Девочка для генерала 2

Разговор оказался коротким.

— Сейчас буду.

По факту это всё, что услышала Катя.

Она немного прикрылась. Распоряжений Руслана по поводу того, чтобы она обнажалась, не было, поэтому она своевольничала.

Зато Коваль абсолютно не стеснялся своей обнаженности. Демонстрировал голые ягодицы качка и эрегированный член, который он трогал. Пытался снять напряжение?

Катя ждала. Вернется или… на утро она «отстрелялась»?

Её начинало подташнивать от собственного цинизма.

Чего тебе, дуре, не хватает? Красивый мужик рядом. Хочет тебя.

А ты?

А она хотела определенности и… свободы.

От всего.

От всех.

Коваль повернулся к Кате и негромко сказал:

— Запахни халат. Быстрого секса я не хочу, нагибать тебя нельзя, сосать ты, думаю, не умеешь. Поэтому давай-ка от греха, пока я не сорвался, — Катя не подала вида, что Генерал снова её удивил. Он подошел к креслу и сорвал с него мужской халат. — Значит так. Я сейчас уеду. Скорее всего, не вернусь уже сегодня. Завтра, думаю, буду. Должен.

Последнее слово он произнес ожесточенно.

Загадочное «послезавтра», что должно было случиться уже менее чем через двадцать четыре часа, напрягало неимоверно.

Катя села и провела рукой по спутавшимся волосам.

— Неприятности? — вопрос сорвался с губ, прежде чем она успела прикусить язык.

Думала, Руслан её одернет.

Он мотнул головой.

— Не те, что стоили бы твоего внимания.

А это как понимать?

Пока Катя соображала, что да как, Руслан подошел к ней, двумя пальцами взял её за подбородок и не сильно, но ощутимо, так, как умеет только он, сжал.

— И позаботься о себе. Возьми у Юли мазь от трещин. Скажи, чтобы она заказала.

Катя не успела ответить. Руслан склонил голову и накрыл её губы своими.

Целовал жестко, грубо. Обжигая. Клеймя.

Юля выглядела недовольной. Катя решила не навязывать общение.

— Мне нужна мазь.

— От порывов?

Ого…

Она не первая, кому требуется такая помощь?

Уточнять Катя и не думала, но на душе муторно стало. Она развернулась, собираясь уйти, когда её остановили.

— Катя.

— Да, Юль?

— Извини. Не подумай, что я на тебя сержусь или не хочу общаться. Я нервничаю.

— Ничего, всё хорошо.

Не её дело. Здесь всё не её.

— Катюш, да подожди ты! Ты мне как-то грозилась помогать на кухне, вот и давай. А потом пошли со мной в спортзал. Как тебе такая мысль?

— В спортзал?

— Ну да. Побегаем, пресс покачаем, попы. Пойдем, будет весело.

Катя подумала и согласилась. Чем-то ей заниматься надо.

Вроде бы ничего не изменилось в доме. Те же люди в черном виднелись в окне, захаживали на кухню, тенью скользили по дому. Переговаривались негромко. Периодически слышался лай собак.

И, между тем, огромный дом с множеством комнат, словно жил в полсилы. Нет хозяина — нет стержня. Даже Катя чувствовала отсутствие Коваля. Или, наоборот, только она? Остальные, наверное, привыкли. Они здесь работают, у них отсутствует привязанность. У Кати её тоже не было. Было другое. Необходимость не чувствовать себя одиноко.

Предложение Юли провести день вместе оказалось как нельзя кстати. Она была хорошим психологом. Не задавала лишних вопросов, не говорила и на щекотливые темы. Несколько раз у Кати возникало желание спросить про дочь Коваля, и каждый раз она себя одергивала. Женское любопытство, конечно, коварная штука, но не настолько, чтобы портить день и расположение, по сути, единственного человека, с кем Катя могла нормально пообщаться.

Но как бы Катя ни занимала, ни отвлекала себя, все равно то и дело поглядывала за окно и на часы.

