Больше всего произошедшее было непонятно и другу умершего, когда он стоял в костюме сосиски и раздавал флаера, внезапно к нему подошла начальница, крикнувшая, что работник уволен. Ее голос был настолько стервозным, что курящая сосиска тут же вспомнила, как до этого раздавала петушки на палочке в костюме петушка, поэтому получив расчет, но, разумеется, не сразу, а только месяц спустя после увольнения, ощутила лишь какое-то непередаваемое облегчение, будто в жизни произошло что-то грандиозное, своеобразная чаша весов трагедии и ухода с надоевшей работы, но под маской оказалось лицо мужского пола, просто сосиска — это женский вроде род.

Спустя несколько дней после трагедии, два друга встретились в заведении, распивая пиво на работе одного из них, где некий Олег работал поваром.

— А ты не мог приехать после того, как я отработаю?

Цокнув, блондин снова выпил, так и не ответив с недовольным выражением лица. Вообще их можно было бы называть блондин и брюнет, без всяких имен, и больше не добавлять им никаких описаний, даже имен.

— Пойми, я очень рад тебя видеть, но послушай, а может, тебе написать книгу? — предложил он приехавшему товарищу, когда готовил пиццу, поглядывая на слабоалкогольный напиток.

— Не знаю, думаешь, это поможет? — поинтересовался его друг, выпивая уже вторую кружку, находясь на кухне, где посторонним вход был запрещен.

— Знаешь, если тебя тут увидят, мне влетит и вообще, по крайней мере, мы не погрузимся в эту депрессию, ты не сопьешься, знаешь, как это, — ища мысль, замешкался брюнет высокого роста, подбирая слова, — люди раскрашивают или рисуют картины, после чего-то такого.

— Ты имеешь в виду творческая терапия?

— Да.

— Но он не мог сделать этого сам, понимаешь?

— Да, наверное, ему помогли, — ответил высокий брюнет блондину низкого роста, и тут же соблазнился бокалом пива в руках товарища и выпил. Внезапно влетел директор заведения, и два друга оказались на улице.

— Спасибо тебе, — недовольно буркнул уволенный повар.

— Теперь напьемся? — поинтересовался тут же блондин.

— Не прошло и года, а ты меня уже утянул за собой на дно, — отозвался тут же товарищ.

Тут стоит внести небольшое пояснение, что в жизни люди редко называют по имени друг друга, когда общаются, но это так, просто к слову, и не говорят вслух, когда думают, их мысли блуждают в голове, и они не разговаривают сами с собой, например, Олег подумал о том, что у Ключевского из его носа торчала одна маленькая черная волосинка, которая тут же защекотала ему кожу и он чихнул, поэтому он — это Олег, улыбнулся ни с того ни с сего за мгновение до чихания своего друга.

Когда выпивка кончилась, и два друга напились прямо у какого-то магазина, посидев на подоконнике, жутко опьянев, сев в такси, Антуан Ключевской очнулся рядом со своим домом, точнее его разбудил таксист. Антуана на самом деле звали Антон, просто творческий псевдоним сосиски, надлежало выбрать неслучайно, а с каким-нибудь умыслом. Не сказать, что он был каким-то поразительным человеком, гениальным или красивым, но все же обладал какой-то непонятной харизмой — это про пьяного таксиста, обсчитавшего Ключевского, пользуясь его состоянием, работник такси не дал сдачи. Пьяный вдрызг Антуан зашел в съемную комнату и написал только одну строчку, а точнее заглавие своей будущей книги «Разве наши слоны уже летают?», чем и привлек мое внимание к своей особе. С тех пор, жизнь его круто изменилась. Каждый день он смотрел фотографии и даты, вспоминая прошлое с человеком, которого он знал всего лишь два года, благодаря свойствам в файлах он легко восстановил все, что происходило доподлинно в реверсивной хронике событий с места последней пьянки, и когда работа была закончена, а это его первая биографическая книга, случилось то, чего он никак не мог вообразить.

В тот день, когда была намечена поездка в другой город, работавший кран и его стрела, указали молодому писателю на автовокзал. Видя везде знаки удачи, довольный Ключевской пошел выносить мусор, однако ему навстречу, когда он уже возвращался к подъезду, на него из-за угла вышел огромный здоровяк в черной футболке и белой надписью Run, улыбаясь как-то странно.

— Как он тут оказался? — подумал про себя Антуан, ведь он знал всех жильцов в доме, — и чего он улыбается?

Зайдя домой за паспортом, Ключевской решился потратить последние деньги на поездку без всяких колебаний, и после того, как взял паспорт, после этого зашел в магазин, купить сигареты, на прилавке Антуан заметил, что появилось странное пиво с названием населенного пункта, где был похоронен друг начинающего писателя, это настолько оказалось приятным знаком, что окрыленный Ключевской не мешкая, взял бутылку, ведь до этого он его не пробовал, хотя ему казалось, что пил он уже в этой жизни все, что имело этикетку на пивной бутылке.

