Его Снежинка, пятая справа

После третьей картины, во время которой Снегурочка не послушала нас, снежинок, Деда Мороза и свою мать Весну, уговаривающих её не познавать опасные человеческие чувства, я не убежала в гримёрку, как обычно, а осталась за кулисами. Моё сердце билось учащённо после танца, тонкие белые чулки облегали разгорячённые ноги, и хотелось пить, но я прильнула к одной из стоек и стала наблюдать, как танцует наша прима.

Оркестр зазвучал приглушённо, на сцену опустилась синяя сеть, имитирующая сумерки Виолончели, гобои, флейты передавали зарождающееся смятение в сердце снежной девушки. В моём тоже чувствовалось нечто похожее — словно ожидание нового, неизведанного — чувство трепетное, нетерпеливое, жадное, но опасливое, испещрённое по краям острыми льдинками возможных препятствий.

Погрузившись полностью в наблюдение, я старалась не пропустить и штриха и мысленно повторяла движения за балериной: эпольман круазэ, соттам, сюиви, экартэ^[3]… Мельком глянула в зал — зрители притихли, тоже смотрят, ни одного огонька мобильного. Это достижение в наше время!

Арина была нежна и выразительна, она невесомо порхала в одеянии цвета вечернего снега, кружилась и замирала. А я думала: людям всегда нравятся результаты пролитого пота и дисциплины. Лёгкость, которую так приятно видеть, — это результаты десяти лет стёртых пальцев, неестественно вывернутых суставов и сбитых ногтевых пластин. Итог — изящество в белом, красота, нежность и возможность парить на пуантах — то, чего не добиться, лёжа на диване… Волшебство достигается только адскими усилиями.

На сцене Снегурочка, наконец, «решилась» пойти к людям — лицо её озарилось улыбкой. Кода завершена, синяя сеть лесных сумерек взмыла вверх. Свет разлился щедро на сцену и в звуки оркестра. Меня всегда поражали мгновенные переходы от сумрака к радости в музыке Чайковского. Снегурочка поспешно спряталась за декорацию дерева, на сцену выбежали парни и девушки из Берендеева посёлка.

— Женька, чего здесь стоишь? — спросил кто-то сбоку, выдёргивая меня из магии созерцания. Это была Элка.

Я пожала плечами.

— Мечтать не вредно, — усмехнулась Элка, догадавшись о моих намерениях, — но лучше не мечтать. Думаешь, Дорохов просто так роли раздаёт?

— А как? — резко обернулась я, рассердившись на это грубое пробуждение от мистерии танца, в котором и я невольно была соучастницей.

Элка выдала одну из своих скабрезных улыбочек.

— Слушай, ну вот только не строй из себя святую невинность.

— Я не строю, — буркнула я и пошла переодеваться.

В ногах ощутилась тяжесть. Нужно будет задрать их и полежать хотя бы минут пятнадцать. Главное — не заснуть случайно, как это произошло между двумя Щелкунчиками в Китае. Вовремя кто-то из работников сцены грохнул ящиком рядом…

Мысль о роли не выходила у меня из головы. И я решила — выучу всю партию, это увеличит мои шансы! Боже, где только её взять? Хотя… ведь Дорохов все спектакли и репетиции снимает, недаром театр полон камерами. Римма Евгеньевна потом выдаёт записи для работы над ошибками, но только нарезку — каждому своё.

Может, у неё попросить? Я закусила губу и сама себе мотнула головой. Нет, надо просить напрямую у Дорохова. Если он будет знать о моём намерении, возможно, станет более придирчивым, но внимание так или иначе направит на меня, а это мне и нужно! Слишком просто быть одной из массовки, но я не ищу простоты.

Поспешно стерев мисцеляркой грим, хотя эти блёстки могут и неделю появляться в самых неожиданных местах, как иголки после новогодней елки летом, я наполнилась решимостью и вышла в коридор. За углом слышались голоса — ребята начали расходиться. Я опасливо оглянулась. Мурашки пробежали по коже.

