Тройка с минусом, или Происшествие в 5 «А»

На школьных часах было десять минут девятого.

В пятом «А» толстая Пантелеева поливала на окне цветы.

Пантелеева сердилась.

Слева от неё стоял Спичкин и в который раз рассказывал надоевшую всему классу историю, как он ловил опасного преступника.

Пантелеева сердилась. Она проливала воду на подоконник. Спичкин ей мешал, размахивал руками.

— И вот я иду, — говорил Спичкин, — и вижу — он! Я его сразу узнал. Смотрю — точно: лицо круглое, волосы светлые, глаза серые, на левой щеке родинка… Всё совпадает. Я даже проверил, тетрадку вынул, прочитал: а вдруг, думаю, родинка на правой щеке? Нет, точно, на левой… Я тогда за ним… А он идёт себе, сумкой размахивает, делает вид, что он так просто, погулять вышел. Да меня не проведёшь! Не на такого напал! Я его сразу узнал! Очень опасный преступник! Его милиция уже два года разыскивает!

— Спичкин, лучше тряпку дай! — не выдержала Пантелеева. — Не видишь, что ли, я весь подоконник залила… Совсем помешался на своих преступниках!

Алик Спичкин перестал размахивать руками и сокрушённо уставился на Пантелееву.

— Дура ты! — сказал он. — Что с тобой разговаривать! Зря время тратить. — И он отвернулся от Пантелеевой и направился к Синицыну.

Увидев приближающегося Спичкина, Синицын вскочил из-за стола и вышел из класса. Но Спичкин последовал за ним и вскоре из коридора донеслось:

— Я его сразу узнал! Смотрю — лицо круглое, волосы светлые… Ну, думаю, не на такого напал!..

— Фёдоров, — сказала Пантелеева, — ты тряпку не видал? Никак не могу тряпку найти!

Фёдоров важно чинил карандаш.

— Поищи за доской!

— Да я искала! Ну что мне, руками доску, что ли, вытирать? Через десять минут урок начнётся, а нигде тряпки нет!

В класс вошла Ира Сыркина. Щёки у Иры были красные с мороза. На левом рукаве горели две красные нашивки председателя совета отряда.

— Ой! — сказала Ира и с отвращением вытащила из своего стола лохматую пыльную тряпку.

Сидящий рядом Агафонов не пошевелился. И бровью не повёл.

— Бессовестный! — сказала Ира. — Сидишь тут с тобой, перевоспитываешь тебя, а с тебя всё как с гуся вода!

И тут в класс вбежала Тося Одуванчикова.

Вид у Тоси был ликующий. В поднятой руке что-то блестело красным блеском. Рыжие волосы её сразу, как будто только того и ждали, загорелись на солнце.

— Что у меня есть! — кричала Одуванчикова, подскакивала и размахивала в воздухе рукой.

Пантелеева перестала вытирать доску.

Рука Фёдорова с перочинным ножом застыла в воздухе.

— Чего?.. Чего?.. — подскочили к Тосе Гвоздева с Собакиной.

Даже Агафонов и тот с заинтересованным видом уставился на Тосю.

«Так, — подумала Аня, — сейчас опять будет хвалиться какой-нибудь ерундой! Как позавчера. Притащила в класс открытки с киноартистами… Гвоздева с Собакиной, конечно, в восторге были…»

— Ну покажи, покажи! — кричали Гвоздева с Собакиной. — Покажи, что у тебя…

А Тося смотрела на Аню и, приплясывая, направлялась к ней.

Подойдя к Ане, Тося опустила руку, разжала ладонь… и все, кто был в классе, устремились к Тосе.

— Видали? — говорила Тося, показывая коробочку всем, но обращаясь только к Ане. — Видали, что мне из Японии привезли? Ну как, а?..

— Во даёт! — зачарованно произнёс Фёдоров. — А открыть можно?

— Открывай! — милостиво разрешила Тося.

И тут все ахнули.

Толстенные фломастеры блестели в коробочке. Золотые японские иероглифы вились по их зелёным, красным, синим, жёлтым и фиолетовым спинам.

— Вот это да-а! — сказал Фёдоров. — Красотища-ща!

— Это мне дядя Коля привёз! — торжествовала Тося.

— Потрясающие карандашики! — сказала Пантелеева.

— Да какие же это карандашики! Это фломастеры! Это мне дядя Коля из Японии привёз!.. Ань, посмотри, какие красивые!

Волей-неволей Аня взглянула на фломастеры. Они действительно были прекрасны. Но почему обязательно надо хвалиться?

— Интересно, зачем ты их принесла? — сказала Аня.

— Как зачем? — растерялась Тося. — Они тебе разве не нравятся?

— Они керосином пахнут, — сказала Аня. — Убери их, пожалуйста. И вообще скоро уроки начнутся. По-моему, давно пора всем по местам садиться.

Такого поворота дела Тося никак не ожидала. Она вдруг ужасно покраснела.

Ира Сыркина с удивлением взглянула на Аню Залетаеву.

— Ну и что же, что керосином пахнут? — сказала Ира Сыркина.

— И очень даже хорошо, что пахнут! — сказала Пантелеева.

— Да замечательно они пахнут! — воскликнули в один голос Гвоздева с Собакиной. — Не слушай её, Тоська! Она думает, если она староста…

— У нас в школе нельзя фломастерами рисовать, — упрямо сказала Аня. — Убери их.

Из глаз смертельно обиженной Тоси уже готовы были брызнуть слёзы.

— Ну и пусть нельзя! — закричала она. — А я всё равно буду!

«Вот сейчас я ей и скажу! — подумала Аня. — Пусть знает. Пусть при всех услышит».

Она даже встала.

— У нас никто фломастерами не рисует, — сказала она. — И ты не будешь. Я знаю, для чего ты их принесла. Для того, чтобы похвастаться! Ты несерьёзный человек! Ты легкомысленная! Ты все уроки болтаешь! Ты совершенно не интересуешься учёбой. И если ты так будешь вести себя дальше, то я как староста поставлю о тебе вопрос на классном собрании!

Тося слушала всё это, вытаращив глаза.

Столпившиеся вокруг пятиклассники с удивлением взирали на эту сцену.

— А ты… — закричала Тося, — ты… вредина! Воображала! Я хотела с тобой дружить, а теперь ни за что не буду! Ты… ты… «классная доска», вот ты кто! Тебя все в классе «классной доской» зовут, поняла?..

В глубокой тишине, наступившей вслед за этим, Аня услышала, как за её спиной тихо хихикнула Гвоздева.