Зов павшего небожителя. В тени зверя

Наступила пора спокойствия для Ратибора, ибо наистрашнейшая часть его пути оказалась позади. Он мчался вперёд, к деревне Волох, верхом на огромном светоносном волке, при этом пытаясь пережить ужас прошедших часов. Солнце начало склоняться к закату, и это было странно, ведь путник не так давно наблюдал рассвет. Что-то повлияло на время и окружающий Ратибора мир, то могли быть сила Чёрного или Белого волка, власть светоносной книги или Мрачного леса — а возможно, что и всё это вместе.

Человек решил познакомиться со своим спасителем, прежде чем решиться продолжить путь вместе с ним. В течение долгого времени волк просто мчался в сторону деревни Волох, расстояние до которой в действительности было больше, чем казалось путнику при взгляде с высокого заснеженного холма. Белый зверь передвигался довольно быстро, ведь оставшаяся дорога к поселению была в форме равнины, и ничто не могло послужить преградой для движения на большой скорости. Ратибор покрепче прижался к волку, чтобы не упасть на полном ходу, затем, надёжно держась за шерсть животного, попытался всмотреться в лицо «нового друга». В глаза путнику дул нещадный ледяной ветер, он бросил попытку открыто посмотреть на своего спасителя после того, как понял, что ему следует приложить все свои усилия, чтобы не упасть со спины чудо-животного.

Так что страннику пришлось судить о своём новом друге по его затылку. Ратибор проводил руками вдоль шеи волка, пытаясь подобрать подходящую хватку для рук, чтобы выстоять под напором воздуха и «скоростной качки». Рядом с шеей, на левом боку животного путник обнаружил кровавый след, который, по памяти Ратибора, не был оставлен Чёрным волком, но который был знаком ему ещё и до ужасной встречи с Вульфараном у тела умершего медведя.

Странника охватило некое недоумение, но вскоре картина стала прорисовываться, и в тот момент, когда путник почти достиг понимания того, что из себя представляет Белый волк, шерсть животного вдруг начала терять вид белоснежного сияния, затем она и вовсе стала менять свой окрас. Волк по-прежнему мчался вперёд, но теперь он передвигался довольно странно, как будто бы под воздействием некоего дурмана, что вынуждало его делать лишние манёвры налево и направо. Зверь словно опьянел, стал покачиваться и вскоре рухнул на полном ходу в близлежащий сугроб, утянув путника вслед за собой в глубокий снег.

Никто не пострадал, падение не причинило какого-либо вреда человеку. Но пока Ратибор явно не торопился подняться, с волком происходило что-то странное. Тот после падения ёрзал и метался по земле, как одержимое бесами животное, казалось, что зверь претерпевает какую-то боль или некое изменение. Его шерсть пульсировала белым светом, который становился всё слабее и слабее, волк даже стал меняться в размерах — становился меньше. Магическая сила, сосредоточенная в нём, начала развеиваться, мех изменил цвет с белого на серый, в его глазах больше не горел мистический синий огонь. В итоге зверь съёжился до обычных размеров своих сородичей, а его магическая сила стала исчезать. Теперь это был вполне обычный серый волк снаружи, но явно чем-то необыкновенный внутри.

Путник медленно выбирался из-под глубокого слоя снега, завалившего его с ног до головы на расстояние целого локтя вглубь. Едва показалась голова Ратибора из сугроба, как сразу стало слышаться его ворчание:

— Два месяца… два месяца я добирался до этого Богом забытого места! Приходилось преодолевать самые разные тяготы странствующей жизни: усталость, голод, жажду, отчаяние, холод, порицание общества и различные болезни. Проблемы возникали и решались самым что ни на то есть спокойным образом. Но только здесь, на этом ледяном лесистом просторе, я успел за два дня получить страшное ранение ноги, измотать себя до потери сознания, подраться со свирепыми животными, подпалить себе руку, испытать жуткий страх и вдобавок полностью провалиться в снежный сугроб с головой — да это не жизнь, а какое-то мучение. Эх, поскорее бы встретить хоть одного разумного человека в этом диком краю. Удивительно, как здесь вообще могут жить люди бок о бок с таким когтистым ужасом на пороге!?

За то время, пока человек говорил сам с собой, волк успел полностью оправиться от своего волшебного перевоплощения и уже стоял твёрдо на лапах, пребывая в некоем игривом настроении. Как оказалось, у такого поведения всё же была причина. Зверь подошёл к Ратибору со спины и стал ждать, пока тот обратит на него внимание. Путник смог освободить своё тело от снежного плена по пояс, а дальше, глубоко вздыхая, призадумывался, как дальше быть.

— Ну что ж, как ни крути, а сегодня я всё же планирую погреться у какого-нибудь костра. А если меня кто вздумает гнать прочь, то пусть знает, что я сейчас в таком состоянии, когда меня лучше обходить стороной на тысячу шагов. Ну, где ты там, могучий зверь? Дай-ка на тебя взглянуть — поговорить о крайне важном деле нужно, — при обращении стал разворачиваться лицом Ратибор к животному, но тут вдруг на нём явственно выразилось изумление, — Ух… как такое может быть… как такое возможно!? Амикум, это ты!?

В этот момент Ратибора поразило необычайное, сильное, приятное удивление, а волк, будто искренне приветствуя путника, издавал радостные звуки, походящие на негромкий собачий лай, при этом весело подпрыгивая на передних лапах. Странник в порыве радости сказал:

— Ха-ха, это ты, мой мохнатый друг! Клянусь своей подгоревшей рукой, это действительно ты!! Ха-ха-ха! Чудесно, иного слова не подобрать, чудесно!