«Я смогу. И ничего страшного тут нет!» — сказала я себе и направилась к кабинету главного.

Только протянув пальцы к ручке двери, я поняла, что по-прежнему кусаю себе губы и сжимаю тазовые мышцы от страха. И рассердилась на себя. Ну не четвертует же меня Дорохов! Я вдохнула-выдохнула и постучала в покрытое лаком деревянное полотно. Оно распахнулось сразу же. Чёрные глаза вперились в меня.

— Да? — рявкнул главный.

Пугаться было поздно. Я задрала вверх подбородок и выпалила:

— Я хочу участвовать в конкурсе на роль Снегурочки.

Дорохов с прищуром посмотрел на меня и усмехнулся. Красивый, зараза, и очень пугающий. Кажется, я опять начала кусать губу.

— Евгения? Проходи, — пропустил он меня в кабинет.

Я прошагала эти два метра, теряя слова и мысли где-то в холоде желудка. Дорохов молчал и не облегчал мне задачу. На середине кабинета, почти у его стола я обернулась. Злой гений смотрел на меня с любопытством коллекционера. Я сглотнула.

— Можно мне попросить у вас видеозапись партии Снегурочки?

Он чуть склонил голову, во взгляде появилось настолько хищное выражение, что я показалась сама себе глупой уткой, лично явившейся на приманку к лису.

— Если можно, конечно, — выдавила из себя я. — Я хочу выучить роль.

Дорохов усмехнулся и засунул руку в карман.

— Так уверена, что её получишь?

Я снова сглотнула.

— Н-н-н… я хочу постараться.

— То есть ты хочешь сказать, что не дорабатываешь на спектаклях, и у тебя остаётся достаточно ресурса, чтобы в свободное время разучивать не свои роли?

Недоумение и страх прокатились по спине ледяной волной, а Дорохов вдруг рассмеялся:

— Впрочем, мне всё равно, чем ты занимаешься в свободное время. Отчего бы и нет? Записывай. Флэшка есть?

— Может, в телефон?

— Нет, слишком большой объём файла.

Я суетливо принялась копаться в сумочке, понимая, что флэшки там точно нет, но казалось, что шанс может уплыть от меня из-за такой несусветной глупости. Коря себя на чём свет стоит, я продолжала копаться в надежде, что забытый неизвестно кем и когда гаджет попал куда-нибудь под подкладку. Дорохов приблизился, навис надо мной и когда усмехнулся, я почувствовала его внезапную близость — горячее дыхание у виска и запах японского парфюма. Я отпрянула от неожиданности и уткнулась бёдрами в стол. Дорохов будто ожидал такую реакцию, с тем же коварно-хищным выражением лица подался вперёд и опёрся обеими ладонями в стол, заперев меня, как в ловушку.

В моём животе всё свернулось в узел, в ногах тоже. Я уткнулась взглядом в точёный нос мужчины и подумала, что Элка была права, а я, кажется, не готова к такому развитию событий. В голове мелькнуло глупое: «А как бы поступила на моём месте Снегурочка?» Ни решить, ни сыграть я не успела. Дорохов подсунул мне под нос чёрную флэшку.

— Бери. Завтра вернёшь.

— Спасибо.

Дорохов с шумным выдохом отстранился и отошёл к ноутбуку. Мысленно пытаясь отдышаться, я выпрямилась, не зная, куда девать флэшку.

— Техника у тебя неплохая. Бледнеешь и краснеешь ты достаточно невинно, вполне в духе роли, — вдруг заявил Дорохов, не глядя на меня. Ткнул пальцем в клавиатуру, а затем всё же обернулся. В его чёрных глазах опять сверкнула тень злого гения: — А вот растаять от любви ты способна?

Я снова смутилась.

— У меня была пятерка по актёрскому мастерству.

Главный расхохотался, развалился в кресле и стал совсем похож на демона.