Сев в автобус и поехав на место событий, довольный Антуан, испытывающий трепетную ностальгию по прошлому, решил прогуляться по книге, печатную версию которой получил на Хэллоуин. Открыв первую страницу, он внезапно впал в отчаянье. Ведь до этого он всем рассказывал, что вот-вот выйдет его книга, но на первой странице было ошибок двадцать в каждом предложении, не веря глазам своим, сгорев со стыда, уже представив, как все видели эту работу и высмеяли его, он закрыл книгу на второй странице, и отправился просто бродить в одиночестве по городу. Решив прокатиться в трамвае, он услышал стервозный голос начальницы, которая компостировала ему мозг на прошлой работе, теперь же она надоедала ему, озвучивая остановки.

Какого было его удивление, когда целая аллея тополей из его книги была спилена, будто кто-то все это сделал назло, рядом с подъездом, где он провел целый год, живя у товарища, который как супермен вылетел в окно, не разбив стекло, появилось новое граффити.

Ночью началась гроза, промокший насквозь, он брел по улицам, словно пытаясь попасть под молнию, казалось, что это вот-вот произойдет. Сильный ливень беспощадно намочил его одежду, дрожа от холода, промокший насквозь, он зашел на автовокзал и сел рядом со спящим стариком, от которого пахло мочой, но, по крайней мере, именно там было тепло и не было сквозняка.

Когда автобус ехал домой, и была остановка, все решили покушать, однако у Антуана не было денег, голодный и промокший он ждал, когда же автобус тронется с места и он окажется в теплой ванной, но рядом пахло: шашлыками, сувлаками, чебуреками и прочей выпечкой, раздражавшей настолько аппетит, что этого не сможет передать никто, когда люди набили животы и транспорт тронулся, дорогу перебежала лиса, все пассажиры тут же оживились и заговорили об этом, будто это что-то нереальное.

Микроавтобус, вопреки просьбе Антуана остановиться на нужной ему остановке, повез человека дальше, водитель не хотел помогать пассажиру, за окном шел снег, а он был одет по легко-осеннему, к тому же промокший. Бредя по снегу к дому, мерзнув, и колея от каждого порыва ветра, он увидел на клумбах цветы, которые не могли расти на тридцать первое октября.

Впав в отчаяние, а точнее в теплую ванну, Антуан захотел забыть эти дни, как будто этот кошмар проходил не с ним, его голос осел настолько, что ему бы удалось спокойно петь отечественный шансон. Проснулся он, опять перебрав с алкоголем, в этот раз он уснул за ноутбуком в тщетных попытках исправить ошибки, которых не было.

— Этого не было, да быть такого не может?! Нет, я этого не делал! Да я же проверял свою работу больше двадцати раз, перечитывая каждую главу, а потом еще уже все законченное еще пять раз, — блуждали мысли в голове у пьяного человека, и только бесплатный фрагмент окончился, как будто все вернулось на круги своя, повествование было таким гладким, однако для любого читателя — эту книгу не стоит даже брать в расчет, разве что так, поднять на смех, но писателя обидеть может каждый, в смысле каждый комментарий, а так же дружеская усмешка.

Антуан уже даже представлял, как все его знакомые «крутили у виска», глядя на конечный результат, отрекаясь от того, что они знакомы с писателем, так он в принципе и попал в лютую изоляцию, не то от стыда, не то от всеобщего отречения по непонятно-понятным ему причинам, а вообще, он просто сгорел от стыда прямо на стуле, когда проверял свою работу, а потом горящее тело прикурило от себя сигарету на балконе, расправило опаленные крылышки и сделало решительный шаг, но не с балкона, а в туалет, чтобы пописать.

Однако, чем больше он исправлял и отправлял в редакцию, тем больше ошибок появлялось. Когда чаша весов уже была переполнена, после того, как у героя Антуана перед глазами при чтении дословно — из жопы человека вылезла обезьяна, а в одной клетке где-то поселился огромный жирный кролик, которого не было, он опустил руки и перестал бороться с ошибками, за это время у него, у самого писателя уже отросла борода, и прошло неизвестно сколько дней.

— Ты веришь мне? — спросил Антуан у Олега на его новой работе, где он был шеф поваром.

— Нет, понимаешь, ты опять пьешь на моей работе.

— Тебе тоже хочется.

— Да.

— Слушай, поверь мне, я приехал, а там, где мы бродили кто-то спилил все тополя, а рядом с квартирой появились граффити.

— По-моему, тебе просто надо притормозить, иначе ты опять напьешься.