Вернись…

Вернись…

Если бы её спросили, по какой причине она с такой маниакальной настойчивостью ждала возвращения Коваля, она не нашлась бы, что ответить. Кто-то, зная её ситуацию, её мысли, сказал бы: наслаждайся передышкой, дура. Важный разговор отложен на пару дней. Выдохни.

Она не могла.

И снова смотрела в окно.

Когда же ей удавалось краем глаза поймать въезжавшую машину, едва ли не бегом летела к окну, чтобы посмотреть, кто приехал. Чтобы увидеть высокую фигуру, от которой даже на расстоянии ощущалась незримая сила власти.

Высокие фигуры она видела.

Не те.

Ком вставал в горле, Катя не понимала себя. Волнуется за собственную судьбу? Естественно. Если предположить, что про неё вдруг забудут, и она окажется на улице, а потом снова в полиции, то тогда ей ещё непременно приплетут и побег. А это совершенно другая статья.

Катя гнала негативные мысли прочь. Ей это удалось бы лучше и быстрее, если бы она не видела, как и окружающие находятся не в радостном настроении. Приближенные Коваля не улыбались, были сдержаны.

Даже Юля, которая всё-таки утащила её в тренажерный зал. Он находился на нулевом этаже и поражал квадратурой. У них в школе и в институте спортивный зал был меньше площадью. Руслан не скупился на оборудование и размах. Тренажерный зал был разделен на несколько секций. В одной находился ринг — октагон, кажется, в спортивном мире его принято называть. Рядом несколько груш. Почему несколько — непонятно. Может, различие в наполнителях? Дальше шли маты.

И целая секция с тренажерами, беговыми дорожками, куда Юля её сразу и повела.

— Разминаемся и начинаем.

Катя кивнула. Почему бы и нет? Хоть немного отвлечется.

Через час Катя, раскинув руки по сторонам и разведя ноги, приняв позу «звезды», лежала на мате и тихо стонала, правда, с улыбкой на лице.

— Я больше не могу. Юля, я не встану. Я вообще больше шага не сделаю.

— Сделаешь, милая. И завтра снова сюда придем.

— Нет-нет.

— Да, — с довольной улыбкой протянула Юля и подмигнула её.

Только глаза оставались серьезными.

В десять Катя поднялась в спальню.

Руслан не приехал.

И ночью тоже.

Спала она плохо. Ворочалась, не могла найти себе места. Глупо, конечно. Одна ночь в объятиях Руслана ничего не решает. И не меняет.

Катя окончательно встала, когда рассвет только ещё начал зарождаться. Больше она не могла находиться в постели. Душа требовала действий. Тело же жалобно застонало, напомнив ей о часе интенсивных тренировок. Болело все. Юля постаралась на славу, гоняя её от одного тренажера к другому.

— Ничего, всем девочкам полезно, — говорила она вчера.

Приглушенно выругавшись, Катя мысленно дала себе зарок, что ни ногой больше на нулевой этаж. Ноги отказывались передвигаться. Катя спустила их с кровати и принялась массировать.

Она не знала, чем займется в предрассветный час. Но не отказалась бы, наверное, от ноутбука или планшета. Может, рискнуть и попросить Юлю?

Катя поднялась. Чувство тревоги не отпускало её.

Она вспомнила события другой ночи. И её взгляд проследовал к смежной двери, за которой располагался кабинет Руслана.

Катя никогда не совала нос в чужие дела. Считала это плохой особенностью, никак не красящей человека. Тут её черт дернул. Не иначе. Бывает и такое. Не хочешь, а делаешь. Сердце готово выскочить из груди, а ты передвигаешь ноги. Тебя как будто что-то толкает вперед, и ты не в силах остановиться. Хочешь и не можешь.

Толкнув дверь, Катя остановилась. Кабинет, где она уже была. Территория генерала Коваля. Имела ли она право сюда заходить? Катя не знала ответа на этот вопрос.

