Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение

Зайдя во двор, Василиса и Годислава остановились, поджидая домашних. На том же дворе, темнел соседний недостроенный, без крыши, высокий дом. В темноте он казался особенно большим. Строить его начал ещё отец Васи, Богуслав, помогали ему братья Годиславы. Но когда супруг пропал в лесу, о доме и думать перестали. Не желая терзать себе сердце, Годя отвернулась от дома.

С крыльца сбежал Ведогор. За ним семенила тётка Домослава. Вышедшие чуть раньше близняшки Дива и Мила так и стояли на крыльце, щурились в наступающий вечер.

С заднего двора спешила бабушка Снежана. В обрезанных валенках, в домашней залатанной одежде, с тёплым платком на плечах, она походила на хлопотливую осеннюю лисицу — облезлую, но сытую.

Закидывая петлю низких ворот на устойчивый столбик, высокий и мощный Ведогор не отрывался от рассматривания оленёнка.

Обратно залегший на волокушу Сотя гладил ещё тёплого оленя. Ведогор, видя обрядовый непорядок, согнал сына с добычи.

— Кыш, негоже с убитым зверем миловаться, иди в дом, грейся, попей горячего взвара. — Он за шкирку снял с волокуши сына и шлепком отправил к крыльцу и тут же развернулся к племяннице:

— Добрая охота, Вася, добрая. Везучая ты, ты племяшка. А, может, как говорят в деревне, Богуслав тебе помогает? Оберег у тебя наследственный…

Тут дядя получил локтем под дых от Домославы.

— Не поминай зазря моего брата и говори тише, муженька. — Поправив на груди душегрейку, накинутую на тёплую домашнюю рубаху, Домослава прогудела. — Богов хвали, а не свояченицу. А вы чего встали, итит вас, ленивых? — Обернулась она к дочерям. — Нам свежевать, а вам на посиделки идти, прясть. Зима кончается, а у вас к Масленице мало обновок. Вы нищими хотите нас выставить, осрамить?

— Мама-батя, — первой, как всегда, затараторила Дива и, не переставая, теребила концы платка. — Ну чего мы туда-сюда на все сиделки-посиделки шастаем? Все наши парни об нас гляделки обглядели. Так вы же всё равно нас за них не выдадите, не отдадите. И чего их дразнить?

— Да! — согласилась Мила.

— А ну, молчать! — Ведогор погрозил кулаком, и дочери насупились. — А кто про вас, дурынд, славу по деревням разнесёт, что вы самые красивые и богатые? А? Как раз родичи тех, кто с вами на посиделках пряжу прядёт, сплетни придумывает. Идите в дом к ткачихе Славунье, ни руки, ни ноги, не отвалятся, набивайте себе цену.

Махнув в сторону двоюродной сестры, Дива с укоризной заметила:

— Батя, да ты вспомни. На Купалу Ведунья объявила Василису старшей, и ей первой идти замуж. А сестрица в супруги не собирается. — Обернувшись к стоящей на крыльце сестре, Дива чмокнула её в морозную щёку. — Да, Васька? Оставишь нас без мужей и детей?

Обняв сначала Диву, а затем Милу, Василиса сняла рукавицы и приложила ладони к плечам каждой.

— Не оставлю. Пойду за первого посватавшегося, мне всё равно. И тут же сбегу! Не хочу замуж.

— Та-ак, завели длинную байку. — Нагнувшись, Домослава разглядывала оленёнка. — Все знают, непряха среди девушек и баб — позорище, но наша Василиса — охотница, что хочешь на шкуры обменяет, её каждый в жены возьмёт! А вы, обе, мало прядёте! Вот и идите на посиделки! Небось, на миру, при людях-то стыдно будет веретено отложить. — Разогнувшись, она повернулась к невестке. — Ты чего столбом встала? Хромай на задний двор, разводи костры.

Вперевалку поднявшись на крыльцо, бабушка обняла внучку.

— Добытчица моя. — Прошептала Снежана. — А белочек моих любимых принесла?

