Воспоминания без цензуры

К. К. Рокоссовский

Воспоминания К.К. Рокоссовского рассказывают нам об удивительной судьбе Маршала Советского Союза и Польши. В центре повествования – Великая Отечественная война. На страницах книги автор последовательно восстанавливает обстоятельства важнейших и кровопролитнейших сражений войны, рассказывает историю своей жизни, дав ей название «Солдатский долг». Воспоминания маршала К.К. Рокоссовского публикуются вместе с восстановленными купюрами из авторской рукописи, изъятыми советской цензурой, а также дополнены письмами и фотографиями из семейного архива и комментариями К.В. Рокоссовского, внука, и А.К. Рокоссовской, правнучки прославленного Маршала Победы.

Оглавление

Из серии: 75 лет Великой Победы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Воспоминания без цензуры предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

© Рокоссовский К.К., наследники, 2019

© Рокоссовский К.В., предисловие, 2019

© Рокоссовская А.К, комментарии, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Предисловие Константина Рокоссовского, внука маршала К. К. Рокоссовского

Известный западный исследователь Ричард Вофф в своей книге «Генералы Сталина», изданной в Нью-Йорке в 1993 г., пишет: «Один из лучших военачальников Красной армии времен войны, Рокоссовский сочетал в себе выдающиеся профессиональные способности, удивительную скромность и чувство почитания военных традиций. Во время войны, среди пагубного взаимного стремления грубой мести, Рокоссовский проявлял гуманность и сострадание к поверженному, когда-то мощному противнику и несчастному германскому населению».

Я бы мог долго рассказывать о деде, ведь рядом с ним были прожиты лучшие годы жизни, безоблачное детство и юность, и память хранит штрихи семейного быта, какие-то случаи, происходившие дома, на даче, на рыбалке. Но что могут добавить эти детские воспоминания к портрету военачальника, вклад которого в дело разгрома гитлеровских орд огромен и признан во всем мире.

Размышляя таким образом, я неожиданно для самого себя осознал, что мое восприятие деда сейчас, с высоты прожитых лет, сильно отличается от того, каким оно было тогда, когда я шестнадцатилетним парнем с замиранием сердца ждал у калитки дачи, когда же вернется из Москвы мама, поехавшая навещать деда в больницу. Дед умирал, я это знал и умом понимал, что так и будет, но я гнал от себя эти мысли и надеялся на чудо — а вдруг! Ведь бывает же, что люди выздоравливают после самых долгих тяжелых болезней.

Мама приезжала, молча выходила из машины и шла в дом. Глаза ее были заплаканы. Так продолжалось несколько недель. Но однажды она не приехала. Из подошедшей машины вышел мой дядя, взял меня под руку и повел по аллее. Я сразу понял — это всё…

Кем был для меня тогда мой дед, что знал я о нем?

Я знал, что люди его любили. Любили все — от членов Политбюро и маршалов до адъютантов, шоферов и егерей. На похоронах ко мне подошел А. Н. Косыгин, отвел в сторону и срывающимся голосом сказал: «Мы все его очень любили! Мужайся и будь достоин деда». Я помню, как плакал навзрыд Георгий Борисович Туманов, шофер, возивший деда в последние годы. Дед был, как потом, спустя годы, написал в своих воспоминаниях кто-то из маршалов, по-моему, И. Х. Баграмян, настоящим любимцем армии. Добавлю от себя — не только Советской армии, но и Войска Польского, как бы кому-то ни хотелось сегодня убедить всех, что это не так.

Для нашей семьи, для отца и его родни, для бабушкиных сестер и их родственников — он был всем. Вся жизнь семьи была связана с ним, его делами, его мыслями и чувствами. Я не знаю, как это было в семьях других военачальников, но в нашей это было именно так. Дед был центром, притягивавшим к себе и родственников, и друзей моих родителей — и даже мои друзья, по сути еще совсем дети, были втянуты в его орбиту.

Я не знал о нем ничего. Точнее говоря, знание мое было по-детски поверхностным и каким-то, я бы сказал, ситуативным. Я видел его на трибуне мавзолея во время парада, в парадной форме и при орденах, и моя душа наполнялась гордостью — это мой дед! Я знал, что он герой войны, один из лучших полководцев страны, Маршал Советского Союза, и я — его внук. Это благодаря ему я мог иногда прокатиться на дачу на «Чайке», и ребята в школе подходили и спрашивали с восхищением и завистью: «А правда, что у тебя дед — маршал?» Невероятное, ни с чем не сравнимое чувство гордости охватывало меня, второклассника, когда дед провожал меня в школу, которая располагалась по дороге на его работу, на улице Фрунзе. Он вел меня за руку, и я видел, как прохожие, узнавая его, улыбаясь, здороваются с ним, и он отвечает им тем же. Много лет спустя я узнал, общаясь с одним известным военным историком, что они, студенты истфака, зная, когда дед идет на работу, специально сбегáли с занятий, чтобы повстречать его и поздороваться. И их поражало то, что он, прославленный военачальник, отвечал им, безвестным студентам. Я гордился им, но это была гордость, основанная на внешнем блеске и славе, которая сопровождала его и отблески которой падали и на меня, внука, обыкновенного, в сущности, мальчугана.

