Ночной странник. Часть вторая

Дорога среди холмов и полей привела Ольгу и Дэвида, с первыми лучами солнца превратившегося в волка, в маленький городок Килкенни. Это старинное поселение с его мрачным средневековым замком, грозного вида монастырём, множеством церквей и узенькими улочками создавало впечатление ожившей сказки про драконов, волшебников и прекрасных принцесс. Ольга с удовольствием провела бы здесь несколько дней, любуясь этой точно вышедшей из древних легенд архитектурой и живописной, типично ирландской природой. Но, к сожалению, у неё совершенно не было на это времени, так как нужно было сделать кое-какие покупки и отправляться в пригород Килкенни, где находилась одна из главных местных достопримечательностей — огромная пещера Данмор.

Перед тем, как ехать в пещеру, где Ольгу и Дэвида должна была встретить Ребекка в компании Чжао Линга, путешественникам нужно было найти какой-нибудь супермаркет, где они могли бы запастись едой и водой на несколько дней. Зачем им это было нужно? Так сказала сделать Ребекка, с которой Ольга успела телепатически пообщаться незадолго до того, как её разбудил Ричард. Подробности девушка-телепат не объяснила, но велела прибыть ко входу в пещеру Данмор с сухим пайком и водой на два-три дня, а также с фонарями и в подходящей для похода одежде.

Дополнительную одежду Ольга решила не покупать, так как считала, что для похода подойдёт и то, что уже было у них с Дэвидом, а вот продовольственные запасы требовалось пополнить. Минут сорок поколесив по городу, она, наконец, нашла, что искала — большой супермаркет, где, наверняка можно было приобрести всё необходимое. Находился он почти на окраине, в новом двухэтажном здании, где на первом этаже продавались продукты питания и бытовые принадлежности, а на втором, очень кстати, оказалось разнообразное снаряжение для походов: от фонарей и больших рюкзаков до палаток и касок с карабинами.

В туристическом отделе магазина Ольга выбрал два самых вместительных рюкзака со множеством всевозможных отделений и висячих застёжек, пару фонарей, батарейки к ним, прихватила универсальный перочинный нож и зажигалку. Припомнив, что они полезут в пещеру, хотела еще прихватить пару касок и карабин, но передумала, так как об этом Ребекка не упоминала, а деньги зря тратить не стоило. Закончив на втором этаже супермаркета, Ольга спустилась на первый, где набрала побольше консервов, хлеба, каких-то батончиков и несколько бутылок воды. Расплатившись и разложив всё это добро по рюкзакам, она, чувствуя себя нагруженной лошадью, потащила все свои запасы к машине.

Выполнив необходимые приготовления, с багажником полным всяческих продуктов и снаряжения, Ольга поехала в ближайшую гостиницу, которую заприметила во время поисков супермаркета. К счастью, туда селили с животными, поэтому, зная, что Ребекка и Линг доберутся в округ Килкенни только к вечеру, она озаботилась насущными потребностями: едой и гигиеной.

Заселившись в номер, Ольга заказала завтрак, а когда его принесли, отправилась в душ. С удовольствием смыв с себя дорожную пыль и утолив голод, пока волк Дэвид довольно возлежал на маленьком, обитом красной плюшевой тканью диванчике, Ольга устроилась на стоявшей рядом кровати и открыла дневник полковника Стюарта. Просмотрев несколько страниц, исписанных аккуратным широким почерком, девушка среди будничных заметок о жизни в колониальной Индии, наткнулась на одну интересную запись от 18 марта 1881 года.

«Сегодня состоялся приём в доме генерала Т. по случаю совершеннолетия его второго сына Уильяма. Событие это, на мой взгляд, весьма непримечательное, праздновалось с таким размахом, что ему могли позавидовать туземные раджи, привыкшие по любому незначительному поводу устраивать многосложные и помпезные церемонии. Удивительно, сколь быстро мы переняли некоторые, не самые лучшие манеры местного населения, которое, несмотря на это, продолжаем считать стоящим намного ниже нас.

