Граф (не) желает жениться, или Фиктивная семья для наследника

Следующие два дня проходят в долгожданной благодати. Никаких графов, никаких женихов и никаких градоначальников. Я искренне наслаждаюсь привычным одиночеством. Естественно, со слугами и работниками таверны. Там сегодня как раз нужно подбить счета.

— Крис, принеси мне списки по последним затратам, внесу их в книгу, — прошу управляющего и поднимаюсь на второй этаж.

Само здание таверны крайне простое — деревянный сруб безо всяких изысков. Внутри тоже максимально упрощённый дизайн. Все, чтобы люди, зайдя к нам впервые, могли понять еще с порога, что здесь будет просто, но вкусно. Что–что, а запахи у нас витают всегда чудесные. Я, кстати, питаюсь здесь же.

— Хорошо, мисс, вам как обычно, с обедом? — Крис знает мои привычки.

— Да, спасибо, — киваю и поднимаюсь дальше.

А на втором этаже я не смогла отказать себе в маленькой красоте — по моей просьбе строители соорудили уютный балкончик в нише. Таким образом, мне отлично видно все происходящее в таверне со своего наблюдательного пункта, а меня посетителям не видно.

Усаживаюсь за стол и с головой погружаюсь в работу. Если откровенно, пропажа графа начинает беспокоить, чего не скажешь об исчезновении Николсона. Этот не оббивает пороги — мне только в радость. К градоначальнику сама я все равно не пойду выяснять причину столь необычного сватовства. Этим опять–таки обещал заняться Уильямсон.

Который не появляется и не присылает никаких весточек. Очень тревожно. Передумал? Мне стоит забирать прямо сейчас всю прибыль с таверны и рассчитывать людей? Или нужно было половину гардероба у него оставить, чтобы каждый день исправно приносил мои вещи?

Как бы там ни было, сама я навязываться не собираюсь. Городские газеты тоже молчат, никаких новых объявлений о помолвке там нет. Ни со мной, ни без меня. Если честно, еще пара–тройка дней в неведении, и я подумаю, что все приключившееся — плод моего нездорового воображения.

Вот тогда точно станет страшно. И идея попросить помощи у градоначальника — не такой и ужасной.

Быстро подбиваю цифры и отвлекаюсь на аппетитный обед. Как же хорошо посидеть вот так, когда никто не трогает. Все–таки я ярко выраженный интроверт. Меня полностью устраивает, что люди рядом есть, но они со мной не контактируют.

— Крис, благодарю, все было, как всегда, вкусно, — спускаюсь вниз и прощаюсь с управляющим.

Погода чудесная, солнце светит, мягко пригревает, но не жарит. Самое время погулять. А то неизвестно, что завтра будет, кто заявится в гости, или откуда выгонит. И с чистой совестью игнорируя просьбу графа сидеть дома, я выдвигаюсь в центр.

На мощеных булыжником улочках торговцы и спешащие по своим делам горожане. Раскрываю над головой ажурный зонтик и медленно бреду, рассматривая все и всех вокруг. Люблю я это дело, подглядывать за чужой жизнью.

Дохожу до центральной площади, а на ней, как всегда, многолюднее всего. Основатель города явно не рассчитывал, что наш городок сильно разрастется, и площадь понадобится побольше. Но взять ее негде, и теперь в праздники здесь буквально яблоку негде упасть. Предпочитаю в такие дни оставаться дома, а наслаждаться красотами в обычное время, как сегодня.

Покупаю у уличного торговца запеченное яблоко и облокачиваюсь о стену, чтобы полакомиться. Еще один минус площади — абсолютное отсутствие лавочек. Никакого дополнительного комфорта для горожан.

Лениво смотрю по сторонам, и тут мой взгляд цепляется за некрасивую сцену на противоположной стороне площади. Мужчина, должно быть уличный торговец, так громко кричит на кого–то, что слышно даже в моем углу.

Не знаю почему, но я решаю подойти поближе. Обычно я сторонюсь подобных скандалов, но сейчас уж больно непонятно, на кого он так кричит.

— Это ведь ребенок! — громко восклицаю, наконец разглядев вторую сторону конфликта. — Отпустите ее немедленно, ей больно!

Торговец схватил девочку за руку и держит. В глазах бедного ребенка натуральный испуг.

— Вот еще! Не отпущу, госпожа, — отвечает мне мужчина. — Девчонка — воровка!

Внимательно присматриваюсь к девочке и чем дольше смотрю, тем больше сомневаюсь в том, что она уличная воровка. Платье на ней надето беленькое, чистенькое, ткань хорошая. Длинные волосы, опускаются на плечи аккуратными волнами. С обувью и ногтями тоже все хорошо. Нет, ребенок точно не беспризорный.

