Асимметричный ответ

Гитлер нервно прохаживался вдоль длинного стола, застеленного картами. Мрачный интерьер большого зала для совещаний был выдержан в стиле средневекового замка. Обычно Фюреру такая обстановка нравилась, но сейчас он испытывал нарастающее раздражение.

— Беспрецедентная концентрация усилий на Московском направлении заставила нас снять лучшие дивизии с других участков фронта, особенно из-под Ленинграда и с юга России, — продолжал доклад генерал Гальдер. — Это дало возможность противнику предпринять ряд наступательных операций, эффективно противостоять которым наши ослабленные части оказались не в состоянии. Под Ленинградом советские войска предприняли контрнаступление против группы армий «Север». Под угрозой окружения дивизии фон Лееба были вынуждены оставить Тихвин и отойти на западный берег реки Волхов. По причине отсутствия резервов, переброшенных для усиления войск фон Клейста, русским удалось в нескольких местах переправиться через реку и закрепиться. Наиболее тяжелое положение сложилось на Киришском плацдарме, который наша шестнадцатая армия пыталась удержать на восточном берегу. Противнику удалось заставить генерал-фельдмаршала фон Лееба эвакуировать плацдарм. При отступлении попала в окружение часть наших войск, защищавших Кириши^[3].

Все это Гитлеру было известно, но перебивать начальника генерального штаба он не стал. Еженедельный общий доклад об обстановке на фронтах стал традицией, нарушать которую Фюрер не видел смысла.

— На юге мы потеряли Ростов и Таганрог^[4]. Без танков фон Клейста устойчивость нашей обороны оказалась подорванной, и после форсирования русскими Дона стабилизировать фронт удалось только по западному берегу реки Миус, где противнику сходу удалось захватить два небольших плацдарма, за которые сейчас продолжаются ожесточенные бои. Еще одной точкой крайнего напряжения наших сил стал Крым. В Керчи и Феодосии русские высадили морские десанты общей численностью до пятидесяти тысяч человек. Несмотря на большие потери им удалось закрепиться и нанести удары с захваченных плацдармов. Генерал фон Манштейн отдал сорок шестой пехотной дивизии и румынскому полку горных стрелков приказ удерживать позиции любой ценой, однако численный перевес русских быстро привел к тому, что эти войска были отрезаны на Керченском полуострове и почти полностью уничтожены^[5].

— Это неизбежные издержки большой войны, — Гитлер все-таки не удержался и перебил Гальдера, — Наши потери носят временный характер. После деблокады группы армий «Центр» и проведения перегруппировки и пополнения мы вернем все утраченные территории. Переходите к положению на Московском направлении, генерал-полковник.

— На данный момент наступление первой танковой группы фон Клейста развивается успешно. — заметно более бодрым голосом произнес Гальдер. — Грамотное применение химического оружия позволило нашим танковым дивизиям быстро сломить сопротивление русских в полосе нанесения главного удара и обезопасить фланги танкового клина от контратак противника. В войсках отмечают явное превосходство вермахта над Красной армией в части готовности к действиям в условиях химической войны, однако стойкость советских войск к воздействию отравляющих веществ оказалась несколько выше, чем мы ожидали.

— Скажите спасибо Абверу, генерал, — прорычал Гитлер, напрочь «забыв» о том, что сам санкционировал применение зарина в подготовленной разведкой спецоперации. — Благодаря их авантюре мы дали русским лишнюю неделю на подготовку. Я повторяю свое требование! Все причастные к этой непростительной ошибке должны искупить вину кровью!

— Виновные выявлены, мой Фюрер, и меры по ним приняты, — немедленно откликнулся генерал Йодль, — Сейчас они уже исправляют последствия своих действий в окопах на Восточном фронте.

Задубевшая на морозе резина противогазной маски гнулась плохо. Курт Книспель знал, что если не отогреть ее под шинелью, надеть противогаз будет невозможно. Химическая война в условиях окружения и тридцатиградусного мороза стала настоящим адом для оказавшихся в котле войск группы армий «Центр».

Два дня назад им зачитали обращение Гитлера и объявили, что доблестные танкисты фон Клейста уже сокрушили внешний фронт окружения и находятся меньше чем в сотне километров от зарывшихся в землю и снег армий Роммеля, Гота и Гёпнера. Командование вермахта в бравурном тоне обещало им скорое спасение, особо напирая на то, что Фюрер отдал приказ о применении для прорыва к окруженным всех сил и средств, которыми располагает Германия, включая самое современное химическое оружие.

Упоминание об отравляющих газах Книспелю сразу не понравилось. Сам Курт в Первой мировой не участвовал — тогда он еще даже не родился, но рассказы ветеранов, прошедших этот кошмар, слышал не раз. Никому из оказавшихся в Московском котле солдат не требовалось объяснять, что дела у группы армий «Центр», пошли, мягко говоря, не совсем так, как планировалось, однако Курт не мог представить, что все настолько плохо, что Гитлер решится применить боевую химию. Тем не менее, Фюрер решился.