Сейчас не только генерал, но любой даже самый мелкий чиновник, проходящий службу в Восточных владениях, считает своим долгом отмечать каждое маломальски значимое событие в своей жизни самым пошло-размашистым образом, который, по его мнению, единственный соответствует статуту «благородного» белого сааба. Важной частью этого процесса непременно должно являться присутствие выказывающих своё почтение «высшей расе» непоследних представителей темнокожей аристократии.

Вот и в этот раз генерал Т. неприменул «пригласить» на своё семейное торжество местного раджу со всем его многочисленным семейством. Кто бы мог знать, что это обстоятельство станет причиной неприятнейшей сцены, свидетелем которой мне невольно довелось стать?

Виновник торжества — тот самый сын генерала, Уильям — перепившись по случаю своих именин, окончательно утратил всякий стыд и начал донимать юную дочь раджи, которой, к несчастью, довелось присутствовать на этом приёме. Не в силах терпеть оскорбление женщины, пусть даже и аборигенки, я осадил наглеца, чем вызвал его гнев. Этот мальчишка даже посмел угрожать мне, что натравит на меня знакомых туземных колдунов, с которыми он, судя по слухам, давно водит дружбу.

Что же, это, пожалуй, одна из самых нелепых угроз, которую мне довелось слышать за свою жизнь. Впрочем, я не стал рассказывать об этом довольно смешном случае моей дорогой Шарлотте, так как она, несмотря на всю свою рассудительность, искренне опасается туземного колдовства».

Следующая запись в дневнике была сделана на другой день — 19 марта 1881 года. Начиная с неё, Ольга уже не просто просматривала заметки полковника Артура Стюарта, но внимательно вчитывалась в каждое слово, так как перед ней, наконец, начала разворачиваться вся картина того, как семья Дэвида получила волчье проклятие.

«19 марта 1881 года. Жара всё усиливается, нестерпимый зной буквально прожигает всякого, кто рискнёт при свете дня появиться на улице под палящим солнцем Мадраса. И ветер, этот ужасный всепроникающий, горячий и сухой ветер, дующий с запада — он настоящее проклятие этих мест. Иссушающее дыхание пустыни накрыло нас в начале весны, принеся с собой, помимо невыносимой духоты, тучи мельчайшей пыли, которая каким-то невероятным образом проникая будто сквозь сами стены дома, моментально покрывает толстым слоем всё: столы, кресла, картины и нас самих. От этой напасти нет спасения, даже наглухо закрытые окна и двери от неё не уберегают. А кроме того, если их держать закрытыми постоянно, мы просто задохнемся в горячем воздухе, наполняющем и точно обволакивающем всё пространство.

В подобной атмосфере, в этой жаре заставляющей людей и животных буквально вариться в собственном соку, невозможно осуществлять никакую деятельность, поэтому совершенно не удивительно, что туземное население столь лениво. Когда температура достигает таких приделов, как этой весной в Мадрасе, всякому живому существу остаётся лишь улечься в каком-нибудь мало-мальски защищённом от палящего солнца углу и лежать неподвижно, пока вечерняя прохлада не начнёт постепенно вытеснять дневной зной. Лишь когда огромное оранжевое солнце, наконец, скроется в песчаной дымке за горизонтом, а горячий западный бриз немного уляжется, тогда придёт долгожданное освобождение.

Для меня все перипетии здешнего климата хоть и малоприятны, но после многих лет, проведённых на юге Индии, уже вполне привычны. Но вот моя нежная Шарлотта, выросшая на севере Англии и лишь недавно приехавшая в наши тропики, где мы с ней и встретились, с большим трудом переносит зной Мадраса. Видя её непрекращающиеся мучения, я решил последовать примеру многих наши утомлённых духотой и солнцем соотечественников и в ближайшее время отправиться в горы, чтобы переждать там самое жаркое время».

