Палитра чувств

В том деле все было шито белыми нитками. Многие факты подтасованы, а некоторые и того более — сфальсифицированы. Если бы не сон Ани, мы бы ничего нового не узнали. Но… все по порядку.

Перед нашей блогерской группой стояла задача — снять и смонтировать фильм по следам «переваловцев». Нам за это агентство обещало уйму денег, на всю жизнь потом хватит. История, прогремевшая на всю страну и даже на весь мир, десятками лет оставалась загадкой — как погибли ребята-туристы. Идет уже 2050й год, почти сто лет прошло с той трагической ночи, а дело до сих пор засекречено, уже не осталось в живых никого, кто бы мог пролить свет. Только документы.

Мы с ребятами собирались в настоящий поход. В последнюю минуту ко мне прилетает Анька. Моя племянница. Ей, конечно, уже исполнилось двадцать лет, но выглядит она как худая тростинка. Вчерашняя школьница.

— Куда? — воскликнул я, пакуя чемоданы. — Тебе на подиум, а ты в горы… Тоже мне.

— Артур, пойми, мне туда непременно надо. Вот не знаю, почему, но был сон…

— О боже, — простонал я.

Про Аньку все знали, что лет с двенадцати ей снятся почти что пророческие сны. Но чтобы вот так… Анька сидела на уютном диване и теребила край юбки. Ее длинные пшеничные волосы волнами падали по плечам. Загляденье и подарок жизни. Какой ей поход, какой перевал, там будет опасно.

Впрочем, ведь и переваловцам было почти двадцать… ну, или чуть больше. Нет, у них были годы подготовки, это были все опытные походники и спортсмены, готовые к суровым условиям и неведомым испытаниям.

А Анька все свои двадцать лет прожила в чистом уютном домике, ее обеспечивали родители, окончила школу, пошла в модельное агентство, макияж, фотографии. Какой еще поход…

Все эти мысли разом отразились на моем лице, но слова застряли в горле, лишь только я посмотрел на девушку. Такое у нее было лицо. Каменное. Полное решимости. Такая танк на ходу остановит. В горящую палатку войдет.

В общем, решение принято. Перелет совершен, мы на месте. Перед самым выходом мы вдруг понимаем, что человек в нашей группе набралось аккурат девять, с проводником и водителем. Да, конечно, мы не шли на лыжах, мы ехали на отличных современных машинах, которые пройдут везде. Однако даже это не обеспечивало нас безопасностью. Такие глухие безлюдные места, первозданная природа оставляли место для живого воображения. На мили — никого вокруг. Ты один на один с дикой неведомой природой.

Шесть дней мы пилили на машинах, переезжая оттаявшие ледяные реки. Морозный ветер бил нам в лицо.

Анечка держалась молодцом. Похоже, ей действительно надо было туда попасть, на это самое место. Да и нам было очень интересно осмотреть все своими глазами.

До похода мы побывали в городе на кладбище студентов. Впечатлений нам хватило на всю поездку. Тягостная атмосфера монументов зарядила нас на серьезный подход, и все шуточки и остроты, которые если мы и допускали до сих пор, как-то незаметно сами собой погасли по мере того, как до нас стало доходить наше истинное положение дел.

Оказаться в этих диких местах, снимать все путешествие — ребята были на взводе своих физических и душевно-моральных сил. Сашок, оператор, бегал вокруг нас с горящими глазами, все путешествие, от и до, каждый раз приговаривая: «Ох, матушке будет что рассказать! Ох, ей это будет подарок-то!» Да, матушка его еще с молодости полюбила переваловскую тематику и прям жила и бредила узнать разгадку тайны. Нет-нет, да и вспыхнет опять эта тема у нее. Вот приедет Сашок назад, на родину, привезет ей атмосферу перевала, осчастливит!

А мы продолжали путь.

Когда мы были уже на месте и добрались до того самого склона, на котором теперь возвышается мемориальная плита с именами и лицами погибших, дрожь пробрала нас до костей. Мы сразу как-то поняли, что конкретно на этом месте, белизной ломившем глаза и затмевавшем разум, палатку нам нашу никак не установить. На этом склоне дул такой ветер, при полном отсутствии ветра, по прогнозу — который мы знали наизусть еще задолго до наших сборов, планировали путешествие именно по погоде! — что никакая самая крепкая, самая современная палатка не выдержит, какими бы крепежами ее ни поставить.