Дома же он был для меня просто дедом, таким, какие были у большинства моих сверстников. Он гулял со мной на даче по аллеям, объяснял мне, где растет какое дерево, какие птицы живут в нашем лесу. Под «руководством» деда я получал первые уроки труда, помогая ему поливать огород, пересаживая вместе с ним деревья на участке и обрезая засохшие ветки малины в саду. Когда я стал постарше, мы играли с ним в войну, в разведчиков, и он легко побеждал меня и моих друзей, пользуясь умением маскироваться и применяя разные военные хитрости. Когда он болел, мы играли с ним в шахматы, и победить его было невероятно трудно, хотя я считался довольно сильным игроком. В общем, это был обычный дед, каких много было в стране.

Иногда, я думаю, мы досаждали ему. И действительно, кому понравится, когда тебе под ноги выкатывается из коридора клубок детских ног и рук, вооруженных клюшками и отчаянно борющихся за шайбу. На праздники к родителям приходили друзья, молодые тогда еще люди, начинался шум и гам, песни и танцы. Летом на дачу съезжались родственники бабушки и моего отца, с семьями и детьми, женщины спорили на кухне, по территории тут и там проносились велосипеды, периодически происходили битвы индейцев с ковбоями. А ему, старому и больному, так хотелось тишины. Но он не роптал, не сердился и не протестовал — он был терпелив, он понимал, что это жизнь, она идет и остановить ее невозможно. И именно это великое терпение помогало ему сохранять спокойствие духа и не терять головы в самые драматические моменты его жизни.

Иногда дед вносил дискомфорт в мою жизнь. Утром он, встав намного раньше меня, школьника, брался за гантели и проделывал с ними упражнения, а потом шел в ванную и обтирался холодной водой до пояса. Я просыпался и долго сидел у себя в комнате, чтобы не попасться ему на глаза — он ничего не говорил мне, но взгляд его был ироничен. Я знал, что мама опять будет пилить меня и заставлять вставать пораньше и делать зарядку, как дедушка. Они не понимали, какое это наслаждение — поспать лишние полчаса! «И на кой чёрт сдалась ему эта зарядка?» — думал я тогда. Теперь я понимаю, какая же нужна была сила воли, чтобы на склоне жизни, когда, казалось бы, можно уже и расслабиться, и поспать подольше, заставлять себя всегда, каждый день, зимой и летом, в будни и в праздники быть в форме, подтянутым и стройным. И я думаю, что именно эта сила воли, которую он воспитал в себе с ранней юности, помогла деду выжить на трех войнах, в тюрьме, да и в мирное, на первый взгляд спокойное, а на самом деле наполненное внутренним драматизмом время, в которое ему довелось жить.

Бывало, что дед меня удивлял. Обычно такой спокойный, рассудительный и серьезный, он мог вдруг, когда что-то не удавалось, когда какие-то обыденные, тысячу раз проделанные вещи не получались, повернувшись к тебе, сказать с какой-то детской, обескураживающе застенчивой улыбкой: «Ну вот, брат, видишь, обмишулился дед». Когда много лет спустя я смотрел кадры кинохроники, снятые во время битвы под Москвой, на которых он, сурово насупленный, на фоне грозных батальных декораций, рассказывает о могучем наступлении наших войск — и вдруг поднимает голову, и я вижу эту застенчивую улыбку: «Ну вот, мол, наговорил тут чёрт-те чего…» И сейчас я думаю — какой же надо было обладать тонкой душевной организацией, чтобы через долгую жизнь, казармы, войны пронести эту улыбку.

Несмотря на почести и славу, обрушившиеся на деда после Победы, он так и остался до самой смерти человеком застенчивым и скромным. Утром 7 ноября или 1 мая мы всей семьей усаживались у телевизора, чтобы смотреть парад, и на трибуне для военных, где-то на самом краю, а нередко и во втором ряду видели нашего дедушку. Будучи заместителем министра обороны, он всегда уступал свое место в первом ряду товарищам. «Я высокий, меня и так видно» — отвечал он на недоуменные вопросы. Иногда я слышал, как он говорит бабушке, которая, по-видимому, просила его о чем-то: «Да, Люлю, конечно, но ведь это же неудобно…» И вполне возможно, что именно эта скромность и застенчивость сделала его всеобщим любимцем.

И вот наступил момент, когда где-то в середине 60-х в жизни нашей семьи, в нашем доме, многое изменилось. Дед всё больше времени проводил дома, в своем кабинете за большим письменным столом. Хоккей в коридоре был запрещен, ковбои с индейцами отправлены на соседние дачные участки. В ответ на недоуменные вопросы мама упорно молчала, но в конце концов сдалась. «Дедушка пишет мемуары», — коротко сказала она. Это был сюрприз, какого тогда я ожидать никак не мог.