«25 марта 1881 года. Наконец, все сборы и приготовления закончены, через несколько часов мы с Шарлоттой отправляемся шести часовым поездом в Метопалам, а оттуда в Голубые Горы — Нильгири. Нильгири — настоящее и единственное спасение от убийственной жары Мадраса, которая будет терзать его жителей со всею своею силою еще до конца августа. В то время, как в низинах Малабарского побережья царит раскалённый ад, там, в живописной долине, спрятанной среди гор и непроходимых джунглей, лежит земной рай: вечная европейская весна, прохлада и целительный свежий воздух. Говорят, что в тех местах даже те, кто был признан безнадёжно больными, вновь обретают здоровье и силу. Надеюсь, и нас с Шарлоттой не разочаруют эти Голубые Горы. Остановимся мы в доме моего старого друга — полковника С., который со своей супругой и множественными потомками уже больше шести лет живет на высотах Нильгири и не раз приглашал меня и Шарлотту у них погостить».

«27 марта 1881 года. Вот мы и добрались до сердца Голубых Гор и поселились в доме полковника С. на окраине Утакаманда. И хотя Ути носит гордое звание города, таковым он не является даже в первом приближении, представляя собой разбросанные по живописным зелёным холмам и окружённые со всех сторон непролазными чащами виллы и плантации зажиточных Англо-индийцев, среди которых заметно преобладают евразии. Своеобразным центром этого поселения можно назвать небольшой, довольно грязный рынок с несколькими деревянными лачугами и множеством торговых прилавков. Хорошо, что мы остановились в стороне от этого неприглядного, как всё восточные рынки места, и живем теперь в тишине и окружении эвкалиптовых деревьев усадьбы полковника С. Но и в этом благословенном месте есть свои недостатки.

Дом, в котором нас с Шарлоттой так гостеприимно встретили, распложен почти вплотную к стене густых джунглей, под самой их сенью, и это соседство накладывает свои ограничения на образ жизни полковника С. и его семьи, а теперь и на наш. Так нам почти невозможно выйти из дома после захода солнца, иначе как взяв экипаж, поскольку иначе мы рискуем встретиться с голодным леопардом или даже тигром. Официальная статистика говорит сама за себя, ежегодно численность населения Ути и других городов и поселений в Голубых Горах значительно страдает по вине обитающих в здешних лесах хищников, а также диких слонов, имеющих свойство периодически затаптывать каких-нибудь неудачливых аборигенов, и даже англо-индийцев. Впрочем, все эти опасности — неизбежная плата за пребывание в целебной прохладе и свежести здешних гор, которую готовы отдавать измученные жарой европейские жители Индии.

Помимо диких животных, судя по словам полковника С., в здешних местах существует и другая опасность — туземные колдуны, коих в долинах Нильгири встречается огромное множество. Конечно, всё это лишь пустые байки, распространяемые невежественными и суеверными аборигенными, да впечатлительными и нервными особами. Однако, полковник С. никогда не отличался особой доверчивостью и интересом к подобного рода вещам. Тем более удивительно было услышать от него сегодня за ужином рассказ о чарах зловредных карликов-колдунов, обитающих в окрестных джунглях и известных, как муллу-курумбы».

«28 марта 1881 года. Сегодня мы с Шарлоттой в компании миссис С. и её старших детей отправились смотреть местные достопримечательности, главной из который была деревня одного из местных коренных племён — тоддов. Отправляясь на эту «экскурсию», я ожидал увидеть обычных, немытых туземцев, пусть и отличных от тех, кого мне доводилось лицезреть прежде, поскольку за несколько лет, проведённых в Мадрасе, я успел наслушаться историй об этом малочисленном народе. Но по прибытии на место меня ждал настоящий сюрприз, заключавшийся в том, что рассказы об этих удивительных людях, которые я считал не более, чем фантастическим преувеличением, оказались правдой.