Но прошла.

Здесь не убирались после их ночи, что было крайне удивительно. Они же здесь набезобразничали прилично. Разбросанные бумаги, органайзеры, визитки.

Катя остановилась у стола, и услужливая память сразу же подбросила картину их сплетенных тел. Естественно, она не могла их видеть со стороны.

Могла лишь представлять.

Его тело на ней… полусонной, принимающей все его ласки и его самого…

Катя провела рукой по спутанным волосам. Что-то с ней неправильное происходило. Неужели тот самый проклятый стокгольмский синдром? Катя задала себе вопрос: нравился ли ей Коваль? Скорее да, чем нет. Следом сразу же напрашивался ещё один: испытывала ли она по отношению к нему влюбленность, привязанность? Однозначно, нет.

Она испытывает к нему благодарность за возможность не получить срок. Так, наверное, лучше сказать. Не считая того случая в СИЗО, когда Руслан её изнасиловал, он относился к ней хорошо.

Но…

Катя никак не могла вытянуть из сознания какую-то тревожную мысль.

Его же заявление по поводу дочери и вовсе не укладывалось в голове.

Фотография, кстати, так и лежала на столе лицевой стороной кверху.

Катя всё же подошла к столу и снова взяла её.

Что же получалось… Ребенок у Руслана появился, когда он совсем молодым был? На фото девушке лет пятнадцать-шестнадцать, прибавляем три года. Катя точно не знала, сколько лет Ковалю. На вид около тридцати восьми, максимум сорока. Значит, в двадцать-двадцать два у него уже был ребенок.

Маленький ребенок никак не ассоциировался с Русланом. Вот хоть убейте её. Плюс, если ещё отмотать время и представить Коваля молодым. Это совсем сложно, для Кати почти что нереально.

Она перевернула фотографию в поиске какой-то информации. И не ошиблась.

На белоснежном листе размашистым почерком было написано «ЛЮБЛЮ» и дата… сегодняшняя, год не указан.

Катя вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Значит, вот о чем говорила Юля. Сегодня годовщина смерти дочки Руслана. Наверное, должны состояться поминки.

И всё равно непонятен интерес Юли. Она словно хотела её предостеречь. От чего? Если поминки должны были проходить в доме Коваля, так она посидит мышкой в спальне.

Катя положила фотографию на стол. Не стоило ей заходить в кабинет. Расстроила себя сильнее.

У человека горе — потерять ребенка. Плюс он же тоже под следствием. Пусть своеобразным, но его куда-то же вызвонили, и с ним она познакомилась именно в полиции.

Девушка обхватила себя руками и вернулась в спальню.

Коваль для неё был и оставался загадкой.

Вопрос — ещё один — заключался в следующем: хотелось ли ей разгадать эту загадку?

День прошёл в той же атмосфере, что и предыдущий.

Все ждали возвращения Руслана. Даже обычно лояльная к Кате Юля молчала и постоянно поглядывала на часы.

— Заниматься пойдем?

— Ты про тренажерку?

— Да.

— Юль, у меня всё болит. Всё.

Кстати, мазь ей выдали.

— Катя, это просто хорошая регенерирующая мазь. Не подумай ничего лишнего. А то решишь, что Руслан Анатольевич… ээээ… причиняет интимные травмы своим любовницам. Ты после болезни, у тебя сухость, это логично. Её можно и как смазку использовать. Она абсолютно безопасна для интимной зоны.

Катя, смущаясь, взяла тюбик. Ещё один без какой-либо маркировки. Но стоило отдать должное таинственной компании — Кате полегчало после первого же применения.

— Надо размяться. Пошли.

Юля всё-таки снова затащила её в спортзал, правда, не упорствовала, как вчера. Они больше занимались растяжкой. В итоге Кате даже понравилось.

Вечером напряжение усилилось.

Катя не находила себе места.

Как оказалось — не зря.

Она собиралась в душ. Часы показывали без пятнадцати десять, когда в дверь постучали.