Это теперь мы знаем, что в конце 50-х — начале 60-х годов, во время так называемой хрущевской оттепели, стало появляться много книг, посвященных истории прошедшей войны. Происходил расцвет мемуарной литературы. Маршалы и генералы, да и многие офицеры взялись за перо и начали описывать события, в которых им довелось участвовать. Выходили книги, многое в них было неправдой, многое переиначено и искажено. Людям свойственно видеть себя иногда в несколько лучшем свете, чем на самом деле. А дед ограничивался написанием дежурных парадных статей в газеты по праздникам. Он избегал полемики, считал, что история расставит всё по своим местам, а ему, замминистра обороны, негоже заниматься беллетристикой. Да и времени свободного было мало, служебная деятельность заставляла его постоянно быть в командировках, в войсках, на флотах. Когда же в 1963 г. он оставил свою должность в Главной инспекции МО и перешел на менее хлопотную работу, оставлявшую больший простор для личной жизни, появилось и время для написания мемуаров. Не знаю, решился ли бы он на это, если бы не многочисленные обращения его соратников, сослуживцев, да и просто ветеранов войны, с просьбами, а то и просто требованиями сказать, наконец, правду, описать, как на самом деле происходили те или иные события. Как дед не отнекивался, как не объяснял, что он не писатель, а военный, пришлось приступать к этой новой, неизведанной для него работе.

Как и всё, что делал дед в своей жизни, и этому делу он отдался целиком и полностью. Нечего даже и говорить, насколько трудно давалась ему эта работа. Описать 4 года неимоверно напряженной боевой работы командира соединений от корпуса до фронта, вспомнить какие-то характерные события, дать оценку решениям подчиненных и вышестоящих начальников, ему, привыкшему к сухим выражениям приказов и донесений, было очень трудно. Но раз взявшись за это дело, он должен был довести его до конца и сделать как можно лучше. И он делал.

Помогали ему его боевые соратники. Много лет спустя, разбирая архив деда, я обнаружил целую папку с корреспонденцией, посвященной его мемуарам. Черновик его письма генералу Плиеву с просьбой напомнить некоторые события времен битвы под Москвой и ответ Плиева с описанием имевших место событий. Несколько машинописных страниц, на которых генерал Панов подробно, буквально по минутам, описывал перипетии встречи его корпуса с канадской парашютной дивизией из армейской группы фельдмаршала Монтгомери в мае 1945 г. Десятки писем. Узнав от однополчан, свои воспоминания деду присылали и офицеры, и простые солдаты, воевавшие под его командованием. Всё это он перечитывал и включал в свои воспоминания в качестве иллюстраций боевых действий, которыми он руководил.

Писал сам. В основном карандашом, по старой фронтовой привычке. Писал, перечитывал и переписывал по нескольку раз, стараясь изложить мысли наиболее понятным для читателя образом, вычеркивал то, что казалось ему лишним, добавлял что-то и опять, перечеркнув, переписывал заново. Черновики его воспоминаний хранятся в нашем домашнем архиве, блокноты, тетради, просто листы бумаги с вариантами той или иной главы. Внушительная стопка бумаги, она занимает целую полку в старом книжном шкафу.

Когда тот или иной отрывок мемуаров был готов, приезжал адъютант деда, подполковник Захацкий, и отвозил в машбюро, машинистка распечатывала 2 экземпляра, один из них возвращался к деду для окончательной доводки. А второй забирали люди из Главпура. И у них кипела работа по приданию мемуарам деда политкорректного вида. Это слишком резко, это публиковать нельзя, вот это заденет уважаемого военачальника, а это спорная мысль, которая не совпадает с официальной точкой зрения. И в результате рождалась совсем другая версия воспоминаний, приглаженная и обезличенная.

Дед вел борьбу с этой цензурой, в чем-то уступал, с чем-то соглашался, где-то стоял на своем и не шел на компромисс. И кто знает, в каком виде мемуары увидели бы в конце концов свет, если бы не болезнь. Та самая, коварная и неумолимая, которая, подкравшись незамеченной, свела деда в могилу. И перед лицом неизбежного он принял решение, что пусть она выйдет хоть такой, какая есть. И подписал сигнальный экземпляр за несколько дней до смерти.

Работа над книгой была последней страницей в его насыщенной событиями, в чем-то счастливой, в чем-то трагической жизни. Это был последний подвиг солдата, привыкшего действовать оружием, разить врагов в бою, и в конце жизни взявшегося за перо. Это был его последний долг, долг памяти и уважения к своим соратникам, своим подчиненным, своим солдатам и людям, которые ему верили и шли на смерть по его приказу. Солдатский долг.

Спустя много лет, когда настали другие времена, мы с моим братом разобрали архив деда и восстановили, хотя бы частично, подлинный текст его мемуаров. Результат перед вами.

Долгие годы прошли с того августовского дня, когда дядя привез страшную весть, которую все мы уже ждали и которой так боялись. Дед ушел навсегда, давно нет уже нашей семьи, друзья разошлись кто куда. Но осталась память. И она хранит великое терпение деда, его волю, его твердость, скромность и справедливость. Те черты, которые, сплавляясь воедино, составляют образ Маршала Рокоссовского — военачальника, государственного деятеля, мужа, отца, просто человека. Моего деда.

Оглавление

Из серии: 75 лет Великой Победы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Воспоминания без цензуры предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я