Ратибор крепко обнял Амикума, плотно прижал к себе, его переполняли светлые эмоции, ведь он был искренне рад, что ему удалось обрести надёжного и верного спутника в этом опасном краю. Путник долго не отпускал волка, будто бы боялся, что ему всё чудится, что вот он ослабит хватку и вновь потеряет единственного друга. Амикум не отстранялся, опустив голову на плечо Ратибора, он и сам начинал дорожить каждой секундой этого торжественного момента. Это уже не был обычный серый волк, встреча с человеком изменила его, великая Светоносная книга вдохнула в него сознание, да такое развитое, какое лишь выдающимся мудрецам и философам людским было дано свыше. Странник, собравшись с мыслями, спросил у него:

— Что же там такого с тобой приключилось? Ты стал сосредоточением великой силы, которая не просто спасла меня от жуткой смерти, но и дала отпор столь страшному врагу, как Вульфаран. Да… я запомнил его имя, сомневаюсь, что уже когда-нибудь смогу забыть. Ты не уступал ему в силе и душевном рвении, выручил меня, я у тебя в вечном долгу за это. Так что же это было?

На вопрос путника Амикум ответил ясным взглядом на котомку, висящую у человека на плече, откуда виднелся золотистый свет волшебной книги. Ратибор понял намёк, начал придерживать правой опалённой рукой котомку, а левую возложил волку на голову, намереваясь сказать следующее:

— Но самое-то главное ты обрёл: пробудил целебную веру своей души, что внутри тебя. Тебе, мой друг, удалось найти силы для борьбы с настоящим злом, удалось понять, за что следует сражаться в этой жизни, а всё, что тебе дала книга — возможность доказать свою веру на деле. Истинный свет добродетели исходит не из куска бумаги, пусть и золотого, нет, а из тебя самого.

Человек поднялся на ноги, гордо выпрямился, свободно и глубоко вдохнул свежий воздух в свои загустевшие от тёмной серы лёгкие и пошёл неспешным шагом в сторону деревни, которая была ясно видна на горизонте. Выйдя на менее заснеженную часть дороги, путник развернулся и спросил:

— Ты идёшь, друг мой мохнатый?

Амикум вскочил с места и побежал впереди Ратибора, постоянно посматривая на него, чтобы вновь не потерять из виду.

— Только смотри сам не потеряйся, а то из меня дурной следопыт! Хе-хе, — сказал странник в приподнятом настроении вдогонку волку, — Эх, и снова путь-дорога.

Стало вечереть, на небе стал возвышаться бледный полумесяц, свет которого озарил всю округу перед глазами путника, подул холодный, но при этом слабо ощутимый ветерок. Путь, по которому шли Амикум и Ратибор, был концом дороги, звавшейся Волчий Клык. До деревни было рукой подать, но тут странник призадумался о том, как примут деревенские жители человека, чей спутник — могучий серый волк: могут обвинить в колдовстве, начать шептаться между собой, мыслить недоброе, если только не хуже дело будет обстоять. Конец пути сопровождался равнинными склонами, одинокими чёрными деревьями и огромными, местами покрытыми мхом камнями. Земля устремлялась вниз, деревня Волох располагалась в самой низине, чувствовалось, что она является сердцем этого мрачного владения, чьи границы определялись обширностью того лесного массива, что окружал поселение и был пронизан тропами, сливающимися в единую, «волчью» сеть. Вокруг самого Мрачного леса на многие вёрсты распространялась снежная пустошь.

Шли два товарища по выбранному ими пути без страха в сердце, они были готовы ко всему, что могла преподнести им судьба. И вот дошли они до некоего странного дома, высеченного внутри старого громадного дуба и расположенного в шестистах шагах от самой деревни. Ратибор уже не удивлялся таким вещам, ибо за время своего странствия ему довелось многое увидеть, куда более чудное, чем это. Амикум начал активно осматривать окрестности этого необычного сооружения, зверю было как то не по себе, ведь так близко к поселению ему подходить не доводилось раньше. Единственным, что могло говорить о том, что этот дом заселён людьми, был недавно зажжённый светильник у входа в жилище. Ратибор поднялся по старым скрипучим ступеням к украшенной старой резьбой двери, на ней было высечено изображение полного месяца, в который буквально вонзались ветви молодых цветущих деревьев. А внутри этого рисунка луны располагался гордо выпрямившийся чёрный волк с красными глазами, рядом с ним всё как будто гибло, увядало. Ратибора напугало это изображение, он начал опасаться, что здесь проживают какие-то приверженцы особого культа, почитающего Вульфарана как бога. Путнику всё никак не хватало уверенности постучать в дверь, но когда всё же появилась решимость, и Ратибор уже было коснулся дверцы, как вдруг завыл Амикум, тем самым подзывая человека к себе. Волк нашёл что-то такое, на что следовало бы обратить внимание прежде, чем начать знакомство с местными жителями.