— Так ты мне веришь?

— Да, да.

— Будешь? — протягивая бокал с пивом, предложил Антуан Олегу.

Так два друга снова оказались на улице, идущими под дождем.

— Антуан, я все понимаю, но второе увольнение за распитие алкоголя на рабочем месте — это перебор.

— Я отдам тебе деньги, понимаешь, просто у меня сейчас такой период.

— Да дело не в том, что ты пьешь за мой счет, дело в том, что меня увольняют из-за тебя второй раз.

— А, — вырвалось у Антуана, — ты хочешь сказать, что нам лучше не видеться какое-то время?

— Да, — ответил Олег, грустно кивнув.

На глазах Ключевского появилась влага, глаза покраснели, шмыгнув носом, он замотал головой в разные стороны.

— Нет, нет, не разбивай мне сердце, только не ты.

Так как привычка у людей вырабатывается несколько дней, если верить психологам, то Антуан написал еще одну работу, закончив ее фразой: — вывозите лунный грунт, сразу отправив ее в издательство, произошло это утром, и, выйдя на балкон, закурив сигарету, он увидел, что под одним деревом лежал снег.

Крупицы замерзшей жидкости лежали вокруг ветвей и ствола, словно кто-то заботливо их рассыпал. Ни под одним деревом не лежал снег, что сразу же поселило внутри Ключевского какую-то непонятную надежду на успех, ведь это могли сделать люди, особенно после цветущих растений тридцать первого октября.

По телевизору же и вовсе, появилась странная реклама, перекликавшаяся с содержанием двух работ, однако никто с Антуаном и не думал заключать договоров, что показалось ему немного странным. Среди международных лидеров появился новый президент, который являлся героем последнего романа. Этим дело не кончилось, дальше начались целые сериалы, где высмеивались работы, которые, казалось, не имели никакого успеха. Служба технической поддержки издательств и вовсе, начала всячески издеваться, забивая на все в обращениях к ним, а редакторы легко и непринужденно добавляли ошибок, чтобы человек занимавшейся писаниной, заплатил им деньги.

— Но, откуда у меня деньги, если я пишу им каждый день? — задумался над этим вопросом Антуан, а расценки за редактуру не умещались в месячную зарплату среднестатистического рабочего, проживающего в еб… в Ёбурге.

Выходя из подъезда Ключевского всегда ждал Мерседес с разбитой фарой, будто сбивший его, а в районе появились магазины со странными названиями, один даже назвали в его честь: — Антуан, где продавали цветы.

Внезапно Ключевского осенило, что можно написать еще кое-что из жизни и проучить управляющего одной жилищной компании, так и не поменявшего стояк на кухне.

— А давайте, дадим ему премию, чтобы он больше ничего не писал? — предложил Вячеслав в редакции, получив работу Ключевского.

— Как? Это же уже четвертая работа за полгода, — поинтересовалась директор.

— Да вот так, возьмем его самую отстойную работу и издадим в печатный тираж, а потом он поймет, что лучше бы ее не писал, это же такое позорище!

— Ты так считаешь? — спросила заведующая редакцией.

— Конечно, мне бы было стыдно выйти на улицу после такой книжки, — обрадовался Вячеслав, видя, как идея всем пришлась по вкусу, а затем добавил — вы же не хотите пускать деньги на ветер? Работы должны продаваться, а не пылиться на полках.

— Тебе человека то, не жалко? — спросила директор.

— А чего его жалеть? Во-первых, ему издали книгу, и он получит гонорар, мы же сделаем это технично, он будет нам еще и благодарен.

— А кто же его будет редактировать? — спросила директор.

— Да я и буду, — ехидно улыбнулся Вячеслав, добавив, — даже рисунок сам нарисую, ну, подкину идею.

Когда конкурс закончился, Ключевской получил приз за дебют в своем жанре, эта новость его обрадовала, однако надо было ждать еще год, когда все будет улажено с документами, на обложке же виднелась белая раскрытая книга на красном кирпичном фоне с ключиком, будто у одной девочки внезапно на прогулке начались первый раз месячные, и она прошла вдоль стены, оставив свой кровавый след на кладке.

— Ключик золотой, в жопу себе вставь, — напевал Вячеслав, отправляя электронное письмо, — покрути немного для работы тебе надо.

Не теряя даром времени, Антуан принялся писать дальше, словно садясь за пианино, он сочинял что-то новое, но невостребованное, что по каким-то причинам тут же отклонялось всеми издательствами, словно персона нон грата, молодой автор был добавлен во все черные списки и это не так уж и удивительно, ведь до этого он решил, что раз уж рекламу показывают, а работы почему-то копятся мертвым грузом, то надо удалиться с издательской площадки, перейдя на новую, но сделать это так, чтобы все это запомнили надолго.

