Любовь, жизнь и далее по списку

На следующий день я снова перечитала список. Хотелось верить, что такое полотно из достоинств превратит меня в некоторое подобие монстра Франкенштейна. Не жуткого, но тоже скроенного из лоскутков, чтобы я стала воплощением лучших качеств моих близких. Впереди меня ждали одиннадцать заданий. Точнее, фактически, десять, если опустить вычеркнутое. Как достичь глубины за десять шагов… или меньше? Я надеялась на «меньше».

Теперь я понимала, почему на зимнюю программу художественного института нельзя попасть без истории продаж. Организаторы знают, как сложно выставить свои работы в галерее, и это требование существенно сокращает круг претендентов.

Я выудила кнопку из контейнера на столе и подыскала свободное место на стене. Список удачно приютился между цитатой о любви и фотографией почти лысенького одуванчика — на нем осталось одно-единственное семечко, все остальные ветром уносило вдаль. На моей стене можно было найти что угодно: рисунки, цитаты, стихотворения, пейзажи. Мои музы, нашептывающие сюжеты для рисунков. Они попадались мне в журналах или в интернете — какие-то отправлялись в скрапбук, другие находили свой приют на стенах. Я попыталась охватить глазами все, что там было, и от внезапного осознания выронила смешок. Все, что окружило меня, оказалось на стене неслучайно. Все это наполняло меня эмоциями. Как иронично, что мои работы не могли пробудить чувства в других.

Я сделала снимок списка и по привычке уже собиралась отправить его в групповой чат с Рейчел, Джастином и Купером, но остановилась, когда вспомнила, что Рейчел его не увидит, а Джастину-филантропу сейчас просто не до моих погружений в глубину. Вместо этого я переслала фотографию самой себе, а потом села перед компьютером, чтобы набрать письмо папе.

Привет, папуль!

В приложении ты найдешь список дел, которые из меня сегодняшней сделают меня великодушную. К твоему приезду все уже будет выполнено, поэтому не удивляйся, если увидишь перед собой незнакомку. Хотя я просто восстанавливаю справедливость, потому что обычно это к тебе приходится привыкать снова и снова. Теперь будем квиты. И еще, я придумала, какой сувенир хочу получить. Привези мне камушек в форме сердца. В поисках его тебе придется хорошенько порыскать по пустыне, но только так я поверю, что ты обо мне не забываешь. А еще он будет символизировать то, что мое сердце выросло на три размера. Так ведь было у Гринча? Постоянно забываю. Помнишь, раньше мы всегда смотрели его на Рождество и ты говорил, что едва не назвал меня Синди Лу Ху? Я до сих пор бесконечно благодарна, что ты этого все-таки не сделал (хотя теперь я и знаю, что эта история — выдумка).

С любовью, твоя дочь, довольная своим именем.

Я дотянулась до пузырька с песком, который папа привез мне из последней поездки. Он всегда привозил мне что-нибудь. Иногда я заказывала что-нибудь сама, иногда получала то, что напомнило ему обо мне: бусины с рисунком или художественное стекло.

Наклоняя пузырек в разные стороны, я наблюдала за движением песка по стенкам.

Внезапно раздался стук в дверь, а за ним и голос Купера:

— Ну что, художница Эбби, готова показаться миру?

Я поставила бутылочку на место, нажала «Отправить» в окне с сообщением и закрыла ноутбук.

— Художница или Эбби?

— Не вижу разницы.

— Ну, если ты спрашиваешь о художнице, то нет, она не готова, а вот Эбби — вполне, значит, все-таки есть разница.

Его театральный вздох был слышен даже из-за двери.

— Ладно, Эбби, ты одета?

— Да.

Он открыл дверь и почти с прохода бросился на постель, потом перевернулся с живота на бок и поздоровался:

— Привет.

Он заметил мой список на стене и прищурился.

— Что это?

— Мое руководство: «Десять шагов на пути к глубине».

— Всего десять шагов? Наверное, мне тоже стоит попробовать.

— Определенно стоит. У нас как раз есть лето для этого.

Он сполз с кровати и подошел ко мне, все еще держа список в поле зрения. От Купера приятно пахло. Ванилью и апельсинами. Его обычный запах. Иногда к этим ароматам примешивались нотки пота или смягчителя для белья, а иногда — зубной пасты и геля для умывания или вишневого «ЧапСтика» и солнцезащитного крема. Или шоколада. Или… стоп, сказала я себе. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Предупреждаю сразу, я не лучшая компания, если ты собираешься на чьи-нибудь роды, — предупредил он.

Точно, список. Я постаралась снова сосредоточиться на нем.

— Я сказала то же самое. Но мама уверена, что этот пункт можно понять по-другому.

