Нелюбовь

Утром, приняв душ, я одеваюсь. Бросаю придирчивый взгляд в зеркало и решаю оставить несколько пуговиц на рубашке расстегнутыми. Затем закатываю рукава и взъерошиваю волосы на макушке. Пожалуй, Леля права: можно немного нарастить массу, чтобы выглядеть солиднее. Я не тощий, вполне подтянутый и крепкий, но со спортсменами мне не сравниться. Если уж девчонки действительно западают на мышцы, то нужно довести тело до идеала.

Прихватив телефон и сумку с тетрадями, я спускаюсь вниз, чтобы позавтракать. С удивлением обнаруживаю, что мама еще на кухне: вчера она целый день меня избегала, неужели, уже оттаяла? На ней бежевый деловой костюм с широкими брюками и коротким жакетом, она занята тем, что режет ветчину на идеальные ломтики — очевидно для бутербродов.

— Ну, как там она? — Спрашивает мать.

— Что, прости? — Я наливаю себе кофе и сажусь за стол.

Мама откладывает в сторону нож и устремляет на меня хмурый взгляд.

— Я спросила, как она?

— Ой, а мне послышалось «доброе утро». — Хмыкаю я, сделав глоток. — Ты о чем вообще?

— Я спрашиваю про Алену. — Прищуривается мать.

— А что с ней?

— Не строй из себя идиота. — Вздыхает она, качнув головой. — Я видела, что ты пришел час назад. Ты ночевал у нее?

— В берлоге. — Пожав плечами, тут же нахожусь я.

— Неправда. — Мама начинает собирать бутерброды из кусочков хлеба, сыра, зелени и ветчины. Ставит передо мной тарелку с двумя. — Тебя не было в берлоге, я проверяла перед тем, как лечь спать.

— Ну, может быть. — Неохотно отзываюсь я.

Откусываю бутерброд и жую, с вызовом глядя ей в глаза.

— Ты был у Алены?

— Да. — Приходится сознаться мне. — Я ночевал у них дома.

— Или у нее в спальне?

Я пожимаю плечами.

— Или у нее в спальне. — Киваю ей.

— Господи. — Шумно выдыхает она и закатывает глаза к потолку.

— Да что такого, мам? — Спрашиваю я, перестав жевать.

— Ничего. — Мать закусывает губу и испытующе смотрит на меня. — Просто я обещала Андрею присматривать за девочкой, и теперь гадаю, считаются ли твои ночевки в постели его дочери присмотром, и как он отреагирует, узнав у них? Он ведь не знает, да? Вы же не ставите его в известность, что спите друг с другом?

— По-моему, ты опять устраиваешь бурю из ничего. — Произношу я, пораженный тем, каким тоном она подала свой пламенный спич. — Или что, я не догоняю чего-то?

— Ты — взрослый парень, Никита. — С жаром выпаливает мать. — Надеюсь, вы, хотя бы, предохраняетесь, и мне не придется наблюдать, как сосед сворачивает тебе голову за то, что его единственная дочь неожиданно залетела!

Я застываю, как громом пораженный.

— Мам, ты… — У меня пересыхает в горле. Это смешно и оскорбительно одновременно. — Мам, мы про Алену говорим, вообще-то, ты в своем уме?

— Это серьезные вещи, Никита. Не надо тут улыбаться!

У нее, кажется, вот-вот истерика начнется.

— Мам, мы с ней просто друзья, забыла? — А вот теперь мне реально хочется рассмеяться. — Но спасибо, если надумаем что-нибудь такое, то позаимствуем резинки из твоей тумбочки. Идет?

Я снова принимаюсь за бутерброды и наблюдаю, как мама постепенно успокаивается.

— Хорошо. Это хорошо. — Бормочет она, наливая себе кофе. — Тогда приглядывай за ней. Как друг. Чтобы в отсутствие Андрея никакие другие парни в ее доме тоже не ночевали.

— Чего? — Чуть не давлюсь я. — Леля и парни? Мам, ты с какой планеты?