Первым, что мне бросилось в глаза, была наружность тоддов, которые, хотя и оказались довольно грязными, всё же выглядели как настоящие Аполлоны: все очень высокого роста, прекрасно сложены, с правильными чертами лица, густыми чёрными волосами, одетые в белые покрывала, что ещё больше придавало им сходство с олимпийскими богами. Однако, их поразительной красоты внешность, казалось, была лишь обрамлением, рамкой их внутреннего величия и силы, которые сквозили в каждой черте, каждом движении этих поистине благородных мужей.

Тодды — удивительный народ, их редкая физическая красота сочетается с удивительно простым образом жизни. Домами им служат невысокие хижины с круглыми стенами и пирамидальной крышей, где их хозяева только спят. Тодды не занимаются никакой работой, кроме ухода и различных ритуалов с их священными чёрными буйволами, которые подобно своим хозяевам превосходят размерами и статью своих сородичей в других частях Индии. Вся жизнь тоддов сосредоточена вокруг этих огромных буйволов, а всё прочее, необходимое для жизни, предоставляют им их добровольные слуги — баддаги, поклоняющиеся тоддам как богам.

На мой вопрос относительно причины такого почитания, миссис С. пояснила мне, что нильгирийские Аполлоны, помимо прекрасной внешности, обладают неоднократно подтвержденными поистине магическими способностями. Они прекрасные целители, способные излечить любой недуг, если только возьмутся, что бывает далеко не всегда. К тому же они обладают властью над животными, по причине чего за всё время пребывания наших соотечественников на Голубых Горах ни один тодд или их буйвол не был даже ранен диким зверем.

Способностью завораживать зверей и птиц, по словам миссис С., обладают также и соседствующие с тоддами, ужасно их боящиеся муллу-курумбы. При этом, если тоддов можно назвать добрыми волшебниками, то муллу-курумбы — настоящие злые колдуны этих гор. Во время нашей поездки миссис С. рассказала нам с Шарлоттой множество невероятных, но совершенно достоверных — по причине множества свидетельских показаний и даже документальных данных — случаев колдовства, творимого этими злыми гениями Голубых Горы. При этом её супруг, полковник С., не только не возражал на слова своей жены, но даже поддерживал её, время от времени добавляя известные ему детали.

Если опустить большую часть подробностей, то получается следующая картина зловредных чар карликов-туземцев. Если кто-то рискнет поссориться с муллу-курумбами, то вскоре с ним случается странная болезнь, при которой вспухает живот, и человек почти неизбежно умирает на третий — тринадцатый день. Причиной же этой болезни является очень известный в Нильгири «змеиный» взгляд муллу-курмба, способный убить или загипнотизировать — смотря по случаю — как животное, так и человека. Единственное спасение от загадочной лихорадки, вызванной сглазом муллу-курумба — бежать к тоддам и молить их об исцелении. Однако, они никогда не берутся лечить «злых» людей, к которым относятся, в том числе пьющие алкоголь. По этой причине те же баддаги, которые чаще всего становятся жертвами проклятий муллу-курумбов, так часто умирают, вызвав гнев карликов.

Помимо насылания неизлечимых болезней, муллу-курумбы способны подчинить себе разум человека, неосторожно позволившего им подойти к нему слишком близко или тем более прикоснуться. Так неведомым образом сознание и воля бедного человека оказывались в руках злобных карликов, которые неизменно использовали свою власть над ним для совершения различных преступлений. По этой причине баддаги ненавидят и боятся муллу-курумбов почти также сильно, как обожают тоддов.

Совершенно невероятным среди всех эти рассказов мне показалась способность муллу-курумбов превращаться в зверей. Говорят, что нередко, обернувшись леопардом или волком, муллу-курумбы совершенно безнаказанно совершают различные преступления. Конечно, власти Нильгири не могут привлечь карликов к ответственности в таком случае, однако, судебные разбирательства по причине зловредного колдовства далеко не редкость в этих местах. Но гораздо чаще, встречаются случаи жестоко самосуда баддагов над муллу-курумбами».

