Прибытие поезда

Через несколько минут его догнали. Гайдук оглянулся — на изрядном уже расстоянии виднелись чёрные рясы. А прямо к нему двигалась удивительная компания. Верхом на рыжем коне — том самом, украденном вчера со станции и привёзшем в степь брата Феодула — скакала девочка. Да как скакала, доамне фереште⁶. Свесила ноги на одну сторону, как барыня, даром что вся укутана в чёрный мешок. Сидит прямо, видно, что привычна к езде. Из-за спины её выглядывает мальчик — с виду помладше. Держится кое-как, обхватив опытную наездницу за талию и скривившись от испуга. А за ними пешим ходом едва успевает ещё один монашек, этот, пожалуй, старше всех, но всё-таки тоже мальчишка.

Они остановились перед Кэтэлином. Тот, что бежал за конём, свалился и принялся кашлять и утирать пот. Хилые были эти монахи, негодные для степных путешествий.

Девочка встряхнулась, освобождаясь из объятий спутника.

— Ай небунит, фато?⁷ — удивился Кэтэлин.

Девочка смотрела на него.

— Врай сы ти ущигэ?⁸ Тьфу, ты ж болгарка. Тебя что, пристрелить?

Она всё смотрела, набираясь смелости. Бледная, худая, то там, то сям веснушки, нос маленький — ну жалостливое такое лицо, как раз подходит для христовой невесты. Да они, если вдуматься, все как-то так неприметно и выглядят. Вот глаза у неё были стрёмные. Здоровые, как блюдца. Ненормально большие глаза на простеньком в общем-то личике.

— Пожалуйста, господин гайдук. Подождите минуту.

— Щи врай?⁹

— Золото уже ваше, — сказала девочка. — А ещё у вас оружие. Вы же видите, у вас всё есть. Как вас зовут?

— Кэтэлин, — мрачно сказал Кэтэлин.

— Видите, Кэтэлин, у нас нет ничего. Угрожать мы вам не можем, предложить тоже больше нечего. И вы, конечно, можете оставить нас в поле, а сами ехать, куда вам захочется.

— Вот это в точку. Н-но!

Она не отставала, ехала вровень.

— Всё-таки пристрелить, — вздохнул Кэтэлин. (А девочке бы подрасти, была бы очень даже заманчивая краля. Ну, если не глядеть на глаза. Уродилась же… Опять же, говорят, с монашкой согрешишь, с другой бабой будет неудача. Кэтэлин в это верил).

— Простите нас, — голос тонкий, совсем детский. — Я не буду ехать с вами. Только дайте сказать. Вы едете на север, мы…

— Я не еду на север.

— Кэтэлин, на юге турки, а по сторонам только степь. Вы едете на север, потому что другой дороги тут нет, — (Кэтэлин смотрел на неё тяжёлым взглядом). — Мы тоже идём на север. Нам, конечно, очень хочется, чтобы вы нам помогли, но все уже поняли, что вы этого не хотите. Только почему вы отказываетесь от попутчиков? Чем мы вам помешаем?

— Чем — вы — мне — помешаете?

— Мы же монастырские, безобидные люди. А вы едете через такие места, где, мне рассказывали, могут случиться дурные вещи. А с монахов, вы же сказали, нет спросу. Позвольте идти с вами. Потому что сейчас вам это всё равно, а потом может пригодиться.

— Что у тебя с глазами?

— Послушайте… Нам очень хочется выжить. Поэтому мы бежим — потому что не хотим, чтобы нас убили. Вы хотите на север. Мы хотим к русским. Наше золото уже у вас, — (оба мальчика так и не издали ни звука, разве что громко дышали от напряжения). — Если мы начнём вам мешать, или с нами станет опасно, или просто надоест — оставьте нас. Я же знаю, с вами нельзя спорить. — (три пары глаз: карие, синие-огромные, синие-простые). — Просто мы хотим жить, и вы можете нас использовать. Можете спрятаться! У нас есть запасная ряса. Большая! Две! — (Кэтэлин почесал красную щёку и пришпорил коня). — И мы не будем ничего просить! И можем помогать. И не устанем! Можете с нами не разговаривать. Но мы же для вас не опасны, мы можем просто идти одной дорогой. Кэтэлин!

— Круща мэтий¹⁰, ну и зенки у тебя. Н-но-о!

— Нам ничего не надо! — закричала она вдогонку. Голос её сорвался, девочка поперхнулась, но продолжала что-то вопить, да ещё двоих монашков рядом с ней прорвало, и они верещали в три голоса бессвязные мольбы.

Допотопный овечий жилет Кэтэлина мелькал в отдалении.

Гайдук не глядя сунул револьвер в кобуру. Добыл он этот револьвер у какого-то турка, и с тех пор не менял, хотя с русской стороны частенько попадались новые, патронные, четырёхлинейные, разламывающиеся пополам для зарядки. Каждый дурак умел с такими обращаться: вложить патроны, захлопнуть, взводи-стреляй. Но патроны в дикой местности поди поищи.

— Пошё-ол! — заорал он и сорвал с пояса хлыст.

В галопе, с развевающимися усами, он врубился в стаю этих несчастных воронят, едва успевших шарахнуться из-под копыт; размахивая хлыстом, налетел на брата Феодула (тот плюхнулся и стал отползать):

— Встать! Встать, мать вашу, быстро жопы подняли, ждать не буду!!

Оглушённые, больше ухода перепуганные его возвращением, монахи сбились в кучку. Никто уже никого не сторонился. Мальчики и девочки жались друг к другу, отец Василий пытался протолкаться вперёд, но его придавили с боков. А страшный Кэтэлин носился вокруг верхом и орал:

— Шевелись! — хотя сам же не давал пошевелиться.

Он согнал их в подобие шеренги, плюнул кому-то на макушку и сказал уже нормальным голосом:

— Кто пожалуется, останется подыхать.

И поехал впереди, не дожидаясь согласия.