Долго ковыряясь в личном кабинете, чтобы найти, как удалить свои работы, сто раз задав себе вопрос: — да как их удалить? Ключевской придумал нечто такое, до чего не додумалась бы обезьянка, до сих пор вылезающая из пятой точки несчастного парня в его голове.

— Надо заменить текст и делов-то!

Создав блокноты в сто листов с единственной фразой: картошечка и сосиски — это вкусно, Антуан решительными кликами мышки заменил содержания своих романов. Эта новость сразу же разлетелась в офисах издательства.

— Этот псих удалил все! Смотрите, что он написал: — картошечка и сосиски — это вкусно!

Вообще, Ключевской давно не получал такого удовольствия от своего поступка, ведь по непонятным причинам в издательствах докапывались до всякой ерунды, которая казалась настолько безобидной и по этой причине приходилось изменять содержание, боль творца выражалась не только паром из ушей, криками на окружающих, и очередной пустой пачкой сигарет, но и скупой мужской слезинкой, так как палец был пожелтевшим от никотина, и пришлось почесать заспанку, и это тут же стало есть глаз.

Редакторы в другой издательской площадке тут же удивились, заметив загруженное количество работ сразу, ведь обычно это происходит постепенно, а как заметили, что все числится опубликованным, решили поинтересоваться у своего конкурирующего издательства, тут же получив прекрасную характеристику о личности писателя, и поступили точно так же, внеся свои правки, т.е. добавили ошибок.

— А в конце он нам написал — картошечка и сосиски — это вкусно! — проговорила Наталья.

Так за считанные дни слава Ключевского разлетелась во все издательства, и он уже не нуждался в представлении, но больше всего этому радовался Вячеслав, выпуская очередной хит продаж, в котором Антуан оказался пациентом психиатрического отделения. Вообще, практически все свои работы Веселовский Слава посвящал только Ключевскому, о чем тот даже и не подозревал. Так как мэтр жанра для взрослых, читают который только лица едва половозрелые, уже давным-давно каким-то образом пробился в люди, то выпускать работы с надписью «хит» ему не составляло труда, ведь был он по совместительству еще и редактором, без труда обходивший всех своих конкурентов, чего бы там не приходило, и особенно с фамилией Ключевской, обладал он одним секретом, который неизвестен никому.

Пальцы Веселовского зажали CTRL и C в какой-то электронной книге, а после сворачивания окна, он нажал CTRL плюс V и при всем этом дьявольски захохотал, заканчивая очередную свою книгу, в которой постельные сцены проходили то на ложе из роз, то в каком-то подвале с керосиновыми лампами и с обгоревшей рукописью.

— Слав, но ведь это из Гарри Поттера! — возмутилась директор.

— И что?

— Как что? — сразу же спросила женщина.

— Да я все понимаю, эта целевая аудитория вообще не читает ничего приличного и им абсолютно плевать, что это происходило в Хогвартсе, они даже не допедрят.

Женщина перелистнула страницу, и продолжила разбор полетов между строк, которые уже были почеркнуты редактором, так как сам редактор писателем априори быть не может, на то есть своя причина — соринки человеческое бревно в глазу никогда не видит, оно ведь как сознание, летает между строк, уже машинально произнося то, что прочитано раз десять до этого, пока писалось — раз двадцать, пока сочинялось — еще раз пять и наконец-то контрольное прочтение, которое происходит минимум два раза, но после автоматической проверки, а когда человек переспит с законченной работой, то происходят самые золотые мысли опосля, порой меняющее произведение в корне.

— Слав, когда ты редактировал, они спали у тебя в описаниях Махариши, теперь же и вовсе, кончили они в описаниях дома из Мизери.

— Я думаю, Стивен Кинг против не будет, — улыбнулся Веселовский, — и да, деньги ждать не любят.

— Да, да, — сомневающе поглядела женщина.

Женщина, ну, потому что женщина, директор она ли с кудрявыми белыми волосами, либо же строгая светская львица, а может полная женщина, как учительница русского языка в старших школах — это все неважно. Важно лишь то, как это видит воображение читателя, а если взять в расчет, что обычно при слове директор женского пола человек воспринимает строгий официальный стиль черного цвета и обязательно с белой рубашкой, обязательно чтобы были колготы, то на хрена спрашивается козе баян? Это как общепринятый приятный факт, основанный на каких-то внушенных стереотипах о женской сексуальности, если кто то и идет по ковровой дорожке, то можно даже и не упоминать, что она красная и ведет, естественно к успеху, к примеру, как всегда это бывает, выхлопать ковер перед новым годом.

— Они счет любят, — проговорил Вячеслав, тут же добавив, — мой счет.