Химическая война докатилась до окруженных армий не сразу. Видимо, русским потребовалось какое-то время, чтобы пережить шок от свалившихся на их головы снарядов и бомб с ипритом, фосгеном и хлорцианом. Оправились они, правда, довольно быстро.

Первый химический удар по переднему краю окруженных нанесли советские тяжелые гаубицы. Книспель уже привык к тому, что у русских явная нехватка снарядов, особенно крупных калибров. Однако химических боеприпасов у них, похоже, было запасено немало, и вместо обычных в последнее время экономных обстрелов красные обрушили на немецкие окопы многие сотни «чемоданов» с ипритом и люизитом.

Легколетучие газы русские не применяли. Видимо, их командование считало, что толку от них не слишком много, и главной своей задачей видело химическое заражение местности, через которую окруженные могли попытаться прорваться к своим.

Курт осторожно обмял пальцами гофрированную трубку, соединявшую противогазную коробку с маской, и вытряхнул из нее льдинки, намерзшие от дыхания. Собрав противогаз, он проверил, не замерзли ли резиновые лепестки в дыхательном клапане и, поморщившись от отвращения, натянул все еще холодную маску на лицо.

Танк Книспеля сгорел в бою у Рогачевского шоссе. Из экипажа выжил только он один. Полученные ожоги оказались болезненными, но не опасными, и через полторы недели Курт вернулся в строй. Боевых машин к этому времени в группе армий «Центр» осталось немного, но для одного из лучших наводчиков панцерваффе место в экипаже Т-III все же нашлось. Русские гранатометы чаще убивали и калечили танкистов, чем полностью выводили из строя сами танки, так что без работы по специальности Курт не остался.

— А вот и химики пожаловали, — удовлетворенно кивнул новый командир Курта лейтенант Кляйн, глядя на приближающихся солдат в противогазах и каких-то самодельных штанах, переделанных из уцелевших при отступлении противоипритных накидок.

— Герр лейтенант, отряд химической разведки готов к выдвижению, — доложил фельдфебель, командовавший пятью химиками, и протянул офицеру карту. — Вот наш маршрут. Нам приказано проверить возможность прохода пехоты в трех обозначенных здесь районах.

Лейтенант на секунду задумался, прикидывая, хватит ли у его танка горючего, после чего слегка кивнул собственным мыслям.

— На броню! — скомандовал он фельдфебелю, и химики бодро полезли на танк, а экипаж занял места в машине. Противогазы все надели заранее — зараженная местность начиналась буквально в паре сотен метров от их позиции.

Это был уже не первый подобный рейд Курта. Танки Клейста, похоже, действительно приближались к внутреннему фронту окружения, и командование активно готовилось к удару им навстречу, пытаясь нащупать относительно безопасные коридоры для прорыва. Средств дегазации у попавших в котел армий практически не имелось, и теперь оставалось только искать разрывы в поставленных русскими химических заграждениях.

Танк взревел двигателем и, разбрасывая снег, тронулся в указанном химиками направлении. На взгляд Курта, бронетранспортер для этой задачи подошел бы лучше, но их у окруженных сохранилось еще меньше, чем танков, да и вероятность нарваться на обстрел противником все же была довольно высокой. В общем, командование предпочло не рисковать, хотя для вынужденных сидеть на броне солдат это решение явно было не в радость.

В течение пары часов химики трижды останавливали танк стуком по броне и уходили на нейтральную полосу. До русских окопов расстояние оставалось довольно приличным — лезть на собственноручно залитую ипритом территорию красные не желали. Как понял Книспель, химики пытались определить ширину этой зараженной полосы. Двое из них несли довольно громоздкие приборы химической разведки. Ситуация осложнялась тем, что в случае обстрела залечь на зараженной территории было нельзя — снег и земля, пропитанные ядом, могли убить вернее, чем пуля или осколок. Поэтому приближаться к русским окопам химики не торопились, да и задачи у них такой не было.

Каждый раз, возвращаясь к танку, фельдфебель лишь отрицательно качал головой, и его подчиненные молча забирались на броню, а лейтенант отдавал мехводу приказ двигаться дальше.

Четвертый выход оказался более удачным. Во всяком случае, отряд химиков ушел довольно далеко и вернулся назад только минут через сорок. До этого им хватало десяти-пятнадцати минут, чтобы понять, что проходов, доступных для пехоты, в проверяемых местах нет.

— Нашли, — пробубнил из-под противогаза фельдфебель, — Не скажу, что разрыв широкий, но при минимальной дегазации пехота пройдет. Русские артиллеристы, видимо, ошиблись и сместили прицел. Место, несомненно, перспективное…

— Воздух! — заорал Курт, рассмотревший у горизонта темные точки самолетов.

— Может наши? — неуверенно предположил фельдфебель, пытаясь разглядеть подробности через начавшие запотевать стекла противогазной маски.

Ему никто не ответил. Танк, загнанный под деревья небольшой рощи, имел неплохие шансы остаться незамеченным, и лейтенант совершенно справедливо решил не дергаться и дождаться прояснения ситуации. Самолеты, чьи бы они ни были, явно прилетели сюда не по их души.