Путник не спеша вновь прошёлся по скрипучим ступеням, ему словно становилось легче по мере того, как он отдалялся от загадочной двери. Амикум нашёл что-то интересное, находящееся прямо за домом, и вот уже дожидался человека прямо за поворотом. Ратибор не торопился, прошедший денёк как-никак, а всё же изнурил его. Он отошёл на значительное расстояние от входа в странное жилище, как вдруг раздался скрип со стороны двери. Ратибор повернулся, всмотрелся, но ничего особенного не приметил. Человек пошёл дальше на зов волка, его стало подводить зрение из-за усталости, в противном случае он бы заметил, что ручка загадочной двери опустилась. Атмосфера становилась зловещей, и в сердце путника снова стал возвращаться страх, вызванный некой жуткой картиной окружающего его места. Вновь ощущалось дуновение ветра, которое в этот раз стало звучать словно стон, то ли природы, то ли некой измученной души. Вскоре Ратибор понял, к чему судьба стала его подготавливать, ведь находкой Амикума оказалась огромная, вырытая на десятки локтей в глубину заснеженная яма.

Волк стоял у самого края этой пропасти, вглядывался в самую её бездну, путник поравнялся с ним, и в одно мгновение у него словно перехватило дыхание. Земля у него под ногами была влажной, пропитанная чем-то из самой глубины ямы. Ратибор достал пустой кусок пергамента, провёл по нему указательным пальцем, произнёс слова на непонятном языке и бросил ярко загоревшийся кусок бумаги в пропасть. Свет озарил её целиком, от самого низа до самого верха, увиденное повергло человека в ужас, отвращение. Он уверенным нарастающим голосом говорил себе и заодно Амикуму:

— Это захоронение… массовое захоронение! Амикум, пойдём поскорее к деревне, нужно срочно выяснить, что здесь происходит. Как я вижу, многие тела свежие, а значит смерть здесь не такой уж редкий гость. Пойдём же!

— Я бы не стал так спешить в Волох, — послышался старческий голос из-за спины путника. — Позднее время для прогулки, тебе, сынок, так не кажется?

Ратибор развернулся и увидел перед собой горбатого невысокого старика с обросшей бородой, одетого в старинные изношенные лохмотья. Его глаза казались безумными, жутко жаждущими чего-то, руки же были грубыми, изнурённые тяжёлой крестьянской работой, виделись длинные острые ногти, будто старик специально их подтачивал для какого-то дела. Не дожидаясь ещё каких-либо сюрпризов, странник спросил:

— Кто ты такой? Чем ты здесь занимаешься? Почему просишь не идти в деревню? Как твоё имя?

Старик долго не отвечал, Амикум стал на него рычать, воспринимая того уже как возможную угрозу. Чем дольше стояла тишина, тем агрессивнее становился волк, а Ратибор с особой готовностью к какому-либо действию дожидался ответа на свой вопрос. Старик лицом своим выражал заторможенность, сделал вид, будто бы не понял, что путник от него хочет. Слабым старческим голосом промолвил:

— Сынок, давай в дом пройдём — поговорим, и собаку можешь свою взять, если хочешь. Мне-то, понимаешь, тяжело вести разговоры на улице при таком морозе.

А ведь правда — налетела вьюга, предвещающая бурю пострашнее той, что «гналась» за Ратибором до Мрачного леса. Путник с большей уверенностью повторил свой вопрос, не желая следовать за незнакомцем непонятно куда. Старик, опасаясь бури, ахнул и ответил на вопрос Ратибора:

— Моё имя — Лунебрис, я здешний могильщик: провожу обряды погребения, воздаяния посмертных почестей, по крайней мере — так раньше было, до времён вождя Зидхана. Из-за него-то я тебя прошу повременить с приходом в деревню Волох, нелёгкие времена нынче на славянской земле. Теперь-то мы можем укрыться от холода и поговорить за кружкой горячего травяного отвара в тепле и уюте?

Переглянувшись со своим попутчиком волком, Ратибор ответил, принимая во внимание приближающуюся непогоду:

— Веди, гостеприимный старче. Сегодня мы уже никуда не пойдём.

И вот Ратибор с Амикумом перешли границу странного, вырезанного прямо в дубе жилища причудливого старика. Внутри, казалось, было темно, однако стоило путнику и его четвероногому другу ступить за порог, как постепенно дом стал заполняться витающими прямо в воздухе белыми огоньками, которые, сливаясь воедино, становились ярче и устремлялись вверх, возвышаясь прямо над людскими головами. Чудо-дом снаружи казался весьма необычным сооружением, однако и внутри него всё было непросто. Отсутствовала какая-либо мебель, а всё, что на неё походило, было высеченным прямо в дубе произведением искусства. Особого простора не было, в Дубовом доме существовали две небольшие комнаты, в одной из которых крылся ещё и небольшой проход в подвал, куда умещались исключительно лишь предметы рабочей необходимости — лопаты, вилы, кирки и многое другое. Пространство, в которое Ратибор и Амикум попали при входе в жилище старца, считалось прихожей в Дубовом доме, являвшейся ещё и небольшим коридором, соединяющим две небольшие комнаты. Устремившиеся вверх огоньки в какой-то мере казались живыми, ибо они повсюду следовали за обитателями жилища, словно их привлекало всё, что могло двигаться. Они служили источником обогрева дома, являлись причиной не только тепла, но и уюта в нём. «Стены» сооружения, особенно ближе к потолку, были покрыты светло-зелёным мхом, хотя по большей части всё вокруг было чисто из древесной коры: пол, сами стены, «столы» и «полки».

В прихожей были размещены вещи, за которые человек брался перед самим выходом наружу: посох, шерстяные и кожаные одежды, зимние лапти по несколько пар про запас и многое другое. Путник находился под впечатлением и в этот раз не смог сдержать своего удивления.