— Да?

В комнату вошел Михаил. Сдержанный, безэмоциональный.

— Катерина, собирайся. Мы уезжаем.

— Куда?

— Думаю, ты знаешь.

Она не знала. Ей оставалось только догадываться.

Катя переоделась в самые теплые брюки, что нашлись в её гардеробе. Волосы собрала в косу. Никаких мыслей в голове, только машинальные движения. Наверное, так ведет себя солдат, отправляющийся на войну или опасное задание. Полностью отключить эмоции, иначе ты проиграешь бой, ещё даже не выйдя из комнаты.

Катя не верила, что её возвращают в СИЗО. На подсознательном уровне глушила эту мысль в зародыше. Она не могла знать, чем руководствовался Руслан, отдавая распоряжения, и что с ним. Ей оставалось только верить.

И ждать. Рано или поздно ей всё объяснят.

— Я готова.

Снова ночь. Снова дорога.

Катя молчала, не задавая больше вопросов Михаилу. Если бы тот был уполномочен что-либо рассказать, сказал бы. За те дни, что Катя провела у Коваля, она поняла, что Руслана окружают не просто люди, работающие на него за деньги. Тут было нечто иное. Как с Юлей. За её дружелюбной улыбкой и не обязывающей ни к чему болтовней скрывалась поломанная судьба и преданность на уровне животных инстинктов. Катя не сомневалась — Юля убьет за Руслана, не задумываясь. А то, что она это умеет делать, сомневаться не приходилось.

И только когда Катя увидела серое здание полиции, ноги подкосились.

Всё.

Вот и конец.

Оставалось только спрашивать себя: почему?

Почему…

Катя взялась за ручку двери, собираясь самостоятельно выбраться из машины, когда теплая ладонь Михаила накрыла её.

— Ты куда-то собираешься, Катерина?

Девушка нахмурилась.

— Вы привезли меня к полиции, — она с недоумением и несмелой надеждой посмотрела на спокойное лицо доверенного Коваля. Полностью она его видеть не могла, скрывал полумрак салона.

— И что? — впервые за время их знакомства он улыбнулся, правда, уголками губ. Глаза выдавали напряженность, которую Михаил научился хорошо контролировать.

— Я подумала…

— Катя, не стоит. Иногда девушкам, особенно красивым, лучше вообще не думать.

А вот это заявление её немало удивило.

— Не думать — плохая черта. Может привести к необратимым последствиям.

— Это не твой случай. Сиди тихо, как мышка. Я буду минут через пятнадцать.

Мужчина открыл машину и скрылся. Катя безвольно откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Тихо… Тихо. Так, кажется, любил говаривать Коваль, когда брал её? Вот эти же слова она повторяла себе сейчас сама. Не делать поспешных выводов. Не наводить панику. Просто ждать.

Пусть даже и у того места, рядом с которым никогда не желала более оказаться. Оно давило на неё. Как и на большинство граждан, потому что полиция, к сожалению, вызывала у неё двоякое восприятие. Надеешься, что в случае необходимости они защитят и помогут, но и на подсознательном уровне ждешь от них подвоха.

Нет человека, который не слышал бы историй про самовольство правоохранительных органов. Кате же пришлось испытать их «заботу» и «внимание» на собственной коже. Стоило вспомнить, как Потапов лапал её, и тут же те места, к которым он прикасался, зажгло. Катя поморщилась от омерзения и незаметно для себя сжала руки в кулаки. Как же она ненавидела этого мерзавца! Сначала родители, потом и дедушка учили её относиться к людям по поступкам, как те того заслуживают. Потапов ничего, кроме омерзения, у неё не вызывал.

«…покажи мне свои трусики. Знаешь, ни разу не видел трусики на целке. Они уже высохли, Катерина? Или они у тебя ещё мокрые…»

Эти слова будут преследовать её до конца жизни. Капитан, носивший на погонах звезды, опустившийся до насилия над беззащитной девушкой.