— Что она у вас взяла? — перевожу взгляд на торговца.

— Два леденца и пряник, — отвечает он, насупившись. — Но размер не имеет значения! Важен сам факт.

— И что вы собираетесь с ней делать?

— Дождусь стражников, конечно, — произносит торговец, как само собой разумеющееся.

Стражники, хм… С одной стороны, именно их работа возвращать детей родителям, а в том, что девчонка сбежала из дома, у меня нет сомнений. Но когда они найдут ее семью? Дети не всегда идут на контакт, рассказывая о себе, да и не все стражники обладают должным благородством.

Нет, так не пойдет.

— Сколько стоят ваши леденцы и пряник? — решение приходит моментально.

— Что? — не сразу ориентируется торговец. — Три медных, но вам зачем? Купить хотите?

— Держите пять, — кладу монетки на его прилавок, игнорируя вопрос, — а девочку я забираю.

— Н–но вы не можете! — восклицает он удивленно.

— Могу. Я верну ее семье, — отвечаю спокойно, а потом резко отдираю пальцы торговца от руки девочки. — Идем, моя хорошая.

Мы отходим от людной площади, сворачиваем в соседний проулок, и я чувствую, как ладошка в моей руке напрягается.

— Если снова сбежишь, такой, как мне, можешь больше не попасться на глаза. Тебе разве не рассказывали, как много нехороших людей ходит по городу? — заглядываю в лицо девочки. — По сравнению с ними, тот уличный торговец — лапочка.

Рука расслабляется.

— А откуда мне знать, что вы не одна из тех, плохих? — спрашивает вдруг ребенок.

–Резонный вопрос. Неоткуда. Придется довериться. Может, в следующий раз подумаешь, прежде чем сбегать из дома, — отвечаю.

— Нет! Вы меня вернете ему! Он ужасный, я не хочу! — кричит вдруг девочка и начинает вырываться.

–Тшш, успокойся, пожалуйста. Вообще–то я собиралась тебя накормить для начала. Ты ведь голодна? Поэтому пыталась украсть? В моей таверне вкусно готовят и кое–что полезнее, чем леденцы и заветренные пряники.

— А потом все равно отдадите ему, да? — спрашивает она грустно, но уже не вырываясь.

— А потом ты мне расскажешь, кто такой этот, и что он делает не так, хорошо?

— Ладно, — кивает девочка, — я и впрямь голодна.

До таверны мы доходим в полном молчании. Я слишком сосредоточена на том, чтобы девчонка внезапно не выскользнула из руки, а она явно не настроена на откровения.

— Крис, снова я, — киваю управляющему. — Мне бы ребенка накормить чем–нибудь подходящим, устроишь?

Управляющий скашивает глаза на девочку, но откровенного любопытства не показывает. За это он мне и нравится.

— Конечно, сейчас принесу.

— Спасибо, мы будем наверху, — благодарно киваю.

— Это правда твоя таверна? — спрашивает девчонка, когда мы садимся за мой стол.

— Истинная, — киваю не без гордости.

–Выглядит, как столовая для бедных, — она презрительно кривится.

— О, — киваю, — так ты у нас из богатых, значит. И чего ж из дома сбегала? Не пришлось бы в воровки подряжаться.

— Так получилось, — отвечает она, насупившись.

Тут, к счастью, появляется Крис с целым подносом еды.

— Я не знал, что будет маленькая принцесса, потому взял всего понемногу. Держи, красавица, — он подмигивает девочке, — у нас детки за обе щеки уплетают пюре, цветные макароны и котлетки на пару от повара.

— А морепродуктов и гусиного паштета нет? — девчонка снова строит из себя особу голубых кровей, от чего мой управляющий теряется.

— Эм, не бывает у нас такого вроде, — он перевод вопросительный взгляд на меня.

— Все в порядке, Крис, спасибо, — успокаиваю управляющего, — это нам прекрасно подойдет, не переживай! Она немного в образе, капризничает сегодня.

–Ааа, — понимающе кивает Крис, — тогда ладно.

И он уходит вниз.

Возвращаюсь взглядом к девочке, а она уже уплетает принесенное за обе щеки. Качаю головой с улыбкой, наверняка фразу про морепродукты и печень услышала от кого–то из взрослых.

— Так кто такой он, и что он сделал не так? — спрашиваю, когда девчонка откладывает ложку.

— Мой дядя, — отвечает она, снова насупившись. — Из–за него умерла мама. А теперь он хочет забрать все у меня.

Не очень понятное объяснение, но моя интуиция почему–то сразу подкидывает один вариант. Дочь графини я ведь никогда раньше не видела. А фразу про печень, кажется, слышала…