«30 марта 1881 года. До сих пор все рассказы о колдовстве в Голубых Горах были для меня лишь баснями, несмотря на то что слышал я их от людей, пользующихся моим доверием и уважением. Как я теперь понимаю, в подобное можно поверить, только столкнувшись лицом к лицу, что и произошло со мной всего день назад. Лишь счастливый случай уберег меня от страшной беды, но стоил жизни моему коню.

Уже ближе к вечеру я решил съездить по делам в центр Ути, а когда возвращался уже стемнело. Я ехал верхом, рискуя, как известно, оказаться вместе со своим конём в пасти тигра. Будь у меня выбор, я бы не стал зря подвергать свою жизнь опасности, но дело было срочное, а экипаж полковника С. пришёл на некоторое время в негодность после вчерашней поездки. Однако, как это ни удивительно, угрозу в этот вечер для меня представляли вовсе не когти тигра, а три тонкие нити, натянутые на вбитые в землю посреди дороги колышки, образующие треугольник. В вершине этого треугольника стояла корзина с монетами, горстью риса и цветком. Я не сразу заметил её в темноте, и увидел лишь тогда, когда мой конь, задев одну из нитей, внезапно подскочил и отпрыгнул в сторону с дороги.

Вернувшись в дом полковника С., я рассказал ему и миссис С. о произошедшем со мной на дороге странном случае. Ответом мне был испуганный взгляд миссис С., за которым последовали уверения, что этим вечером сам Бога спас меня от ужасной участи. Она объяснила мне, что я столкнулся с весьма распространённым не только в Нильгири, но и вообще в Индии типом колдовства под названием сунниум. К нему прибегают в случае тяжёлой, потенциально смертельной болезни кого-либо из членов семьи. Желая любой ценой спасти больного, его родственники специальным образом готовят корзинку с разными ценными предметами, которую оставляют в людном месте, оградив нитями, а порой и без них. Если какой-нибудь прохожий коснётся любого предмета, лежащего в корзине или одной из нитей, на него перейдёт смертельная болезнь, а бывший больной моментально выздоровеет.

Естественно, я не поверил объяснениям мисси С. и не верил бы до сих пор, если бы несколько часов назад конь, на котором я возвращался домой прошлым вечером, внезапно не издох от какой-то неведомой и скоротечной болезни. Неужели такой могла быть и моя судьба, коснись я сунниума? Не хочется верить в подобные вещи, от этого становится скверно на душе. После этого происшествия Голубые Горы утратили для меня значительную часть своего очарования. Уже и Мадрас с его вечной жарой не кажется таким ужасным».

«3 апреля 1881 года. Получили приглашения от одного зажиточного местного помещика — давнего знакомого полковника С. — на приём по случаю какого-то его семейного торжества. Я бы с радость отклонил это приглашение, так как не люблю подобные шумные мероприятия, но Шарлотта обрадовалась, узнав о празднике, поэтому мы всё-таки туда отправимся. И всё же, меня не оставляет смутное предчувствие какой-то опасности, непонятным образом связанной с этим приёмом. Возможно, это просто моё воображение, разыгравшееся на высотах Нильгири после того, что мне довелось здесь увидеть.

Сегодня, во время очередной поездки за пределы Утакаманда мы с полковником стали свидетелями очередного проявления сверхъестественных сил здешних аборигенов. Проехав последнее поместье, обозначавшее своеобразную границу Ути, и преодолев относительно узкую полоску лесных зарослей, мы оказались на открытой местности, хорошо просматривавшейся вдаль до самых отвесных горных пиков. Мы с полковником ненадолго остановились, чтобы полюбоваться открывшейся нашим глазам величественной и прекрасной панорамой. Однако спокойно созерцать пейзаж нам не случилось, так как почти сразу мы заметили на небольшом отдалении странный движущийся предмет. Поднеся к глазам бинокль, который я неизменно беру с собой во все поездки в горы, я сумел как следует рассмотреть этот загадочный предмет, который показался мне, на первый взгляд, обычной палкой. Вот только эта палка шагала сама по себе без какой-либо посторонней помощи, а на верхнем её конце горел огонь.