Катя грустно улыбнулась. Тогда почему Коваль не вызывал у неё омерзения?

Она надеялась, что придет время, и Потапов получит по заслугам за все свои злодеяния. Она же наверняка не первой была. И не последней.

Катя снова вздрогнула, когда в салон нырнул Михаил.

— Поехали, — он ударил рукой по перегородке, отделяющей их от водителя.

Катя молчала. Она заметила, что поверенный Генерала вернулся с черной папкой. Что в ней — оставалось только догадываться.

— Михаил, ответьте мне лишь на один вопрос: всё хорошо?

Мужчина хмыкнул.

— С какой стороны посмотреть.

Впору было рассмеяться. И стоило спрашивать?

Они тронулись и снова куда-то поехали. Катя обхватила плечи руками и посмотрела на сопровождающего.

— Я вас понимаю, Михаил. Очень хорошо. Но вы меня злите. И мне вас хочется ударить.

Ей, наконец, удалось получить от мужчины хоть какую-то скупую эмоцию. Эта была демонстративно медленно приподнятая бровь.

— Даже так?

— Да.

— И чем же я тебя разозлил?

— Не вы. Вы — лишь часть картины. Один из её составляющих. Вам не сложно намекнуть мне, немного меня успокоить. Вы — опытный мужчина. Скорее всего, также из бывших военных. Скорее всего, спецвойска. Или ФСО. Вы сдержаны, молчаливы, идеально выполняете поручения. Скорее всего, владеете определенными техниками, позволяющими вам распознать эмоции собеседника. Жесты, мимика, положение зрачков. К чему я это говорю? Вы знаете, насколько я сильно нервничаю. Вы же поняли: я решила, что меня возвращают в СИЗО. Два последних дня заставили нас всех изрядно понервничать. Кого-то в большей степени, кого-то — в меньшей. Я — самое слабое звено. Ничего не знаю — раз. Без положения на будущее — два. Я не говорю, что меня надо жалеть. Меня жалеть не надо. Жалость от мужчины — неправильно. Тем более, от малознакомого и бывшего офицера. Хотя вы можете и не быть бывшим, тут я могу просчитаться. Я не анализировала вас. Не было необходимости. Но мы не на войне, чтобы я вызывала жалость у офицера.

— Катя, мы постоянно воюем. Каждый день. Помни об этом. Не забывай никогда. Твоя речь произвела на меня желаемый эффект.

Катя приготовилась услышать продолжение, которого не последовало. Михаил интонацией дал понять, что на этом их диалог закончен.

Что ж, она, по крайней мере, сделала попытку.

Катя продолжила начатое — не спускала взгляда с Михаила. Говорят, что когда долго смотришь на человека, тому становится не по себе. Не тот случай. Михаил спокойно выдерживал её взгляд, лишь пару раз она заметила, как дрогнули уголки его губ, точно он пытался сдержать ухмылку.

Ему, мать вашу, весело!

Замечательно.

Девушка притормозила себя. Если Михаил больше не нервничал, то и ей не стоило.

Правда же?

От осознания собственной недальновидности Катя поразилась. Ей давно пора было заметить, что сопровождающий расслабилась, пропала напряженность и острая, колющая настороженность во взгляде.

Ехали они долго. Катя даже умудрилась несколько раз проваливаться в небольшие сны, выныривая каждый раз с легким испугом.

— Михаил, куда вы меня везете? — она не выдержала в очередной раз.

— Мы почти приехали.

Брови Кати поползли кверху. Неужели ей ответили?

И тут же следом холодная волна прошлась по телу. А так ли хочет она узнать пункт своего назначения?

Спустя несколько минут Катя сделала для себя ещё одно открытие — машина, в которой её везли, оказалась с шумоизоляцией. Они остановились, Михаил привстал и открыл дверцу, которая послушно отъехала в сторону. На Катю сразу же обрушились не встречающиеся ранее в её жизни звуки. Но она их часто слышала по телевизору.