— При чём тут пятёрки?! Ты влюблялась когда-нибудь?

— Д-да… — опешила я.

— Ну вот и посмотрим тогда, — снова отвернулся он к компьютеру. — В общем порядке.

Я переступила с ноги на ногу, сжимая флэшку в пальцах.

— А запись?

— Там уже есть, как раз скинул себе. Всё, свободна, Евгения. Завтра без опозданий.

— Спасибо, Игорь Дмитрич!

Я выскользнула за дверь, как одна из теней в Баядерке, и выдохнула. Пронесло!

Смущённая и суетливая, будто кто-то мог застать меня выходящей из кабинета Дорохова и подумать неизвестно что, я натянула в гримёрке джинсы, дутую курку, кроссовки, намотала шарф и нахлобучила шапку. На автомате ноги вынесли меня из театра. Время приближалось к одиннадцати, но я почему-то не вызвала такси, а пошла к автобусной остановке. Уже в почти пустом автобусе поняла, что сглупила. Хорошо ещё, что в связи с акклиматизацией после Китая, усталостью, сумятицей чувств, в бесконечном мысленном прокручивании движений, код, па и пируэтов, села на нужный номер!

До своей остановки я доехала одна, погружаясь и выныривая из мыслей, нащупывая флэшку в кармане сумки. Несмотря на стресс с Дороховым, она грела мне пальцы, как намёк на то, что он не считает меня никчёмной.

Что я всё-таки могу! Впрочем, я и так это знаю, я решилась раз и навсегда распрощаться с депрессией вечного недовольства собой ещё на последнем курсе, и не позволю ей вернуться. Но всё же важно, чтобы и другие отражали твою уверенность или хотя бы намекали — пусть и так странно…

Я пробежала через дорогу от остановки и свернула на безлюдную аллею, а потом вверх на горку, к многоэтажкам, в очередной раз задаваясь вопросом, какого чёрта я снимаю квартиру так далеко от театра. Да, хозяйка Валентина Павловна очень мила, как и её жилище. Мне не приходится убирать свою комнату и готовить. К примеру, суп. Я не хожу за продуктами и в свободное время предпочитаю отдыхать. С Валентиной Павловной мне повезло, она — не просто добрая домоправительница, а скорее «арендованная бабушка» и приятная соседка, мы с ней весьма дружественно сосуществуем. Чистота, уют, занавесочки, рукоделия, цветущие огромные китайские розы, пышные азалии на окнах и почти домашнее тепло. Да и плачу я не много. Пока не доросла до солистки с прибавкой к зарплате, лучше о другом и не думать. Я ведь на самообеспечении.

Я миновала закрытые на ночь магазинчики, площадка перед которыми была освещена единственным фонарём на всю округу. Декабрьский ветер задул с пруда справа. Захотелось чаю. Я с надеждой взглянула на огоньки домов вдалеке. Жилой комплекс начинался за пустынной дорогой, по одну сторону от которой простиралось подобие лебединого озера, окружённое седыми камышами, а по другую — кромешные заросли чёрных кустов и ломаных, кряжистых абрикос без единого листка. Летом тут было чудо, как романтично, а теперь… Я поёжилась.

Внезапно зябкую тишину ночи взрезал звук быстро мчащегося автомобиля. Секунда, и из-за угла вылетела белая иномарка. Я едва успела отскочить в сторону. Машина не вписалась в крутой поворот. Со странным визгом пролетела в полуметре от меня прямиком в пруд, как в кино. Всплеск.

Я оцепенела, глядя на собственные кроссовки.

Всего в полуметре! Ноги, мои ноги! Я чуть не лишилась их, а без них мне ничего не станцевать. Никогда… Это мой инструмент! Мой… Дышать стало трудно, к горлу подкатила паника.

Однако ноги были целыми. Под звуки барахтанья, с мужским криком о помощи со стороны пруда я очнулась. Боже, что делать?! Там же человек! Вода ледяная! И, как назло, ни единой души вокруг!