— Мне все кажется предельно однозначным.

— Понимаю. Ну, не важно. Не обязательно выполнять все задания. Если мое предчувствие не врет, глубина появится после пяти.

Он посмеялся.

— Отлично, потому что я бы предпочел никого не убивать.

Я улыбнулась в ответ.

— Не думаю, что дедушка предлагал мне пойти на убийство.

— Твой номер шесть беру на себя.

— Да? — я глянула на список, чтобы вспомнить, что же там такое в номере шесть. Столкнуться со своим страхом. Конечно, это. Я должна была догадаться.

— Почему там мое имя? — поинтересовался он.

— Потому что на некоторые пункты меня надоумили определенные люди. — Я ткнула пальцем в злополучную шестую строчку. — И благодаря тебе, мой бесстрашный друг, появился этот пункт. Но выбор страха я тебе не доверю, с этим я справлюсь сама.

— Да ты чего. Выберешь ведь самое простое.

— А ты придумаешь что-нибудь невозможное.

— Нет ничего невозможного.

Я уставилась на него в ожидании.

— Что? — спросил он.

— Ты собираешься закончить мысль? Нет ничего невозможного…

— И точка. Разве там чего-то не хватает?

— После этих слов всегда следует что-нибудь еще. Нет ничего невозможного, если ты усердно работаешь, или стоишь на своем, или никогда не сдаешься, или веришь в Бога.

— Хм. Ну, ладно… Все возможно, когда ты рядом со мной.

Мои глаза закатились.

— Мои варианты были лучше.

— Допустим, но прямо сейчас подходит мой, потому что именно я буду рядом, когда ты встретишься со своим страхом.

— И во что я ввязалась?

Он злобно захохотал, когда мы выходили из комнаты.

Он протянул мне шлем.

— Нет. Нет, нет и нет. Я же говорила тебе, что просто посмотрю. Это не мое. — За его спиной виднелись другие квадроциклы, дрейфующие по песку на своих баггах. Из-за палящего солнца воздух рябел вдали, и это вовсе не шло на пользу моему самочувствию — меня и так подташнивало от мысли, что скоро я окажусь там, рядом с ними.

— А страх и не должен быть чем-то «твоим». Если тебе комфортно со страхом, это уже не страх.

— Мне не страшно. Я просто считаю, что это бессмысленно. И опасно.

— Да ты в ужасе. Я же вижу по глазам. Не притворяйся, что не боишься. А если это и правда не страх, засчитаешь поездку как новый опыт.

Я фыркнула и забрала у него шлем.

— Ладно. Мне страшно. — Я не раз становилась свидетелем аварий на гонках, когда приходила болеть за Купера, и мне очень не хотелось оказаться на их месте.

Он широко улыбнулся и зашагал к трейлеру, где квадроцикл в полной готовности ждал нас.

Один из его товарищей только закончил тренировку и предупредил нас, проходя мимо:

— Будьте осторожны. Ночь выдалась ветреная.

— Спасибо, — Купер поблагодарил его, а когда мы отошли достаточно далеко, добавил: — хотя и не за что.

— Сейчас нельзя ехать, — сказала я, догоняя его. — Я знаю, что такое ветер на дюнах. Я уже успела запомнить. Вся поверхность сейчас в стофутовых^[8] рытвинах, и, стоит нам оказаться на краю, мы полетим вниз.

— Не слушай его. Все с нами будет хорошо. Я же родился на дюнах, забыла? — бросил он, слегка обернувшись ко мне.

— Теперь ты умрешь на них, и я смогу вычеркнуть последний пункт списка.

Купер остановился так резко, что я чуть не врезалась ему спину, и повернулся ко мне. Он опустил шлем на землю, между ступнями, потом выпрямился и положил руки мне на плечи, все это время поддерживая зрительный контакт.

— Я знаю, что это в твоих силах. Я знаю, что с нами ничего не случится. Но, если не хочешь, ты всегда можешь отказаться.

Вот и все. Мое сопротивление было сломлено. Понимал ли он, что эта близость, и эти глаза, и этот голос творили со мной? Даже если нет, я хорошо знала свою слабость, и теперь тонкий голосок в моей голове говорил: «Посмотри на него, он хочет, чтобы ты пошла с ним. Может быть, после этого он влюбится в тебя».

Могу сказать точно: осознавать слабость и противостоять ей не одно и то же. Эх. Я и не думала, что все еще так зависима от него.

Я кивнула.

— Попробую.

— Правда? — переспросил он, сияя улыбкой.

Я схватила его за футболку и сжала ее в кулаке.

— Да. Но потом ты угостишь меня молочным коктейлем.

