Кровавая алхимия: тайна артефакта

Мне плохо помнилось то время, когда подготовка к увеселительным мероприятиям доставляла удовольствие. Теперь же я просто плыла по течению.

Бал? Одеваюсь. Второпях? Подумаешь.

С бо́льшим удовольствием я бы провела вечер с любимой книгой. Или в томатной теплице, где всегда пахло влажной землей, солнцем — несмотря на любую погоду снаружи — и терпкой ботвой. Опушенные листья ласкали оголенные участки кожи, оставляли желтоватые разводы на одежде, но дарили спокойствие. Кажется, только среди растений я чувствовала настоящее умиротворение. Пробирки в лаборатории требовали постоянной борьбы за результат. Окружающие ждали от меня непрерывной пользы. А помидорные кустики просто росли, и мне все сильнее чудилось, что сами, без моей помощи.

После субботней лекции я наскоро влезла в платье из голубого льна и подкрутила концы волос, прямо в хвосте. Бал начинался рано, и мы действительно спешили.

— Распустила бы ты эту башню! — запротестовала Лиза, когда я уже куталась на выходе в лавандовое пальто. — И что ты там вечно прячешь? Боишься, что люди заметят твою привлекательность?

— Если ее заметят нелюди — проблем не оберешься, — саркастично фыркнула я.

Мне бы хотелось возразить нечто более остроумное, но где-то глубоко внутри заворочалось прошлое. Я действительно боялась. И даже боялась признаться в этом самой себе. А за сарказмом правда пряталась куда легче. Но я сорвала с волос резинку, потрясла головой, чтобы длинные пряди распределились по спине, и выдохнула, оставив настоящие мысли при себе.

Ну не выяснять же этот вопрос в дверях, в самом-то деле!

— Вот и чудненько, — прокомментировала Лиза и влезла в сапоги на высоченном каблуке.

Кроссовки неуместно выглядывали из-под подола моего платья, но туфли я взяла с собой. Цокать по брусчатке шпильками — излишнее издевательство. Бал в академии, вот там и буду красоткой с ног до головы. А на улице в последнее время со мной случалось всякое. Шишка на затылке болела, мешала спать ночами и одновременно чесалась. А порезы на шее приходилось прятать под пластырями.

— Ты ее видела? — неопределенно спросила Лиза, когда мы натужно вышагивали по бульвару к ВУЗу. Подруга держала меня под локоть и старалась не отставать, но прогулка давалась ей с заметным трудом.

— Лильку? — догадалась я. — В лабораторию к ней не заглядывала. А сегодня на лекции она пыталась шутить про мою шею. Но Руслан Игоревич ее осадил.

— Я же говорила, что он лапочка! — Лиза мечтательно сложила ладошки.

— Он при этом так свирепо на меня посмотрел, — поежилась я от одних воспоминаний о неожиданном гневе преподавателя. — И какое ему дело до моей шеи?

— Вот и правда, — согласилась подруга. — Лучше бы на мою запал.

— Я надела кулон. Под платьем его не спрятать, слишком открытое, — решительно изрекла я. — Пусть Лилька знает, что и у меня такой. Что бы это ни означало.

— Как раз и выясним.

Парадный вход в академию украшали прессованные кубы сена, корзины с яблоками, пышные букеты из кленовых листьев, кабачки и тыквы. Девчонки с первых курсов толпились, складывали губки в пухлые бантики, зажимали в пальцах воображаемые сердечки и радостно верещали на камеру.

— Фотозона! — возликовала Лиза и тоже вытащила смартфон из маленькой лаковой сумочки в тон наряду, будто покрытому дорогущей краской с частицами Vantablack.

Мое же голубое платье ни капельки не подходило под осеннюю тематику, но чудно сочеталось с глазами и пальто. Желтоватый камень украшения почти светился маленьким солнышком на его фоне. Я решила, что похожа на кусочек осеннего неба, и смело сфотографировалась с подругой на фоне урожайного изобилия.

— Твоих помидоров тут не хватает! — весело подметила Лиза и устремилась внутрь.

— Вот и они, — хохотнула я.