Рядом работал двигатель вертолета.

— Михаил, черт побери, если вы мне сейчас…

— Катя, не кипешуй. И прекрати, наконец, нервничать. Генерал не любит нервных баб.

Кате захотелось закричать, что ей плевать на то, что любит, а что не любит Генерал. Она хочет получить ответы на свои вопросы. Неужели так сложно дать ответы? Зачем нервировать её? Пугать молчаливостью?

Стиснув зубы, сжав ладони в кулаки, не замечая, как отросшие ноготки впиваются в нежную кожу ладоней, Катя вышла из машины, проигнорировав руку Михаила.

Девушку привезли в аэропорт. Она никогда ранее не летала и плохо представляла, как работает аэропорт, но чтобы сразу на взлетную полосу… Такое она видела только в фильмах.

Наступила глубокая ночь. Небо заволокло тучами, и промозглый ветер мгновенно добрался до кожи Кати. Та поежилась и обхватила плечи руками. То, что с ней происходило, ей очень сильно не нравилось.

Куда её собираются везти? Зачем…

Ни о каком паспортном контроле не могло идти речи. В области груди Кати разрасталось ядовитое облако протеста. Она никуда не хотела лететь! Что задумали люди, собравшиеся вокруг неё? Кто им дал право…

И тут же оборвала себя.

Она сама дала.

И не только право решать за нее.

Злость уже на себя хлестнула Катю по спине, разрывая кожу в лохмотья. Она даже спину выпрямила, словно от фантомной боли.

Ничего… Ничего… Коваль обещал ей определенность, и если для этого ей придется устроить конец света, она это сделает.

Было страшно и очень непривычно. Михаил проводил её к трапу и помог взобраться. Сам сел рядом.

— Пристегнись, — сказал он, но, заметив суетливость Кати, всё сделал сам.

Как только его руки коснулись талии Кати, девушка задержала дыхание. Она не моргая смотрела на эти руки. Большие, жилистые, с выступающими венами. Обычные руки, ничем не отличающиеся от сотни других, которые ранее, до аварии, разделившей её жизнь на два полиса, Катя видела в жизни, но никогда не обращала внимания. У всех есть руки.

Сейчас же они интуитивно воспринимались ей как угроза. Как инструмент, способный причинить ей боль. Смять, ворваться, сжать, растянуть. Умом она понимала: Михаил её не тронет. Не посмеет. У него четкая установка.

Наверное…

И вот это «наверное» выворачивало её внутренности наизнанку, вызывая тошноту и животный, с трудом контролируемый страх. Катя впервые столкнулась с проявлением новой в её жизни фобии.

У Михаила были обычные руки. Хотя нет. В них чувствовалась сила. Руки, способные не только держать вилку в руках. С легкими ссадинами, с выпирающими в некоторых местах костяшками, покрытые небольшими светлыми волосами.

— Катерина?

Было бы странно, если бы Михаил не заметил её ступора.

Катя мотнула головой, не в силах что-либо сказать.

Щелкнула металлическая застежка на ремне безопасности, и от Кати убрали руки.

Теперь можно свободно дышать. Только ком в горле не давал этого делать. Хотелось снова заплакать, горько, навзрыд, по-бабьи.

Что с ней сделали? Во что превратили? Неужели ей уготована участь жертвы?

Нет!!!

Катя не согласна.

Девушка с такой силой сжала зубы, что послышался неприятный скрежет.

Не дождутся.

Она не сломается. Она выживет. Она станет сильной.

Катя сцепила руки впереди себя. Больше никаких вопросов, расспросов. Ей всё и так скажут.

Они начали взлетать, и всё же Катю немного повело, появилось головокружение. Она прикрыла глаза. В идеале бы поспать. К сожалению, вряд ли, получится.

Всё же она ошиблась, и её сморило. Проснулась от легкого прикосновения к плечу.

— Катерина, мы прилетели. Просыпайся.