С трудом оторвавшись от столь необычной и при том комичной картины, я передал бинокль полковнику С., который лишь мельком в него глянув, заявил, что эту шагающую палку, по-видимому, отправило в путь одно из местных племен курумбов. Задачей самодвижущейся трости, скорее всего, было устроить поджог в соседней туземной деревне, что было обычном способом взаимного вредительства у аборигенов. Естественно, виноватых в таком случае наши власти установить не смогу, хотя всем местным жителя будет ясно, кто во всём виноват.

На моё предложение попытаться остановить заколдованную палку, полковник С. лишь отрицательно покачал головой, заметив, что подобные попытки бессмысленны. Никому, кроме разве что тоддов и мулу-курумбов, такое не под силу, обычный человек, не сможет даже приблизиться к такой палке. Поэтому нам оставалось лишь проследить её путь и попробовать предупредить об опасности жителей деревни, куда направлялась трость. Эту задачу мы поручили одному из сопровождавших нас кули, с чем он успешно справился, и пожар удалось вовремя потушить».

Дальше следовало несколько страниц с записями, не представлявшими особого интереса, поэтому Ольга пролистала их быстро, лишь мельком просмотрев. Но вот, наконец, её взгляд остановился на описании приёма в доме богатого плантатора, о котором раньше упоминал полковник Стюарт.

«11 апреля 1881 года. Вчера мы побывали в доме мистера Дж. на пышном приёме, посвящённом крестинам его младшей дочери. Мероприятие это само по себе, вопреки моим ожиданиям, оказалось вполне весёлым и совершенно неутомительным. В парадном зале усадьбы мистера Дж. играла приятная музыка, для развлечения гостей были организованы танцы и разные игры. Также там велись интересные беседы, основной темой которых были загадочные тодды и их злобные антагонисты — муллу-курубмы. В светлой и просторной столовой подавали вкусные и разнообразные блюда, приготовленные сплошь из местных продуктов, так что мы с Шарлоттой смогли в очередной раз ощутить всё богатство и плодородную щедрость местной природы. Всё было тихо и мирно до тех пор, пока я не заметил среди гостей знакомого неприятного субъекта.

Младший сын генерала Т., Уильям, который, последовав примеру многих наших соотечественников, решил переждать самые жаркие месяцы на высотах Голубых Гор, тоже оказался на приёме мистера Дж. К несчастью, он также увидел и узнал меня, после чего незамедлительно направился в нашу с Шарлоттой сторону. Однако, к моему удивлению, он не стал вспоминать недавнюю обиду, которую я ему, по его словам, причинил, и, поздоровавшись со мной и Шарлоттой, завел непринуждённую милую беседу. Он поинтересовался, пришлись ли нам по вкусу климат и жители Нильгири, а также, где мы остановились. На последний вопрос я предпочёл бы не отвечать, вежливо сменив тему, но Шарлотта, ничего не знавшая о нашей ссоре, меня опередила.

Вскоре наш собеседник откланялся, и оставшаяся часть вечера прошла без каких-либо происшествий. Но, несмотря на мирную обстановку вокруг, меня не покидало всё возраставшее беспокойство, которое терзает моё сердце и сейчас, когда я пишу эти строки. Что-то непременно должно произойти в самое ближайшее время и, боюсь, что-то плохое».