В большом вестибюле с высокими колоннами вдоль стен выставили парты. В полупрозрачных салатниках кучками лежали алые плоды: помидоры, яблоки и поздняя вишня. Под высоким потолком сверкали маленькие лампочки, свисали ленты с подсохшими листьями и гроздьями рябины. А балюстраду второго этажа увивали ивовые прутья со светодиодами и имитацией гигантских пауков.

— Они ведь ненастоящие? — Лиза вцепилась в мою руку крепче, но сфотографировала членистоногих монстров.

— Я думала, у нас ежегодное празднование осеннего равноденствия — традиция ВУЗа, — хмыкнула, разглядывая убранство. — А не «ужастик-пати».

Из колонок в углах зала лилась современная музыка, но рядом со ступеньками громоздилась барабанная установка и гитарные усилители. Местный коллектив готовился к выступлению. Совсем молодые мальчишки в клетчатых рубашках и узких джинсах настраивали звук сквозь дымку иностранной композиции.

— Засмотрелась на басиста? — толкнула в бок Лиза. — Идем в гардероб.

— А он и правда ничего, — хихикнула я. — Но, наверняка, первокурсник. Зачем ему аспирантки?

Мы обменяли верхнюю одежду на потертые латунные номерки, окошко было тут же. Удобная обувь, к сожалению, тоже отправилась в гардероб, а лаковые туфли на среднем каблуке сделали меня выше и изящнее. Но уж слишком напоминали о времени, когда я считала, что обязана носить только каблук, срочно обзавестись любящим мужем и забыть о науке и прочих интересах, ведь жизнь бы удалась и на этом почти закончилась.

— Ты зациклена на возрасте, — с хитрой ухмылкой возмутилась Лиза. — Руслан — староват. Басист — слишком юн. Тебе не угодишь! Какой же он, твой идеал?

Как раз в этот момент в вестибюле показался Руслан Игоревич под руку с Белоусовой. Сердце пропустило удар. Два. Три. Я закашлялась, а из глаз брызнула влага. Лиза заботливо шлепнула мне между лопаток, округлила глаза и припечатала:

— Вот коза! Да-да, Элис, ты права, можешь больше не надрываться.

Першение тут же прекратилось, я вдохнула что было сил. Но унять сбивающееся сердце не получалось.

— Да что ж такое-то? — пропищала я, повиснув на подруге. — Это ведь точно Руслан? В смысле, Игоревич.

— Приоделся и причесался, но точно Натанг, — уверила Лиза. — Он с Лилькой! Вот что ужасает! Меня отшил и приперся с ней!

Мы таращились на преподавателя и его пару, а он внезапно посмотрел на нас. Яркие чайные глаза прошили через толпу тысячами горячих иголочек, отправляя по телу жаркую волну… смущения.

И я бы очень хотела отвернуться и сделать вид, что увлечена созерцанием пауков с мохнатыми лапами или музыкантов с крутыми гитарами, но неведомая сила мешала. Приковывала внимание к этому мужчине, будто единственному не только в праздничном зале, но и на всей планете.

И что за чушь? Он ведь мне никогда не нравился!

Но голова не двигалась, а так хотелось потрясти ей, чтобы сбросить наваждение. И я тонула. Тонула посреди вестибюля — посреди океана, кажущегося очень знакомым, но в то же время неизведанным. Будто в его глубине ждали открытия, манили леденящим душу голосом и посылали щекотные пушинки блуждать по коже. Те скапливались в груди, подбирались к горлу, требовали зажмуриться, как если бы я падала со скалы без исправного парашюта за спиной.

— А ну прекрати! — взвизгнула Лиза на ухо, наконец прервав безумный полет в пучину. — Не смей на него так пялиться! Ты мне подруга или кто?

— Или подруга, — пролепетала заплетающимся языком.

Огляделась, но научный руководитель вместе со своей спутницей затерялся в уплотняющейся толпе. Ведь только мгновение назад держал меня на прицеле! И пропал!