— Только если тебя не стошнит, — сказал он, освобождаясь от моего захвата. Потом он сделал шаг назад, подхватил шлем и, наконец, приблизился к своему квадроциклу.

— Подожди, что?

Он взял шлем у меня из рук и сам водрузил его мне на голову.

— Ау. — Из-за шлема мой голос звучал глухо, но зато между мной и разбитым черепом была хотя бы какая-то преграда.

Он приподнял козырек.

— Что?

— Ничего. Давай скорее покончим с этим. — Мой желудок уже сжался от напряжения, и я поняла опасения Купера. Возможно, я и не осилю молочный коктейль, потому что меня точно стошнит.

Он запрыгнул на квадроцикл и завел его. Потом повернулся и похлопал по сиденью сзади. Я опустила козырек и забралась на него. Он взял мои руки и обхватил ими свою талию.

— Держись крепко, договорились?

Я кивнула. Об этом можно было и не говорить. Купер надел свой шлем, и мы поехали.

Лучше бы я была у руля. Лучше бы он научил меня управлять квадроциклом. Но он не научил, и я сидела за спиной Купера, завсегдатая гонок на дюнах. Прирожденного гонщика на дюнах. И он не играл на понижение. У меня во рту появился кислый привкус. Ландшафт впереди был ужасающий. Обычно гладкая песчаная поверхность сейчас пестрела ямами. Некоторые были мелкими и безобидными, но те, которые представляли интерес для Купера, простирались футов на тридцать^[9] в ширину. Мы спускались по их склонам на самое дно. Выбираться из них нужно было мгновенно, поэтому Купер разгонялся так сильно, что я вцеплялась в него еще крепче. Возможно, такое положение радовало бы меня больше, если бы не страх.

— Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя, — повторяла я, пока он продолжал разгонять двигатель. Он не мог меня слышать, но мне становилось лучше оттого, что слова эхом гуляли по моему шлему.

В какой-то степени этот эксперимент мне даже нравился — я редко добровольно отправлялась на поиски адреналина, так редко, что и не помнила, когда меня в последний раз охватывал такой сильный страх. Но и такая ненависть к Куперу тоже была для меня нечастым явлением, и я робко начала надеяться, что она поможет мне справиться с моими чувствами.

Купер заехал на верхушку холма и приостановился. Две передние шины стояли на самом краю песчаного обрыва. Если бы он слегка поддал газа, мы бы рванули вниз по восьмидесятифутовому^[10] склону. Если бы не я, он бы с радостью попытал удачу, полный самодовольства и надежды, что не полетит кубарем.

Он повернулся ко мне, не вставая с сиденья.

— Тебе весело? — крикнул он.

Я покачала головой вместо того, чтобы сказать «нет», в страхе, что меня вырвет.

— Да ладно? Я был уверен, что тебе понравится.

Я снова покачала головой.

— Ладно, тогда, думаю, мы возвращаемся.

Он дождался моего кивка и стартовал с прежней скоростью. Когда мы остановились возле трейлера, я на ватных ногах слезла с квадроцикла и опустилась на землю.

Он снял шлем и присел сбоку от меня.

— Значит… ты действительно трусиха. Я шутил, когда назвал тебя так перед Амелией, но сейчас вижу, что не ошибся.

Я швырнула в него горстью песка, а потом стянула свой шлем с головы.

— Мне могло понравиться больше, если бы вела я.

— Желаешь сесть за руль? — Он покачал ключами у меня перед лицом.

Я протестующее подняла руки.

— Нет.

— Итак, что думаешь? — Он кивнул на отрезок песка со следами квадроцикла. — У этого твоего списка есть потенциал?

Я вспоминала об испуге, который сковывал мою грудь, когтями раздирал мои внутренности. Никогда прежде он не атаковал меня так сильно. Зато сейчас его будто и не бывало. Я столкнулась с ним и победила. Меня охватила гордость.

— Да… кажется.

Я снова посмотрела на него. Дразнящая улыбка застыла на его губах. Купер тоже должен был испытать — тогда уж его ухмылка точно долго не протянет. Я рассказывала маме с дедушкой о бесстрашии Купера, потому что верила в него. Но я, похоже, ошибалась. Все чего-то боятся.

— Теперь твоя очередь. Чего ты боишься?

Он приподнял шлем и держал его на весу.

— Я ничего не боюсь, Эбби.

— Нет, я не шучу. Ты сказал, что будешь выполнять задания вместе со мной. С каким страхом ты собираешься бороться?

Он разок подбросил ключи, поймал их.

— Хм. Правда, ничего приходит на ум. Но я еще подумаю об этом.

Я протянула ему шлем.

— Я тоже.