— Ну и чудо. Ничего такого моим глазам явно не доводилось видеть. Это выглядит весьма необычно, я бы сказал — сказочно! Интересно, кто же построил этот дом и придал ему столь волшебные черты?

— На этот вопрос ты вряд ли найдёшь ответ, дорогой гость. Мне неведомо, сколько уже существует это сооружение, однако, насколько я могу судить, ему уж точно девять, а то и десять веков. Не думаю, что тебе удастся застать в живых первого жильца этого места и получить ответ на то, как здесь всё устроено и зачем, — говорил старик, попутно ведя гостя в просторное помещение.

В доме не было дверей, всё скорее походило на небольшую цепочку тоннелей внутри громадного дуба. Исключением была лишь входная дверь, изукрашенная красивой резьбой и рисунками, которая Ратибору казалась недобрым знаком, ибо всё, что напоминало ему о Вульфаране, могло вызвать страх и даже панику. Эта дверь не стояла в этом доме с самого начала и явно появилась после прихода Чёрного волка в эти земли. Уют присутствовал в жилище Лунебриса, в этом основная заслуга волшебного тепла белых огоньков и усилий старика, направленных на достижение необычного комфорта, как для человека, так и для любого другого живого существа. В каждой комнате было по одному «окну» в виде вырезанного отверстия в коре дерева, эта часть работы по созданию жилища была выполнена небрежно и без какой-либо логики, будто окна и не планировались в Дубовом доме изначально. Таким образом, в столь интересном месте было три основных помещения: гостиная, «комната» Лунебриса, где так же таился вход в подвал, и прихожая, во многом запоминающаяся именно по этой мрачной двери с изображением Вульфарана — и все они между собой соединены небольшой цепью коридоров, кои были во многом непримечательны, пока светили огоньки.

Лунебрис провёл гостей в просторный зал с низким круглым столом посередине, выпирающим из пола, будто пень, но всё же высеченный гладко, с наибольшими удобствами для всех тех, кто за него садится, и единственным окном, расположенным на большой высоте. Через него днём проникали солнечные лучи, а ночью — лунное сияние. Оконное отверстие было сделано так, чтобы весь свет извне падал именно на круглый древесный стол в середине зала, что носило определённую символику. Вокруг «пенька» находилось несколько одинаковых древесных изгибов прямо в полу, на которые Лунебрис постелил по несколько лоскутов ткани — видимо, они предназначены для того, чтобы на них и умещались жильцы и гости.

— Проходи, дорогой гость, размещайся поудобнее в этом зале. А я пока что приготовлю горячего сладостного отвара из причудливых трав, которые этим вечером придадут твоему телу чувство полного внутреннего покоя и некой лёгкости на душе. Весьма важно, чтобы твой разум сейчас обрёл ясность, ибо, как вижу, тебе есть что рассказать необычного, — сказал Лунебрис в преддверии гостевого помещения путнику и пошёл дальше по коридору.

Амикум первым чуть ли не забежал в этот зал. Зверь на удивление ощущал особый уют в этом доме, хотя чуть раньше он с особой опаской относился к каждому незнакомому месту, к каждому непонятному шороху. Видимо, для полного спокойствия Амикуму сегодня не хватало именно малой доли тепла и удобства. К тому же и волку, и человеку сегодняшний день дался отнюдь не просто, в состоянии полной усталости тяжело размышлять о важных вещах.

Едва Ратибор и Амикум зашли в зал приёмов, два ярких огонька, парящих над их головами, слились воедино, загорелись ещё ярче, их тепло и исходящий от них свет можно было сравнить с ярко горящим костром. Огонь устремился в центр круглого стола и стал парить над ним на расстоянии в половину человеческого роста. Ратибору не терпелось присесть — весь день был то на ногах, то верхом на хищнике, то по самую макушку в снегу. Путник присел в одну из «ямок», покрытых различными лоскутами толстой ткани, перед круглым столом. Человек расслабился и, глядя в огонь, стал раздумывать о месте грядущего ночлега, предполагая, что вряд ли этим вечером сможет покинуть стены сего жилища из-за бури и сильной усталости.

Путник внезапно, по непонятной причине, вспомнил о книге, лежащей в котомке рядом с ним. Он вытащил её и обратил внимание на то, что белый огонь в центре круглого стола начал странно на неё реагировать, постоянно то вспыхивая, то затухая. Книга в данный момент ничем особо не выделялась, исключением была лишь одна страница, которая под влиянием вспыхивающего бледного огня стала пульсировать сильной светлой энергией, она будто бы упрашивала Ратибора открыть её именно в этом месте.

На дворе слышался вой волчьей стаи, засвистел ветер, врываясь внутрь дома через окна и древесные отверстия в стенах, но путник не придал им никакого значения, в нём заиграло сильное волнение и необычайный интерес.

Амикум в это время располагался в уютном тихом уголке зала — пытался заснуть, но когда начал подниматься вой и бушевать огонь, волк насторожился и с подозрением стал обращать взгляд на всё, что способно издавать звуки, либо осмеливается двигаться. Ратибор был тем единственным существом в округе, на чьи движения зверь не реагировал никоим образом.

Под напором ветра начали трястись и опрокидываться предметы обычного дневного обихода: падали с полок кувшины и деревянные тарелки, опрокинулось ведро с водой недалеко от круглого стола, в прихожей со стен попадали меха и кожаные одежды, задрожала даже древесная кора в самых разных частях Дубового дома.