Она вздрогнула и, уже по выработавшейся, к сожалению, за последние недели привычке, сразу окунулась в действительность. Самолет. Михаил. И неизвестная местность.

Проведя рукой по лицу и сгоняя остатки некрепкого сна, Катя кивнула.

— Хорошо.

— Нормально перенесла перелет? Не тошнит?

— Нормально.

Разговаривать не хотелось. Ни с кем.

Если и хотелось, то матом. Лаконично, с душой.

— Может, воды?

— Ничего не хочу, Михаил.

Какое-то странное равнодушие напало на Катю. Она пока ничего не могла изменить, зачем тягаться?

Михаил, нахмурившись, кивнул. Вот и правильно, не стоит настаивать.

Они направились к выходу, и, когда Катя ступила на трап, холодный промозглый ветер обрушился на неё, заставив отступить назад. Такого она не ожидала.

— Где мы…

Это был не вопрос.

— Рядом Тихий океан, поэтому так и холодно. Накинь.

Михаил предусмотрел всё. И теплая куртка, в которую сразу же закуталась Катя, оказалась, как нельзя кстати.

Прийти в себя девушке не дали. Помогли спуститься, посадили в черную машину с наглухо тонированными стеклами и куда-то снова повезли.

— Мы хотя бы в России? — негромко, почти не размыкая губ, всё же спросила Катя.

— Да.

Хоть что-то.

Катя не смотрела в окно. Ни к чему. Сердце ритмично билось, отдаваясь неясным шумом в ушах. Приехали они быстро, прошло не более десяти минут, но лишь некоторое время спустя, Катя сможет понять, что она считала секунды. Дверь открыл тот же Михаил, на которого она в этот раз даже не посмотрела.

Ещё один особняк. Монолитный, большой. И немного холодный. Так показалось Кате. Расположенный на возвышенности, и… прямо рядом с океаном.

С ума сойти.

Она подобное видела только на картинках. Правда, дома располагались в более теплых местах.

— Руслан ждет.

Он, черт побери, ждет…

Как мило.

На Катю снова нахлынула волна цинизма. Горько на душе стало.

Противно.

Выпрямив спину, Катя пошла в сторону двери, не обращая больше внимания ни на захватывающие виды, ни на саму обстановку вокруг.

Ей бы выдержать…

Совсем чуть-чуть.

Не сорваться.

Не послать Коваля на три русских буквы. Не испортить всё.

Коваль — он такой. Доминант в чистом виде. Прогибает всех вокруг под себя, сам при этом не под кого не подстраиваясь.

А она, собственно, чего хотела? От него.

Катя, Катя, не будь наивной дурой…

Жизнь тебя учит, учит, а ты ещё во что-то веришь.

Её проводили в большой кабинет с массивной деревянной мебелью. На неё Катя зачем-то обратила внимание. Мимолетно. Может, оттого, что мебель идеально подходила хозяину?

Руслан, и правда, Катю уже ждал. Стоял у большого окна, расставив ноги по ширине плеч.

Он слышал, как она входила. Не мог не слышать с его-то способностями и звериным чутьем. Значит, именно так запланировал встречать.

Отчего-то Кате вспомнилась их первая встреча в СИЗО. Было что-то схожее. Атмосфера, по крайней мере, такая же — давящая.

— На столе папка. Просмотри.

Катя, чертыхаясь и мысленно костеря Генерала, прошла к столу. Не может он по-нормальному… Солдафон, и этим всё сказано.

Или не считает нужным.

Папка была тоже черной. Уж не та ли, что держал в руках Михаил? Но как она могла оказаться у Руслана?

Катя не стала вдаваться в подробности. Ей какой дело?

Она, ничего не говоря, открыла папку.

Внутри лежал один лист формата А4. Нехорошее предчувствие полоснуло Катю. Не смотреть? Она психанула: хватит малодушничать! Хватит!

Лучше бы не смотрела.

Потому что, стоило опустить взгляд и вчитаться, мир поплыл перед глазами Кати.