Музыка стихла, на ступени вышел ректор, Максим Андреевич, и объявил начало праздника. Его сопровождала супруга, Алла Ильинична, которую мы знали в лицо. Она всегда сновала неподалеку, такая же подтянутая, загорелая, с широкой улыбкой, как и ее муж.

— Такие идеальные, аж тошно, — прокомментировала Лиза. — Но милашки. Но зубы сводит. Просто прелесть.

Я захохотала в голос. Подруга часто меняла мнение или легкомысленно путалась в показаниях. Может, именно поэтому я не придавала значения ее безответной влюбленности в преподавателя. Ведь Руслан Игоревич — всего лишь ненавязчивая тема для милой девчачьей болтовни. Было бы совсем плохо, обсуждай мы днями напролет пробирки, фенолфталеин и трансизомеры ликопина.

Максим Андреевич дал отмашку и, как только зазвучала музыка, закружил жену по глянцевому мрамору зала в традиционном вальсе, который открывал все праздники в нашем учебном заведении. Следующими от расступившейся толпы отделились Руслан Игоревич и Белоусова.

К горлу вновь подкатил ком, зубы заскрипели друг о друга, а Лиза как коршун впилась ногтями в мое предплечье.

Да как же так? Ведь подруга права. Научный руководитель не может мне нравиться. Вот ни чуточки! Ведь я хорошая подруга.

А он танцевал с Лилькой, и мои глаза не замечали никого вокруг, следили за ненавистной парой.

— И чем я хуже? — буркнула Лиза, уткнувшись в меня лбом.

— Ты не дочка ректора, — громко шепнул, подкравшийся сзади, одногруппник Юрик.

— Чего? Лилька? — Лиза вытаращила и без того крупные глаза и заметно оживилась.

— Ага, — подмигнул Юрик.

— Ты так решил, потому что у них одинаковые фамилии? — я скептически сморщила носик, ведь проучилась вместе с Лилькой столько лет и подобных сплетен не слышала.

— Она не афиширует, но это именно так, — настаивал он. — Танцевать пойдешь? — Он весело протянул руку к Лизе и покосился на меня. — Элис на карантине, до нее я даже дотрагиваться боюсь.

— Пойду! — с озорным огоньком выпалила Лиза. — И притворюсь, что не слышала последний комментарий.

— Ух, а у нас есть зубки! Мне нравится.

Парень закружил Лизу в гущу событий. А я прихватила со стола помидор и запихала его в рот целиком, чтобы не обляпать платье. Юрик слыл балагуром и бабником, торчал в аспирантуре непозволительно долго. Но это не мешало подруге повеселиться на балу, тем более что объект ее мечтаний предпочел другую. А у меня разве что слюни на него не капали.

Что за наваждение?

Миска с помидорами стремительно пустела, а первый танец закончился. Зашуршали электрогитары, брызнули тарелки, бахнул барабан — в зал ворвались сочные аккорды рока. Вместе с ними меня кто-то тронул за плечо.

Помидоры потеснились за щеками, я вопросительно приподняла брови и повернулась. Вблизи я точно разглядела, что передо мной вовсе не Руслан Игоревич. Он подошел один, без своей спутницы, и пристально смотрел мне в глаза.

— Ик, — выдала в попытке прожевать и проглотить помидоры. — Вы прэ-крас-мо танцуете.

Язык заплетался между кисло-сладких кусочков, но я не могла просто есть, как ни в чем не бывало, когда в лицо уставился столь завораживающий мужчина.

— А вы пахнете помидорами.

Где-то я уже это слышала! Но вместо ответа схватила со стола полупустую миску и протянула преподавателю. Он отчего-то опешил и застыл, видимо гадал, какой из краснопузых шариков вкуснее. А я успела отправить сочную мякоть в желудок и вздохнула с облегчением, что не укрылось от мужчины.

Он встрепенулся, вернул миску на место, печально проводил ее взглядом, слегка наклонился и предложил мне руку. Я молча вложила пальчики в его прохладную ладонь и незаметно для самой себя оказалась в центре движущейся под гитарный рок массы.