— Русские штурмовики, — опознал противника один из химиков. Идут левее, и нас, похоже, не видят.

Неожиданно позади илов из высоких облаков вынырнули еще две точки, в крутом пикировании устремившиеся вниз.

— А вот это уже наши, — с удовлетворением произнес фельдфебель, успевший стянуть с лица маску противогаза и теперь, не снимая перчаток, протиравший ее куском влажной на вид ткани. Его примеру тут же последовали подчиненные — похоже, разведка на сегодня была закончена.

Атака «мессершмиттов» не осталась незамеченной. От штурмовиков к ним потянулись трассы пулеметных очередей, однако, судя по всему, попаданий русским добиться не удалось. Зато немцы свой шанс не упустили. ИЛ-2, немного отставший от группы, прекратил огонь. На его корпусе мелькнуло несколько вспышек, и самолет медленно завалился на крыло. Окутавшись дымом, он быстро понесся к земле, но внезапно за обреченной машиной потянулся широкий белый след.

— Газы! — заорал фельдфебель, вновь натягивая уже почти убранный противогаз.

Пилот подбитого штурмовика, видимо, был еще жив и открыл форсунки выливного авиационного прибора. Полтонны иприта, смешанного с труднозамерзающими растворителями, в течение нескольких секунд образовали за самолетом огромное облако, которое сейчас рассеивалось все шире и дрейфовало в сторону рощицы, где укрылся танк Курта.

— Заводи! — выкрикнул лейтенант Кляйн, проваливаясь внутрь машины и захлопывая створки люка.

В небе, между тем, появились новые действующие лица — два истребителя Як-1. Почему они отстали от прикрываемых штурмовиков, было неясно, но теперь русские пилоты пытались прийти на помощь своим товарищам.

Чем закончился бой, Курт не видел, и только вернувшись в свою часть, стал свидетелем короткого разговора между командиром танка и фельдфебелем-химиком.

— Мы еле выскочили, а то пришлось бы нам с вами, герр лейтенант, вашу машину от иприта отдраивать и самим этой вонючей дрянью из противохимических пакетов друг друга обрабатывать. Всем бы досталось — полных защитных костюмов у нас ведь нет.

— Ну, значит, в этот раз нам повезло, — лейтенант отнесся к словам химика спокойно. — Чем в воздухе дело закончилось?

— «Мессершмитты» еще один штурмовик завалили, а дальше я не видел. Хуже другое. Эти русские, похоже, летели наши окопы химией поливать, и когда сто девятые на них навалились, они начали от этой дряни избавляться, открыв выливные приборы.

— И что тут плохого? — вяло удивился лейтенант. — Не довезли до наших окопов химическую заразу, стало быть, с пехоты ящик шнапса истребителям.

— Боком нам выйдет эта победа люфтваффе, — зло усмехнулся фельдфебель. — Русские штурмовики напрочь залили ипритом разведанный нами коридор. Так что готовьтесь, герр лейтенант. Завтра, а может и еще сегодня, командование нас снова в рейд погонит.

Мое скромное пожелание усилить две выделенных мне танковых бригады частями химзащиты было удовлетворено Ставкой с неожиданным размахом. Размениваться на мелочи Шапошников не стал, и каждая из бригад получила из резерва главного командования по два отдельных батальона химзащиты со всеми причитающимися им по штату подразделениями и техникой — машинами дегазации, установками для обеззараживания одежды и снаряжения, взводами химической разведки и ротами боевой поддержки.

— Товарищ маршал, в плане противохимической защиты я получил все, что нужно. Благодарю за понимание. Тем не менее, для успеха операции этого недостаточно, — я решил, что если уж дают, надо брать все, до чего дотянутся мои загребущие руки, — Противник быстро поймет, чем может обернуться наш контрудар, и будет оказывать ожесточенное противодействие. В частности, немцы обязательно нанесут авиационные и артиллерийские удары по батальонам химзащиты, которые будут заняты дегазацией проходов для армий товарища Конева. Я должен иметь возможность эффективно противодействовать этим попыткам. Штатных средств ПВО танковых бригад совершенно недостаточно для прикрытия наступающих танков и одновременной защиты химиков.

— Хорошо, — чуть помедлив, согласился Шапошников, — этот вопрос мы решим. Что-то еще?

— Артиллерия. Мне нужна возможность быстрой организации контрбатарейной борьбы, когда немецкие тяжелые гаубицы начнут обстреливать наши боевые порядки. В идеале хотелось бы иметь прямую связь с артполком РГК, который будет работать по передаваемым мной координатам. Лучше — два полка.

— Это выполнимо, — кивнул маршал, — тем более что такая схема уже не раз хорошо себя показала в реальном бою. Хуже с боезапасом. Фугасных снарядов крупных калибров почти нет уже даже на фронтовых складах.

— Товарищ маршал, для контрбатарейной борьбы отлично подойдут химические боеприпасы. Иприт и люизит быстро отбивают у артиллеристов охоту продолжать ведение огня, особенно если среди каждых пяти-шести снарядов с химией на их позиции все-таки прилетает и один фугасный.

Конец ознакомительного фрагмента.