Мы с ребятами собрались на консилиум, который слишком долго не продлился. Виталик, бывалый наш походник и спец по палаткам и спальникам, сразу заявил, задумчиво потирая подбородок:

— Что-то тут не то, говорю вам. Ваша палатка, которую я осмотрел и одобрил заранее, не подходит для такого места, и никакая другая не подойдет, сколько видов я знаю. И крепежи, которые подходят для этой палатки — смотрите, какой тут слой снега. Не подойдут. Придется подкреплять их дополнительными штифтами.

Мы, попутно удивляясь, записывали наши опыты на камеру и в электронные дневники.

Анечка порою замерзала, но стоически молчала о своем состоянии, и только запорошенные ресницы и побелевшие губы без помады давали нам знать о том, что с ней происходит. Я как ее дядя, старался сделать все возможное, чтобы девочка не переутомлялась, отдавал ей самый лучший кусок, сажал рядом с собой, в общем, бдил, как старший, как мог. Правда, в ответ я получал лишь красноречивые осуждающие взгляды.

Как я уже сказал, палатку мы установили в целях эксперимента, и ее уже в процессе установки срывал небольшой ветерок, который нам казался настоящим ураганом. Приходилось закрываться руками от порывов и постоянно носить капюшоны. От яркого солнца у нас были защитные очки. Экипированы мы были неплохо, как выяснилось. Однако для этой местности и этого было мало.

Дальше — больше загадок.

В деле о гибели туристов было сказано, что расстояние от палатки вниз до лесополосы они преодолели минут за двадцать, и это — будучи ранеными и без верхней одежды, ночью, при суровой непогоде.

Мы шли днем, было безоблачно и почти безветренно, мы были достаточно упакованы, и шли налегке. До леса от палатки мы шагали, по колено проваливаясь в снег, ровно час. Никаких двадцать минут. Либо это было не то место, и вообще мы не туда попали. Хотя это было полным абсурдом. Все страньше и страньше, по словами кэрроловской Алисы.

Когда же стало темнеть, нас накрыло самым настоящим испытанием — откуда ни возьмись, налетел буран. Буран для этих мест страшное дело. Лучше в это время мирно сидеть дома и не высовывать нос на улицу. Даже смотреть за окно и то страшно. Хлебнули мы, городские, непогоды. Каждый из нас потом решил, что нам жутко повезло, могло быть и хуже. Для нас все обошлось без жертв. Палатку, правда, изрядно растрепало. И Митяй, который там оставался караулить, имел весьма бледный вид. Он еле справился, и мы поняли, что не рассчитали — оставить пацана одного. Правда, ничто не предвещало непогоды. Но тут всегда так, потом объяснили местные — это место аномальное в смысле прогнозов.

У нас в планах было затариться в палатку, залезть в мешки, чтобы потеплее, и немного если получится вздремнуть. Мы назначили дежурных, и очередь. И всю ночь сменяли один другого, по часам, по классике приключенческого жанра.

Анечку мы не трогали, она явно находилась в восторге и словно бы ушла в свой, тайный мир ощущений. Она настраивалась на ауру места, как она это любила называть.

Снаружи задувал ветер, срывая палатку, мы еле могли заснуть, а скорее всего и никто глаз не сомкнул за всю ночь. Возможно, каждому удалось подремать пару минут, да и то, это было незаметно.

Само осознавание того, что мы находимся на том же месте, что и погибшие ребята, придавало нам героизма, но и страху добавляло, конечно. Никто из нас не признался бы другому, что в ту ночь мы изрядно струхнули. Только расширенные зрачки соседа сообщали о страхе. Ночью, в далеком от цивилизации месте, на том самом склоне, мы могли ожидать любых чудес или любой трагедии.

Напряжения и стресса мы тогда хлебнули. Правда, ничего другого, более существенного за ту ночь с нами не произошло. Я до сих пор благодарю за это Бога, в тот момент я сильно молился, почти уверовав в Его существование. Как вдруг… в один момент тишину ночи прорезали всхлипывания задремавшей Анечки. Она вдруг стала метаться из стороны в сторону и мычать, по ее лицу текли горючие слезы. Она долго не могла открыть глаз, и все плакала, и только повторяла: «Нет, нет, нет!» Мы сидели молча и тревожно наблюдали, понимая, что лучше дождаться, пока проснется сама. У меня сил не было смотреть на эти мучения. И когда я уже потянулся рукой, чтобы потрясти ее легонько за плечо, она вдруг открыла глаза и посмотрела прямо на меня.