Песня казалась заунывной, и преподаватель — точнее, вовсе не он — хитрым образом вертел меня, перехватывал руки, выделывал замысловатые шаги. Я лишь следовала за ним, путалась в каблуках и растворялась в неведомых ранее ощущениях. На тех вечеринках, куда меня таскала Лиза, подобным танцевальным искусством никто не обладал, мы просто дрыгались в такт. Тут же происходила магия.

Момент, когда я перестала слышать музыку, пропустила. Зато нарастал знакомый запах пряной вишни. Тот самый, что уже сводил с ума слабую девичью натуру. А затем его губы коснулись моей шеи, отправив жаркие мурашки вниз по позвоночнику.

— Будь моей, — прошептал он на ухо.

— Чьей? — вырвалось у меня вместо возражений, рассудок затянула ласковая пелена безмятежности.

— Не могу противиться твоему запаху, — признался он и легко задел губами уголок моего рта.

А я вдруг поняла, что могу! Кулон разогрелся и обжег кожу, что на мгновение отрезвило и обескуражило одновременно. Я в тесных объятиях нелюбимого научного руководителя! И он меня почти поцеловал! Гадство!

— Танец давно закончился, Руслан Игоревич. — Я видела, что это не он, но упорно сопротивлялась данному факту и называла знакомым именем, ведь привычные образы успокаивали, а неизвестность пугала. Уперлась ладошками ему в грудь. — Музыка теперь быстрая. На нас косятся.

В его глазах промелькнул хищный блеск, но в следующую секунду преподаватель заливисто рассмеялся.

— Вот как?

— О чем наш разговор? — уточнила я, сбитая с толку его поведением.

Не зря он мне не нравился! Точнее не нравился препод, а это не он! Тьфу, запуталась!

— Охотишься, Алис-с-с-а? — прошипел он невпопад.

Мужчина тряхнул головой, будто вынырнул из того же наваждения, в котором побывала и я. И снова поддел пальцем мой кулон. Совсем как тогда в аудитории!

— Тристан? — пропищала я и почувствовала, как округлились глаза, а брови поползли к волосам.

— Не шуми, — он неожиданно сделался серьезным и нахмурился. — Никто не должен знать.

— Что именно? — переспросила я. — Что вы притворяетесь преподавателем? Или что пытаетесь меня соблазнить?

— И не думал, — прорычал он сквозь зубы, будто боялся рядом со мной дышать. — Соблазнять не думал. И я не совсем притворяюсь. Но да, об этом.

— А когда вы явились на лекцию и облапали меня? — возмутилась громко, но не о том, о чем собиралась.

И почему мозг без конца барахлил рядом с этим наглым типом?

— А меня никто не видел, — припечатал Тристан.

— Я, — мяукнула и напрочь забыла, что собиралась сказать, так и стояла с приоткрытым ртом, но кулон снова нагрелся, рука сжала его в кулаке, а слова все же вытекли изо рта. — Я видела.

Не замечала раньше за собой подобного идиотизма. Настороженность, некоторую замкнутость — да, но не откровенные чудачества!

— На тебе кулон, вот и видела, — шепнул он, наклонившись к самому уху.

— Ик! — вспомнил мой организм о еще более чудных возможностях тела, которые в последнее время исправно использовал. — Ик-как все это связано?

— Глупая девчонка, — прорычал он, когда я разжала кулак, где прятался горячий камень, и стиснул мои пальцы сильнее, скрывая его обратно.

— Перспективная аспирантка, — обиделась я и хотела выдернуть руку из крепкой хватки, но Тристан не позволил.

— Не знаешь, для чего он? — разозлился инвестор, похожий сегодня на моего преподавателя. — Тогда, как он к тебе попал, Алиса?!

Я открыла рот, чтобы ответить, вдохнула пьянящий аромат клятой вишни, но между лопаток врезалась знакомая ладонь, отчего из груди вырвался сиплый кашель.

— Будь здорова, — недобро пожелала Лиза.

— Не жаловалась, — буркнула я, смахивая, выступившие от натуги, слезы свободной рукой.

