Мир в твоём доме

Зорин стал осматриваться дальше. Оказалось, что комната всё же разделена на две части, только вторая её часть была крохотной, а стена, отделявшая её, самодельной. Тут же в углу висел кусок сильно истрепавшейся ткани с рисунком или с вышивкой, понять было почти невозможно. В таких углах в деревенских избах обычно располагались иконы, Вадим приподнял ткань — так и есть, только вместо икон здесь осталась пара опустевших медных окладов. Далее на стене висела большая резного дерева рамка тоже пустая, зеркала в ней не было. Под рамкой на гвоздике болталась чёрная женская сумочка, мода на такие прошла давным-давно, но хозяйке дома, по всей видимости, до этого дела не было. И сумочка, наверняка, была куплена как большая роскошь, которую «носили» по праздникам. А потом в ней хранили сбережения, не на виду, конечно. Вадим протянул руку, снял сумочку с гвоздя. Может быть, в последнее время Валя с ней играла? Стоит ли брать на память такое старьё? Он покрутил сумку в руках, хлипкий от времени замок расстегнулся — не заглянуть туда было невозможно. Хотя, если там что-то и было ценное, то тётка Валентины давно унесла.

Пренеприятная особа — Зорин, вспомнив о ней, поморщился. Она с лёгкостью взяла деньги за девочку, будто продала её, а ещё по ходу сделки пыталась флиртовать с Вадимом. Он едва сдерживал себя, чтобы не высказать всё, что о ней думает. Единственное, что его останавливало — полученное правильное воспитание по отношению к любой женщине и боязнь, что эта мерзкая бабёнка передумает отдавать им свою племянницу. Хотя ясно было как божий день, что Валя ей не нужна. Зато она быстро смекнула, как сможет на ней заработать. Однако для данной ситуации слово «заработать» имело совершенно иной смысл.

Вадим даже забыл, что хотел исследовать содержимое сумки, точнее, тот непрозрачный пакет формата письма, заклеенный пластырем, который он вытащил из рваной подкладки, но так и стоял с ним в руках, пока не услышал шорох в сенях дома. Или показалось? Дождь за окнами не прекращался, в самом доме скрипели полы, чуть подёргивались рамы в окнах. Одним словом, дом не был безмолвным.

— Кто здесь? — услышал он тихий испуганный голос и луч от фонарика сотового телефона скользнул по комнате.

— Не показалось, — тоже тихо произнёс Вадим. Он не испугался, потому что сразу понял — в дом зашёл человек, по всей видимости, обнаруживший с улицы свет от его фонарика. Наверняка, кто-то из бдительных деревенских, им всегда до всего есть дело. Вадим машинально засунул пакет в глубокий карман плаща, так и не успев посмотреть, что там было. — Я… у меня, — он растерялся, не видя своего собеседника и думая, как лаконичнее объяснить своё присутствие в чужом доме. — Мне необходимо забрать кое-какие вещи Валентины.

— Вадим?! — теперь он явно различил, что голос был женским. В следующую минуту луч от фонарика Зорина осветил седые кудри Марьи Ивановны и её добродушную улыбку. Она сняла капюшон, кряхтя, переступила высокий порог и проковыляла в комнату, стряхнула с дождевика капельки. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, — призналась женщина.

— Могу сказать то же самое, — улыбнулся Вадим. — Добрый, кажется, уже вечер, Марья Ивановна, — поздоровался он. — Вроде Виктория говорила, что вы переехали в город.

— Да задержалась ещё на эти выходные, не всё сделала, а тут как назло непогода, — объяснила Марья Ивановна. — Ждала, что мои приедут к обеду, а они застряли в пробке. А потом ещё и с колесом какие-то проблемы, одним словом, приедут к самой ночи, а у меня дома даже хлеба нет. Хорошо, что Зоя согласилась меня подождать и не закрывать магазин. Иду мимо, вижу — в окнах дома Валюшки свет мелькает. Испугалась, а всё равно пошла.

— Отважная вы женщина, — невольно улыбнулся Вадим, — дом-то пустой, мало ли кто или что здесь завелось.

— Вадим, — она покачала головой, — ты прав — бояться надо живых. А что касаемо мистики — я сама ведунья, — её глаза заблестели. — Виктория так меня называет. Только в жизни всё куда проще и объяснимей, надо лишь проявить смекалку, наблюдательность и логику. Вот и ты здесь, потому что Вика попросила съездить и забрать вещи девочки, верно?