Но вся суета тотчас прекратилась, как только путник открыл нужную ему страницу Светоносной книги. Ветер затих, а белый огонь в центре круглого стола резко сменил бледный свет на золотистый, солнечный. Помещение подстроилось под «каприз» мистической силы, воцарившейся, по меньшей мере, именно в приёмном зале. Установилось спокойствие, путнику и его товарищу волку ничего теперь не угрожало, а значит, можно было отдохнуть, однако Ратибор не мог обуздать своё любопытство и стал с особым усердием глядеть на открытые им страницы в поисках чего-нибудь особенного.

Долго путник смотрел на голые золотистые листы бумаги, тщетно пытаясь разглядеть нечто необычное в них — невиданное доселе. Человек приуныл и захотел закрыть книгу, как вдруг начало происходить нечто весьма интересное.

Путник обратил внимание на то, что страницы начинали светиться по мере своего приближения к огню. Тот, в свою очередь, вспыхивал всё ярче, едва книга попадала в пределы стола. Ратибор знал, что обычный огонь для такого артефакта, как эта книга — не страшен, об этом говорили его жизненный опыт и внутренняя интуиция. Недолго думая, он всё же решил свести вместе два необычных магических явления. Ратибор положил книгу в раскрытом виде чуть ли не вплотную к вновь заполыхавшему белому пламени. И тут начало происходить кое-что действительно необычное.

Огонь на мгновение затух, а когда вновь вспыхнул, от него полетели небольшие горящие искры, приземляющиеся прямо на сияющие книжные страницы. Искр было много, и тут Ратибор забеспокоился, опосаясь, что, возможно, он совершил страшную ошибку, ведь человек не был уверен в том, что подобный огонь попросту «не пожрёт» предмет. Волнение стало пропадать, когда путник увидел, что каждая «прилетевшая» искра, коснувшаяся страниц, образовывала на ней определённую букву, сияющую бледным лунным светом. Вскоре появился текст, заполнивший обе страницы на неизвестном человечеству языке. Это было наречие, которому Ратибор дал название Межзорадский язык, ибо, в понимании путника, он происходил из другого мира, расположенного между Раем, Адом и Землёй.

— Ундэ зир Лонерс харлок. Аран дун, тес рок,^[2] — прочитал Ратибор вслух.

То был лишь заголовок большого текста, но возможность продолжить чтение исчезла для человека, ведь после произнесения вслух первых упомянутых в тексте слов лунные буквы резко воссияли и произошла сильная вспышка белого света. Ратибор был ослеплён на несколько мгновений, а когда его зрение всё же восстановилось, он заметил, что всё вокруг переменилось.

Он вдруг оказался рядом с выходом из того же Дубового дома, но там не было ничего похожего на предметы человеческого обихода, то был пустой коридор. Его стены были пронизаны извивающимися зелёными линиями, которые насыщала некая энергия того же цвета, будто бы природный дух наполнял этот дом. Сами стены были светлее, чем помнилось Ратибору. Он обернулся, но в этот раз не увидел той самой зловещей двери, на её месте стоял необычный проходной механизм. То были особого рода врата, которые открывались и закрывались без какой-либо помощи со стороны, на них было изображено ярко горящее солнце, окружённое цветущей зеленью. На самом рисунке, выгравированном из чистого золота, располагались солнечные часы, работу которых нельзя было понять, находясь по эту сторону прохода.

Ратибор внимательно стал рассматривать себя самого и понял, что он есть нечто астральное, призрачное, ибо приметил, что к вещам он не в силах был прикоснуться и не в состоянии был прочувствовать своим телом ту атмосферу, что была вокруг него. Путник не ощущал ни тепла, ни самой земли под ногами, и от этого его любопытство стало ещё сильнее разгораться. Он собрался с духом и буквально прошёл сквозь врата на другую сторону. Ратибор был поражён тем, что увидел снаружи.

Вокруг ходили, играли, резвились, общались, ремёслами разными занимались и утехам предавались, иными словами, жили невиданные ранее путником существа, целый народ, во многом походящий на людей своей культурой, но не своим обличием.

Это был лисий народ, ростом своим больше человека, во многом его превзошедший со стороны жизненных устоев. Они, как и люди, ходили на задних лапах. Внешнее сходство с человеком им придавала форма скелета груди и передних конечностей, а всё остальное было сродни привычным для людей лисам. Густой гладкий мех, длинные пушистые хвосты, в значительной мере ухоженные и являющиеся личной гордостью любого представителя этой необычной расы, как пышная грива для льва. Народ этот был разумен и обладал особой культурой, выраженной в существовании уникального разговорного языка и стиля одежды, на которой символично изображалось солнце.

Ратибор принялся расхаживать по низменной равнине, на которой стоял Дубовый дом, далеко уходить не стал, опасаясь потерять дорогу назад. Путник проходил по ближайшим окрестностям и пристально наблюдал за лисьим народом.