— Отцепись от него, о вас уже шепчутся, — прошипела она мне на ухо с натянутой улыбкой и добавила громче. — Пойдем, водички попьем! Жарко тут, в горле першит. А Вы, Руслан Игоревич, постеснялись бы! Пришли с одной девушкой, целуетесь с другой. И все это на глазах у ректора и ошарашенных студентов.

Тут же из-за спины Тристана подкралась Лилия и тронула его за плечо.

— Руслан Игоревич, — похлопала она ресницами. — У нас с вами была некоторая договоренность. Будьте добры, со своей стороны ее исполнить. Даже несмотря на прекрасное платье Ясиной, которое весьма не вовремя Вас очаровало.

— Уже иду, — отрубил он, все так же не дыша, и нехотя отпустил мою руку.

Лилия тут же уцепилась за его локоть и, когда они повернулись спиной, подмигнула мне через плечо со злорадной усмешкой. Но Лиза не дала поразмыслить над значением этого неприятного жеста.

— А я и не замечала раньше, какая ты двуличная лицемерка, — выплюнула подруга. — Сегодня же найду другую квартиру и съеду!

— На стипендию или на зарплату младшего метролога? — попыталась я перевести дело в шутку.

Зря. Лиза серьезно расстроилась, ведь не знала, что перед нами вовсе не Руслан Игоревич. А я запуталась в своих мыслях и ощущениях. Он просил никому не рассказывать. Но лучшей подруге?

— Ты и с бомжом обнималась, и с инвестором целовалась — вагон мужиков за тобой скачет! Так нет, нужно было еще и моего прикарманить! — зверела Лиза. — Единственного и неповторимого, но того, который нравится именно мне!

Расскажу! Все ей выложу прямо сейчас! Дружба важнее чужих непонятных тайн, которые вообще меня не касаются.

Я обняла Лизу крепко-крепко, отчего она растерялась и перестала возмущаться.

— Это и был мой инвестор, — прошептала ей на ухо.

Показалось, что музыка притихла, и все посмотрели на нас. Словно узнали нечто страшное. Словно я провинилась не только перед Тристаном, наплевав на его просьбу, но и перед целым миром.

— Ах вот как! — проронила Лиза дрожащим голосом и оттолкнула меня. — То есть ты давно мне врешь. И сказки про то, какой он мутный, городила, чтобы меня отвадить. Присвоила мужика и не сознавалась.

Подруга горько усмехнулась, покивала собственным мыслям и устремилась к гардеробу.

— Да нет же, — выдохнула я и поймала ее за руку. Как же мерзко выяснять отношения прямо на балу, будто больше негде!

— А он с Лилькой ушел, — сверкнула Лиза глазами, полными слез. — Не тебе, не мне!

Но покинуть праздник она не успела. В толпе послышался напряженный щебет первокурсниц. А в следующий момент музыка оборвалась. Ударник упал лицом на крупную тарелку, свесив по бокам обмякшие руки. Сочный дребезг разлетелся по огромному вестибюлю академии и запутался в искусственной паутине. Палочки покатились в разные стороны.

Вот так фокус! Неужели так задумано?

Все замерли, ожидая продолжения театрального действа. Казалось, что пауки спустятся вниз, или из-за колоны лестницы выскочит Максим Андреевич в костюме зомби. Но сверху слышались лишь невнятные стоны.

Басист отреагировал первым, сбросил гитару и ринулся к товарищу. А с противоположной стороны зала раздался пронзительный визг. Плотная толпа, как подпружиненная заводным ключиком, повернулась на звук. Несколько девушек съехали на пол, неестественно заломив руки. Люди вокруг расступились, словно каждый боялся оказаться причастным.

— У них кровь! — заверещала преподавательница философии. — Пропустите!

Им и правда плохо?

Возня на балконе второго этажа отвлекла от мыслей о пострадавших. За балюстрадой, по периметру опоясывающей холл, появилась Лилия Белоусова и точно выверенным движение метнула маленький ножик. Лезвие просвистело над головами собравшихся, над крупными мохнатыми пауками и мигающими лампочками и угодило во что-то на противоположной стороне.