— Верно, — протянул Зорин, так как и Виктория, не скрывая своего удивления, Марья Ивановна, и правда, будто умела читать мысли. — Но как вы…

— Я смотрю, ты портрет со стены снял, — она прошлась лучом фонарика по комнате. — Да, это дед и бабушка Валюши. Родители Галины.

— Я так и подумал, — кивнул Вадим, — хорошие лица, добрые. Перенесу портрет к нам в дом, всё же предки девочки.

— Правильное решение, — с чувством одобрила Марья Ивановна. — Ты на редкость порядочный человек, Вадим, — она внимательно посмотрела на него, направив свет от фонарика непрямую, а как бы сбоку. — Верный своим принципам, рассудительный, вот только… — она сделала паузу, — хочешь совет от старухи, которая коптит этот свет так много лет, что, кажется, уже задержалась? Живи сердцем, хотя бы время от времени давай волю своим чувствам. И ты увидишь, как заиграет красками даже самый унылый и дождливый день, ну как сегодня, к примеру.

— Но я… — он растерялся.

— Да, и ты правильно сделал, что послушал супругу и поехал сегодня в Беляниново, потому что я помогу тебе найти то, зачем ты приехал. А потом напою вкусным чаем с маковыми баранками, вафлями с фундуком и шоколадом на меду, согласен?

— Было бы весьма глупо отказаться от подобного предложения, — засмеялся Вадим.

— Вот и славно, — она достала из кармана очки и водрузила их на нос. — Итак, портрет предков мы берём с собой, что там ещё Вика просила привезти? Насколько я знаю, у Валюши было несколько любимых вещей, что-то она взяла с собой в детский дом, что-то в той суете мы просто не нашли?

— Да, — кивнул Зорин. — Вика говорила о каком-то коричневом мишке, и также об альбоме с фотографиями матери девочки.

— Я поняла, — Марья Ивановна огляделась, — давай поступим так: я буду тебе подсвечивать комнату, а ты искать? Лучшим вариантом было бы, конечно, зажечь свечи и поставить их в нескольких местах дома, но это отнимет время — за ними надо идти. А у нас времени мало, скоро совсем стемнеет.

— Хорошо, — согласился Вадим и отдал ей свой фонарь.

Они обследовали большую часть комнаты, но не нашли ни игрушку, ни альбом. Оставалось та часть, что была за самодельной стеной, и пространство за печкой, которое скрывала от глаз застиранная штора.

За стеной находилась небольшая кровать, судя по всему, принадлежавшая Вале, здесь оконное стекло тоже уцелело, и даже было занавешено вполне приличной шторкой, на которую отец Вали не поскупился — хоть что-то он делал для дочери. Рядом с окном на стене висел квадратный гобеленовый коврик с изображением известной картины Васнецова «Иван-царевич на сером волке». У Вадима что-то защемило внутри — он бы и не вспомнил, когда в последний раз видел подобные картины, мода вешать их на стены давно прошла. Гобелен висел неровно — часть гвоздей вылезла из стены и опустила свои шляпки. У изголовья кровати стоял колченогий стул, на спинке висел тёмный платок с кистями, почему он здесь висел у ребёнка на кровати, тоже казалось странным.

— Это платок мамы Вали, — словно подслушав мысли Зорина, пояснила Марья Ивановна, она протянула руку, взяла платок со спинки кровати. — Галя его долго носила после смерти Арины Семёновны.

— Понятно, — кивнул Вадим и показал Марье Ивановне на стену дальше, где на маленькой полочке стояло несколько детских книг, судя по корешкам — старых, потрёпанных. «Куплю Вале новые и самые красивые» — подумал Зорин. Рядом с кроватью находилась тумбочка, на ней небольшая вазочка с давно засохшими цветами. Сбоку тумбочки притулился портфель девочки, его она оставила, потому что Вика купила новый. Вадим наклонился, открыл дверцу тумбочки, попросил Марью Ивановну посветить туда. Тетрадка, пара шариковых ручек, пустой флакончик от духов, запах у которых давно выветрился, и ещё несколько школьных вещей, о них — то ли девочка забыла, то ли просто решила не брать с собой. — Где же может быть этот пресловутый мишка? — пробурчал Вадим, выпрямляясь.

— Мы ещё не смотрели за печкой, — подумав, выдала Марья Ивановна, — дети любят там и сами прятаться, и делать тайники. Вполне может быть, что там и альбом лежит.