Лисы разговаривали именно на так называемом межзорадском языке, Ратибор его знал лишь поверхностно, поэтому усвоить для себя истину об их мировоззрении и обычаях он не мог. Народ был чрезмерно активным, мало кто из них мог подолгу стоять на одном месте, молодые то резвились, то охотились. Они были по большей части «голыми», ибо считали, что напыщенные густые наряды нужны лишь в зимние холода, а в остальное время — могли привести к ухудшенному развитию тела и духа. Одежда их замедляла и портила навыки для охоты и выживания, делала их уязвимыми для врагов. Круглый год носить «густые» одеяния дозволялось лишь старейшим из лисов, чья жизнь уже клонилась к закату. Путник приметил, что те из них, кому на вид было больше двадцати лет, носили оружие и необходимый защитный доспех, лёгкую позолоченную броню. В арсенале у них были в основном копья, мечи, ножи, луки и стрелы. Казалось, что здесь нет ничего необычного, однако гравировка мечей и их стальная прочность вызывали восхищение — оружие делалось искусными кузнецами. Помимо воинов, золотистые одеяния носили главы отдельных семей и вожди целого племени. Особенность лисьего народа заключалась в том, что по их обычаю главой семьи обязательно должен был становиться мужчина, а во главе народа обязательно должна стоять женщина, которая воспринималась как мать племени и божественная жрица. В их вере почиталось, прежде всего, солнце, оно было символом жизни, добра и радости, а луна, наоборот — презиралась, ибо символизировала некое зло и коварство. Обращаясь к солнцу в своих ритуальных обрядах, лисы очень часто произносили одно имя — Лонерса. Видимо, это было названием их божества.

Ратибор понял, что пребывает в прошлом, и, вернувшись к Дубовому дому, начал думать, как бы ему вернуться в настоящее. Он шёл к вратам лисьего жилища, из которого он и вышел, но, не успев дойти до них, стал свидетелем судьбоносного момента, из-за которого всё в конечном итоге здесь и переменилось.

С самых разных концов лесных владений удивительного народа в небо стал устремляться зловещий чёрный дым. Вокруг поднялась страшная суета, лисы-солдаты начали в последовательном порядке трубить в рог, призывая своих соплеменников укрыться в своих домах. Сами воины были в недоумении от происходящего, но они чётко знали, что должны сделать в первую очередь — укрыть как можно больше представителей своего народа в безопасном месте до того, как грянет беда.

В то время, пока воины предпринимали меры по обороне, дым на небе становился всё гуще и гуще. Постепенно начал меркнуть весь голубой небосвод. Один из лисов, видимо, командир, стал выкрикивать следующие слова, обращённые к тем, кто бежал в свои дома:

— Удун! Удун! Нер вай дун ундэ! Аран зир эн иллас айр. Мар’сес, эн тард, одэ эн косес — эн харлок! Айнурэ’с!^[3]

Воины обнажили мечи и организовали круговую оборону, ибо понимали, что враг не захочет пройти дальше, пока не перебьёт их всех. Лучники заняли позиции на деревьях. Чёрный дым полностью затянул небо, Ратибор внимательно наблюдал за всем, что происходило вокруг. В следующее мгновение он увидел нечто такое, что всерьёз напугало его. День сменился ночью, и прямо на глазах у путника солнце на горизонте померкло под влиянием чёрного дыма и превратилось в лунный полумесяц, большая часть которого была кровавого цвета. У Ратибора от внезапного ужаса стало чаще биться сердце, в округе поднялся бешеный волчий вой. Сей звук был настолько громким, что могло показаться, будто вот-вот это место накроет огромная волна волчьих орд, их рёв, словно раскат грома, пронёсся по окрестностям, предвещая бурю. Едва тьма затянула небосвод, как вдруг она устремилась с неба на землю. Огромный сгусток темноты буквально врезался в стойкую земную твердь недалеко от отряда лисьих воинов, готовящихся к бою. От этого поднялся густой серый туман, за которым последовало полное затишье.

— Одэ… одэ!^[4] — постоянно проговаривал командир вслух. Врагов ещё не было видно, но все воины уже были подвергнуты испытанию на стойкость, затронуты чувством страха, который подобно болезни распространился по воздуху вместе с туманом. К счастью, ни один лисий боец не дрогнул и не сдал свою позицию, они точно знали — какова цена истинной свободы и что предвещает поражение.

Тишина стояла довольно долго, но ни одному лису не пришла в голову мысль, что опасность миновала, это, наоборот, говорило об ещё большей угрозе, исходящей от врага. Командир стоял в центре круговой обороны, его органы чувств обострились, он стал обращать внимание на всё, что двигалось за пределами круга, что могло издавать какой-либо звук, трепетно относился к каждому шороху, к каждому дуновению ветра. Командир как будто мог следить даже за дыханием каждого из своих бойцов, ведь по нему многое можно было определить, что чувствует воин в данный момент: спокойствие, страх, усталость, сонливость, робость, уверенность или умиротворённость.

Повеял влажный ветер, но даже громкий шелест густой листвы не смог укрыть от слуха командира нужный звук, момент для начала сражения. Он резко и неожиданно для своих же соплеменников достал топор из-за поясницы и швырнул его прямиком в самую густую часть тумана. В тот же момент послышался звон тетивы, исходившей из того же места, донёсся хруст разломанной на части стрелы, а затем раздался зверский болезненный крик, за которым последовал звук падения мёртвого тела.

Туман развеялся в той части леса, где прятался вражеский лазутчик, его труп был ясно виден всем воинам лисьего отряда. Командир не был рад тому, что ему досталась честь первым пустить кровь врагу на поле брани, ибо своего противника он знал хорошо, часто воевать приходилось с волчьим народом. Лис знал, что своим действием он выдал месторасположение своего отряда, ведь когда начнётся волчья «перекличка», то враг поймёт, где он уже успел понести потери. Всё случилось именно так, как и предполагал лисий командир — поднялся волчий вой, сопровождаемый грозными воплями тех вражеских воинов, которые уже успели понять, что произошло. Пока гневный ор ещё стоял, лисий командир склонил колено и выставил свой меч вперёд, опершись на него обеими руками и приложив его ко лбу.