Ноги понесли к ближайшей лестнице, и я быстро взбежала наверх. Однокурсница заткнула длинную юбку за пояс, приоткрыв обтянутые черными леггинсами ноги, и мчалась на меня во весь опор.

— Отойди! В сторону! — завопила Лилия.

Она ловко затормозила, задела меня плечом и ворвалась в учебную аудиторию, дверь которой выходила на балкон рядом со ступенями. Любопытство заставило меня робко заглянуть в щель, но знакомый хлопок по спине протолкнул внутрь. Ярусы лавок уходили вверх и вниз. Лилия выглядывала из-за преподавательской кафедры и целилась из арбалета в неведомого врага.

— У нее арбалет! — шепнула на ухо Лиза, оказывается, последовавшая за мной. — Я снимаю. Когда нас вызовут на допрос по тому делу на набережной, будут доказательства невменяемости этой стервы!

— Ты чудо, — похвалила подругу. — А я и не догадалась!

— Для этого и нужны друзья, — с укором заметила она.

А я только было выдохнула, что ее обида сошла на нет, и у нас будет возможность выяснить все детали охоты на мутных мужиков, как с потолка обрушилась крупная тень. Лиза упала, но смартфон из рук не выпустила, продолжая записывать на видео нечто за моей спиной. Я резко развернулась.

Девушка в светлых джинсах, обтягивающем топе и свободной куртке пыталась вытащить из руки короткую стрелу, вошедшую в плоть почти целиком. Бордовое пятно расползалось по ткани. Тонкие бледные пальчики бросили тщетные попытки, и девушка наградила Белоусову полным ненависти взглядом.

Я размазалась по стене, будто владела чудесами мимикрии и могла таким образом спрятаться от драки. Снизу сидела Лиза так, что мы полностью перекрывали выход из аудитории.

— Кыш! — прошипела раненная.

— Ты попалась, тварь! — рыкнула Белоусова. — Стой на месте и отвечай. Я не промахнусь с такого расстояния. Ты ее обратила?

Девушка и правда замерла, уставилась мне в центр лба немигающим взором. От чего у меня дернулись плечи, а по спине поползли капельки холодного пота. Тогда она ужасающе громко втянула затхлый воздух аудитории без окон, повернула голову к Лизе и неожиданным прыжком оказалась рядом. Искусным па прокрутилась на колене, выпрямив вторую ногу в сторону, и впилась зубами в шею подруги.

В шею! Зубами?!

— Пусти, шальная! — взвизгнула Лиза и вцепилась в волосы странной особе с повадками низкопробного вампира.

— Ты перепутала праздник, — сухо проронила Белоусова и выпустила очередную стрелу из своего жуткого оружия. — Нечисть не приглашали.

Красные брызги окропили подол небесно-голубого платья, попали мне на руки. Со стороны казалось, что лопнул перезрелый помидор в любимой теплице на окраине города. В памяти некстати всплыли воспоминания: дыхание Тристана на шее, сочный плод на полу, яркие брызги на лабораторном халате, сердце, готовое выпрыгнуть из груди.

Девица взревела, демонстрируя вполне обычные зубы, и запрокинула голову. Очередной точный выстрел пробил ровное отверстие между глаз.

Стол, за который я возвращался каждый вечер, в пабе «Алхимия» красовался ровным отверстием в деревянной столешнице. В наше время настоящая огнестрельная перепалка казалась дикостью, но, заведение специально украшали некоторыми несовершенствами для антуража: подпаленные балки, будто в гости залетал дракон; отверстия разного диаметра, будто заезжие пираты палили из крупнокалиберных пушек; разноперые стрелы в притолоке бара, будто темные эльфы сражались с выпивающим врагом. Мне нравилось, ведь невидимая пуля пронзила насквозь мои душу и разум как раз за этим столом. Я перепробовал все блюда из меню и ждал, когда яркая незнакомка вернется в гостеприимные стены и подарит мне еще один выстрел медовых глаз.

Переселился в небольшую квартиру неподалеку. И по утрам наслаждался крепким кофе, стоя на маленьком балкончике третьего этажа. Кованые перила оплетал увядающий хмель, а в глиняных горшках буйными шапками благоухал лиловый алиссум.