— Да чего их добывать? Они же полусонные зимой, тупой стрелой одну за другой сбивала, только успевала стрелы подбирать, а двух вынула из силков. — Достав из-за пазухи снегоступы и кинув их в угол сеней, Василиса сняла под тулупом верёвку и отдала бабушке связку белок. — Готовь, и я с тобой посижу, отдохну.

Прихватив белок, Снежана заторопилась за внучкой в тёплый дом, на ходу ощупывая пушистые хвосты.

Сёстры переглянулись, подхватили из сеней приготовленные котомки.

— Жбан с квасом возьмите! — Крикнул Ведогор, подобрал обронённую дровину. — Чай не чужие пряники жуём, на посиделки дочек не голодными отправляем. — И забормотал, глядя на Годиславу, чтобы не слышала супруга. — Годя, у меня квас уже из ушей льётся, лучше медовой браги хлебнуть. Принесёшь?

— Сейчас за ножами и углями схожу и вынесу, — заговорщически отшепталась Годя.

Две красавицы неспешно вышли со двора, притоптывая намёрзший наст подшитыми кожей валенками.

Из избы выскочил Сотя. Он так и не разделся, только снял платки. Шапку держал в руках, и его кудрявые светлые волосы торчали во все стороны.

— Мне скучно! Я с сёстрами хочу!

Глядя ласковым взглядом на пока единственного сына, Ведогор согласно кивнул и полез за ворот зимней рубахи, за которым у него хранилась вся домашняя нужная мелочь. Нащупал складной ножик.

— Вот, возьми, будешь резать по дереву. Сядешь рядом с Итиром, он толковый резчик, учись. Просить ножик будут — не давай.

— Всегда просят. — Обрадовался Сотя.

— Во-от. — Ведогор с удовольствием погладил волосы сына и надел ему шапку. — В руки давай, а работать не разрешай, затупится. Платки где?

— А ну их к Лешему, платки эти. — Сотя провёл ладонью по вспотевшего лбу. — У конюховского Ныти есть ножик и у Кладиной дочки, Олеси, тоже. И я не буду в платках идти, теплеет же.

— И то верно, ты весь в упарине. — Подошедшая к сыну Домослава поцеловала ребёнка в лоб и поправила шапку. — А Сходя и Олеся, так они дворовые, при князе. У них ножи не свои, им просто так, побаловаться дают. А мы на свои кровные сменяли, поросёнка за ножик отдали.

По привычке Домослава пыталась завязать тесёмки своей на груди и большом животе, но душегрейка не сходилась.

— Я помню, мама.

— Мы все помним — проворчал Ведогор.

На крыльцо вышла Василиса, переодетая в домашнюю рубаху и короткий жупан^[18].

— Домослава, тётушка. Вот… Это сёстрам. — Спускаясь по ступеням, она держала две пары сапог в вытянутой руке.

Что Ведогор, что Домослава пооткрывали рты, разглядывая невиданную до сих пор обувку.

— Это откуда ж богатство такое? Это ж кто делал? Это же сам воротник Тимослав мастерил? — Быстро говорила Домослава, боясь взять в руки сапоги.

— Не знаю. Я их на дороге нашла. — Врать было стыдно, и Вася покраснела, но замечала её смущение только мама. — Перед охотой. В лес шла — в сугробе схоронила. А на обратной дороге княжич Гранислав признался — обронил, но отказался брать — велел сёстрам отдать. Говорит, им всё равно скоро замуж идти, в приданое будет. — Польстила тётке Василиса.

— От, в чём наши девки на Масленицу, на смотринах будут удивлять! — Обрадовался Ведогор. Он взял из рук племянницы сапоги. — Это же стоит целую корову.

— Две, — уверенно заявила Домослава, забирая сапоги у мужа. — Тут помимо кожи с двух свинух, ещё сколько пошло на стельки бычьей срезки. — Повернув перед глазами подарок, она восхитилась. — В два ряда жилами прошиты. И вышивка, и бусины… княжеская одежда… И тулово держат, — прощупав кожу, она заключила: — Береста вложена для стояния. В богатые дома девок замуж отдадим…