Сплотились ряды воинов лесного народа, вперёд вышли бойцы с большими, но при этом лёгкими и прочными щитами. Лучники на деревьях возложили стрелы на тетивы, копейщики встали за щитоносцами, вооружёнными исключительно мечами, ибо им не следовало раскрывать положение щитов ни на мгновение, чего могло бы потребовать обращение с иным видом оружия. Задача первой оборонительной линии — сдерживать чудовищный натиск противника, пока остальным не удастся обратить вражеские силы в бегство или в небытие.

Командир встал, выпрямился, возложил правую ладонь на лезвие меча и полностью омыл клинок в своей крови.

— Лонерса, — произнёс он.

Меч засверкал и воспламенился ярким огнём.

— Туйрэ! Штор Вульфаран ундэ!^[5] — кричал командир своим солдатам.

Враг не заставил себя долго ждать. Орды волчьих солдат, вооружённые длинными чёрными мечами, огромными боевыми топорами и молотами, одетые в лёгкую, но при этом также прочную кожаную броню чёрного цвета, ринулись в бой напролом, невзирая на опасность со стороны лучников, прямо на позиции лисьих щитоносцев.

Волки были похожи на людей в равной степени, что и лисы. Однако они были куда более свирепы и превосходили их приблизительно в два раза по размеру, они были более искусными в обращении с тяжёлым оружием и бронёй.

Двуногие хищники налетели на своих врагов, словно огромная волна на каменистый берег. Лисы достойно держались, сдерживать натиск врага во многом удавалось благодаря оборонительным сооружениям, которые были выставлены на встречу. Щитоносцы стояли твёрдо, копейщики били точно, лучники не пустили ни единой стрелы зря. Подобный успех в защите придал лисьему командиру большую уверенность, которая воодушевляла рядовых воинов. Первая атака была успешно отбита, но вторая волна не дала и минуты лисам на передышку.

Вперёд вышли тяжеловооружённые волчьи солдаты, по размеру значительно превосходившие даже своих соплеменников. Чтобы таких убить, потребуется свыше десяти стрелковых и ножевых тяжёлых ранений. Сопровождаемые сотнями рядовых озлобленных волков, эти великаны медленно, но верно продвигались к месту обороны лисьего народа. Вторая волна противников уже знала, в чём заключаются слабости и преимущества армии лисов, ради этих сведений и были пожертвованы десятки волчьих жизней при первой атаке.

Лучники по-прежнему стреляли метко и точно, однако большинству из них не удавалось увидеть, как целые отряды волков обходили их с фланга и начинали активно срубать деревья, на которых лисы занимали свои позиции. Могучие растения быстро падали под ударами топоров, а лучники, оказавшиеся на земле в окружении врагов, недолго могли оставаться в живых.

Тяжеловооружённые гиганты с лёгкостью сметали позиции лисьих щитоносцев и ломали защитные баррикады. Лишь командир с огненным мечом был в состоянии сокрушить таких врагов один на один, ибо перед его оружием не могли устоять ни сталь, ни плоть, ни броня. Волки устрашились лидера вражеской армии, их страх ослаблял эффективность их наступления, это приметил волчий полководец.

Бой стал вестись внутри оборонительного круга. В живых оставались лишь лучшие из лисьих бойцов, в последующем принявшие решение биться вплотную со своим командиром, плечом к плечу. Лисы бились отчаянно, пощады не давала ни одна из сторон. Вдруг в осадное кольцо прорвался закованный в тяжёлую чёрную броню волчий вожак, изукрашенный красными кровавыми метками по всему телу, ярче всего виднеющихся у волка на лице, в виде будто бы свежих кровавых шрамов от когтей под глазами. Это были ритуальные метки, предписываемые лишь самым свирепым и безжалостным бойцам в волчьей армии.

— Сурв нэн Вульфаран,^[6] — молвил лисий командир сквозь зубы с ярко выраженной злобой.

Этот зверь ничего не ответил, лишь рычал устрашающим образом. Глава отряда лисьего народа выступил один на один против этого чудовища, рядом стоящих воинов он послал на поддержку стены щитов, по-прежнему сдерживающих основной натиск волчьей орды.

Вражеский вожак был вооружён огромной булавой из чёрной заколдованной стали, он сметал с одного удара всех, кто осмеливался встать между ним и носителем огненного меча. Волк бил со столь поразительной силой, что земля будто бы вздрагивала от каждого его удара. Волчьи атаки были мощны, но медлительны, лис успешно уклонялся от них, наносил точечные удары огненным мечом в ключевые места чёрной брони, ибо даже с таким оружием он не мог тотчас пробить подобные доспехи. Принятая тактика боя стала изнурять волчьего военачальника, и тот решил пойти на хитрость: он изобразил настолько сильную усталость, что лис начал терять необходимую для сражения бдительность.

Командир вознёс меч, чтобы тут же срубить голову волка с плеч, однако тот в последний момент успел сделать мощный выпад прямо под носом у лиса и при этом ещё ударить его изо всех оставшихся сил булавой, от чего тот отлетел на расстояние двух десятков шагов и выронил огненный меч. Заклеймённый воин неспешным шагом подбирался к лису, чтобы добить его, попутно убивая всех, кто пытался защитить своего военачальника. У командира были раздроблены все кости левой руки и части бедра, он стал ползти к лежащему на выжженной им же земле огненному мечу. Каждый пройденный аршин сопровождался ужасной болью и душераздирающими криками.