— У нее сейчас очень уязвимый возраст. — Задумчиво говорит мать. — Возраст, когда хочется любить и… верить.

— А, понял. — Вдруг все желание смеяться разом исчезает из меня. — Ты же родила меня в восемнадцать.

Она садится напротив и впивается в меня внимательным взглядом.

— В этом возрасте девочки должны думать об учебе, танцах, кино и спорте, а не о пеленках и молочной смеси, потому что они сами еще дети. — Мама горько усмехается. — И да. Мне ли не знать.

Я долго молчу, с трудом выдерживая ее взгляд. В голове крутятся скупые упоминания матери о том, как бабушка с дедушкой выгнали ее из дома, узнав, что она беременна. Как ей пришлось оканчивать школу беременной, снимать комнату в общежитии, учиться и одновременно растить меня, затем разрываться между работой и вечно болеющим сыном, а также тащить все эти годы на себе кредиты и ипотеку за дом.

— Слушай, прости. — Тихо говорю я. — За тот раз, ладно? Когда я сказал…

— Неважно. — Отрезает она решительным жестом.

— Нет, важно. — Выдыхаю я. — Наговорил тебе кучу всего. Обозвал. Еще Андрея приплел. Просто… Блин, не знаю, он, правда, классный. И одинокий. Почему бы вам не сойтись? Ты никогда не думала об этом?

Мать, молча, мотает головой, а потом отвечает:

— Нет. Он достоин кого-то лучше женщины, которая никому не верит и боится мужчин. — Прикусывает губу, затем бросает короткий взгляд на наручные часы и натягивает на лицо улыбку. — Ладно, мне пора, а то опоздаю.

Она встает, залпом допивает кофе и ополаскивает чашку в раковине.

— Мам… — Тяну я.

— Так как она держится? Ты так и не сказал? — Беззаботно, будто и не было сейчас этого разговора, интересуется мама. — Сильно переживает, что отец уезжает?

— Да, но с Аленой все будет в норме.

— Прекрасно. — Улыбается она. — Я тоже думаю, что все будет хорошо.

Поставив чашку на полку, мать хлопает меня по плечу, словно боится, что я ее оттолкну, если она меня поцелует, и спешит в коридор. Слышно, как стучат ее каблучки.

— До вечера! — Звенит ее голос.

— До вечера. — Задумчиво отвечаю я.

Мысли невольно снова возвращаются к маминому предположению о том, что мы с Аленкой можем быть ближе, чем просто друзья. Вот ведь умора. И как ей в голову пришло? Расскажу Алене, она обхохочется.

Допив кофе, я беру вещи, выхожу из дома, поднимаюсь по тропинке и оказываюсь перед домом Красновых. Подруга уже ждет меня, сидя на ступенях.

— Мур. Ты как? — Спрашиваю я, усаживаясь рядом.

— Он уехал. — Отвечает она, глядя вдаль. — Его полчаса назад забрал служебный автомобиль. Мы ничего не успели, даже не купили мне гитару.

Алена напряжена всем телом, кусает обветренные губы. Ветер колышет ее волосы, и они мягко касаются моей щеки и шеи.

— А знаешь что? — Я кладу руку на ее колено. — Давай прогуляем сегодня уроки?

— Шутишь? — Бесцветным голосом спрашивает она.

— Нет. Я серьезно. Возьмем и не пойдем в школу.

— А куда пойдем? — Алена устремляет на меня свои большие глаза со светлыми колосьями-ресницами.

— Не знаю. — Я пожимаю плечами. — Куда-нибудь.

— Так нельзя. — Улыбается она. — Нельзя прогулять бесцельно. Нужен план.

— Хватит с меня планов. — Говорю я, встав. — Будем импровизировать! — Протягиваю ей руку. — Доверься мне.

Сначала подруга качает головой, затем уверенно вкладывает свою ладонь в мою, а затем я поднимаю ее со ступеней рывком, и мы бежим вниз по улице, куда глаза глядят.