Пару раз я видел издалека Лизка и Элис. Подруги беззаботно смеялись, подставляя лица осеннему солнцу. От одного вида задорных девчонок внутри разливалось приятное тепло, будто бесплотный выключатель зажигал под ребрами солнечный луч — ласковый и одновременно щекотный. Хотелось поймать улыбку синеглазой Элис в ладони и посадить в банку, как в детстве делал с бабочками-белянками. А щебет неугомонной темноволосой Лизки накрыть шалью, как клетку с голосистым кенарем, и выпускать по утрам для поднятия настроения. Каждую пятницу они ужинали в пабе. Но тех ребяток, что желали их прокатить, больше не попадалось.

Я никогда не торопил жизнь. Терял к ней интерес — да. Привык получать все быстро, потому что видел возможности. Но ситуация с неуловимой байкершей учила чему-то новому. Терпению.

Мосты, площади, музеи, переулки — я везде искал тот пронзительный взгляд. Как помешанный, гонялся за призраком с идеальной фигурой в «коже» оттенка молодого вина на закате. Срывался в несвойственное мне отчаяние — сходил с ума от недосягаемости. Кровь закипала, насыщалась неведомыми раньше элементами. Бегала по венам, как сливовый сидр по трубкам за барной стойкой, ставшего родным, паба. А может быть даже искрилась и переливалась, стоило мыслями вернуться в день приезда в Калининград.

Иногда мне мерещились сладковатые капельки апельсина, порывом которых она обдала меня в тот единственный раз мимолетной встречи. Я долго блуждал по парфюмерным магазинам в попытках отыскать похожий аромат. Но ничего не годилось. Я лишь уверился в главенствующей ноте.

Теперь женщина представлялась загорелой марокканкой. Но я гнал от себя шаблонность образа. И догадывался, что под защитой пряталась идеальная красота, знающая себе цену. А потому продолжал томиться в предвкушении нашей следующей встречи. «Раз-два в месяц», — то и дело всплывали в памяти слова официанта.

Но она появилась неожиданно. Легким дуновением ветра проскользнула за ворот строгой сорочки, приподняла волоски на груди. И когда шея повернулась вслед за трескучим импульсом, краем глаза я уловил, как взметнулись ее волосы. А через долю секунды она прижалась прохладной спиной в невесомом шелковом платье к моей разгоряченной спине и проронила:

— Пожалеешь. И разочаруешься.

В следующий миг прозвенел колокольчик на двери букинистического магазина, в который я забрел случайно. Мне даже показалось, что девушка померещилась. Но желанный флер необыкновенных духов остался на рубашке, а кожу в месте прикосновения кололо тысячами электрических разрядов.

Имя. Я не успел спросить у нее имя.

«Пожалеешь. И разочаруешься», — слова попали в самое сердце. Но я только сильнее очаровался ее загадочностью и неуловимостью. Теперь ее голос зазвучал в гомоне толпы, в шепоте зданий, в шуршании листьев, в плеске Преголи.

Она напрасно подарила мне взгляд, напрасно шептала из толпы, напрасно коснулась точеными лопатками, если не собиралась показаться снова. И я верил, чувствовал, да просто знал, что рано или поздно встречу ее в пабе. Это ожидание терзало каждый атом тела болезненно сладким взрывом. Будто мельчайшие частицы воспламенялись, а затем время поворачивалось вспять, собирая искрящуюся плоть, и все повторялось по кругу.

Внезапно свалившееся на мою голову наследство тоже немало тяготило. И я бы сразу избавился от мрачного погреба и уехал обратно в Петербург, но Калининград держал меня в плену желанных глаз. В выточенной из цельного куска дерева коробочке хранился перстень. Вместо примерки я спрятал его во внутренний карман куртки и поехал в ювелирную мастерскую. Витиеватое плетение вокруг камня повторяло узор из дневника матери. Но я вознамерился узнать ценность вещицы. Вовсе не для того, чтобы продать — в деньгах я никогда не нуждался, — но украшение казалось очень старым, а я всегда любил вещи с историей.