Почти все лисьи бойцы были перебиты, осталась лишь группа из двенадцати воинов, бьющихся рядом с командиром. Громадный волк в чёрных доспехах всё же добрался до лисьего военачальника, сперва сильно вдавил его в землю ногой, а затем обхватил правой рукой за шею и поднял того на целую сажень в высоту. Враг по-прежнему ничего не говорил, а лишь дьявольски засмеялся, а затем начал душить лиса. Командир очнулся, неожиданно в его руке снова воссиял горящий меч, и он, задыхаясь, вонзил его прямо в глотку волчьего вожака. Пару мгновений они стояли, будто окаменелые, в таком положении, изнурённые и оба побеждённые, от этого и «смертельно изумлённые». Затем они оба упали на землю, волк замертво, а лис на грани жизни и смерти.

Остальные воины сгруппировались вокруг своего командира, один из них подбежал к нему, чтобы помочь встать на ноги, но, к сожалению, удары волчьего оружия оказались смертельными. Носитель губительного меча уже не мог ни ходить, ни сражаться, ни даже дышать — из него постепенно уходила жизнь. Лезвие его оружия расплавилось, осталась только рукоять, которую лис крепко прижал подле сердца своего. На его глазах выступали слёзы, командир не мог поверить, что всё-таки настал день, когда Вульфаран смог одержать верх над их народом, он дал волю эмоциям, ведь понимал, что сам больше ничем не сможет помочь своим соплеменникам в этой ужасной борьбе. На последнем вздохе он схватил руку рядом стоящего воина и сказал:

— Сулун… эн.^[7]

Командир скончался, а волчья орда по непонятной причине остановила свой натиск. Видимо, для них гибель своего вожака также имела важное символическое значение даже во время боевых действий. Для волчьего народа их предводитель — нечто святое, высоко почитаемое существо во плоти, смерть которого неприемлема. Случившееся вызвало серьёзное замешательство в рядах тёмных сил, ожесточённая битва прекратилась на пару мгновений, волки всё никак не набирались решимости продолжить наступление, пока о себе вдруг не заявил их настоящий предводитель.

С неба раздался громкий, как раскаты грома, рык, что взбудоражил тьму, заполонившую небосвод. По чёрным облакам стали бить красные молнии, и одно из них, наиболее насыщенное «красным зарядом», устремилось вниз, словно метеорит. Всех — и волков, и лисов, и Ратибора — охватил безумный страх.

— Это… Вульфаран, — тихо сказал сам себе человек.

Волки отошли на безопасное расстояние, облако, пропитанное тьмой и мощным зарядом «кровавой молнии», летело на оставшихся в живых лисьих воинов. Лесные жители, переглянувшись, восприняли это как злой рок, которого невозможно избежать, и перед столкновением они все прикрыли глаза и прижали свои мечи к груди в знак смирения с судьбой, никто из них не хотел умирать трусом.

Чёрное облако обрушилось на лисов, словно огромный огненный снаряд катапульты, смерть была мгновенной для всех, так как вмиг красная молния испепелила каждого воина. Никто из них не закричал, ни от страха, ни от боли — все они приняли смерть достойно.

Волчья орда пошла дальше, Ратибор стал свидетелем того, как они разорили мирный природный край, убивали беззащитных жителей, их детей; как тьма сравняла их дома с землёй; как правительница лисьего народа сражалась с мечом в руках у врат того самого Дубового дома, пытаясь защитить тех, кто был внутри. Она погибла в объятиях резко окутавшего её мрака, при этом успев положить более десятка волчьих солдат.

Врата были запечатаны, ибо их механизм был напрямую связан с солнечными часами, встроенными в них. Едва солнце переставало светить, а тень заполоняла весь часовой круг без остатка — врата запечатывались; если бы на них лил чистый лунный свет — их можно было открыть вручную. Но тьма была повсюду, волчья орда не смогла проникнуть в дом с первого приступа.

Тёмные силы всё же ворвались туда, выбив ворота силой; красные молнии били с чёрного неба по дому и в результате проделали множество отверстий в древесной коре, в которые волки начали закидывать огонь. Мирные жители, укрывшиеся в доме, погибли либо от удушья, когда чёрный дым начал заполнять Дуб, словно вода заполняет пустой стакан, либо от огня, что заполыхал в доме. Древо погибло, но всё-таки простояло ещё множество веков, а Ратибор наконец-то понял, что «оконные» отверстия в доме были итогом штурма, а не небрежной работы строителей.

Путник перепугался и ринулся бежать в неизвестном направлении, едва ему показалось, что тьма теперь стала преследовать его. И в тот момент, когда она его настигла, Ратибору снова перед глазами стал мерещиться Вульфаран. Вскоре он услышал голос, взывающий к нему из настоящего времени:

— Гость, гость! Ты меня слышишь!? Очнись!

Путник вдруг проснулся в том самом Дубовом доме, на том самом месте, где началось его загадочное путешествие во времени. А перед его глазами был уже не Вульфаран, а Лунебрис. Он преподнёс Ратибору горячего травяного отвара, который должен был успокоить его разум.

— Пей путник, успокойся, вижу, тень недавнего прошлого всё ещё преследует тебя. Отдохни немного, потом поговорим, — сказал Лунебрис.

— Нет, — возразил Ратибор. — Лунебрис, расскажи мне, что здесь за ужасы происходят?! Расскажи мне всё, что знаешь об этом… Вульфаране.