«12 апреля 1881 года. Этим утром, едва мы с Шарлоттой спустились к завтраку, как в дверь поместья полковника С. постучали. Слуга полковника, войдя в столовую, сообщил, что меня хочет видеть какой-то старый туземец, назвавшийся слугой мистера М. Не представляя, в чём может быть дело, я вышел к нему, и моим глазам предстал низенький старик-баддаг, одетый удивительно прилично для своего статуса слуги. Увидев меня, он поклонился и без дальнейших церемоний сразу перешёл к делу.

Старый баддаг сказал, что в доме мистера М., где он служит уже много лет, недавно в очередной раз остановился один богатый и странный молодой человек, который водит дружбу с муллу-курумбами. Вернее, он им платит, а они делают для него разные гадости. Хозяин дома, мистер М., ничего не знает об этих интереса своего жильца, но от слуг такие вещи не утаить. До сих пор старый баддаг старался держаться в стороне от господских игр с колдовством, но в этот раз он не может промолчать.

По словам слуги, молодой человек, бывший, судя описанию, не кем иным, как Уильямом Т., заказал своим знакомым муллу-курумбам совершить очередную магическую пакость, но на этот раз гораздо более крупную, чем прежде. Он хочет наслать проклятие на какого-то своего недруга. Проведя какое-то своё расследование, слуга сумел выяснить, что этим недругом являюсь я, а затем, он сразу же отправился в дом полковника С., чтобы меня предупредить об опасности. Я поблагодарил туземца за заботу, вручив ему несколько монет, после чего тот сразу ушёл.

Что же, похоже, Уильям всё-таки не забыл своё оскорбление и решил отомстить мне единственным доступным ему способом. Посмотрим, что из этого выйдет. Однако следует тем не менее проявить в ближайшее время осторожность в общении с туземцами».

«15 апреля 1881 года. Несколько дней не было возможности сесть за дневник и сделать записи о том, что произошло за это время. А произошло многое. То, о чём предупреждал меня старый баддаг, случилось, хотя последствия этого пока мне не ясны. Но обо всём по порядку.

Вечер 13 апреля 1881 года я проводил за чтением в библиотеке на втором этаже дома полковника С. Шарлотта в это время вместе с миссис С. находились на первом этаже в гостиной, а сам полковник С. уехал по делам. В какой-то момент, оторвавшись от книги, я поднял голову и вдруг заметил, как в коридоре за дверью библиотеки промелькнула хорошо знакомая тощая, низкорослая фигура. Я не поверил своим глазам, не мог же муллу-курумб войти в дом! Однако, будучи наслышан о способности этих чертей проникать всюду, я отправился проверить, не бродит ли по усадьбе посторонний. Отсутствовал я минут пять и, конечно же, никого чужого так и не нашёл.

Вернувшись в библиотеку, я обнаружил там Шарлотту с каким-то письмом в руках. Она пришла, чтобы позвать меня к ужину, и обнаружила на столике, где я оставил книгу это письмо. Если быть точным, то было даже не письмо, а открытка, на одной стороне которой было адресованное мне послание от Уильяма Т. такого содержания: «Это мой Вам подарок на память, уважаемый полковник Стюарт! Уверен, что он придётся Вам по вкусу». На другой стороне открытки был очень искусно нарисован волк, выглядевший точно живой. Очевидно, рисунок был сделан самим мистером Т., так как местные туземцы никогда не демонстрировали выдающихся художественных способностей.

Появление письма в библиотеке осталось загадкой, поскольку ни миссис С., ни слуги не могли объяснить, откуда оно взялось. Никто посторонний в тот вечер не приходил в поместье и почту не доставлял. В связи с этим, я склоняюсь к мысли, что муллу-курумб в доме мне всё-таки не померещился. Более того, я могу сказать, что уверен в том, что именно он исполнил роль посыльного, так как это подтверждается внезапной болезнью Шарлотты.

На следующее утро после происшествия с письмом моя бедная супруга, которая обнаружила его первой, не смогла подняться с постели. Причиной этого стала неизвестного происхождения слабость, охватившая всё её тело, кроме которой не было никаких других симптомов болезни. Но, к счастью, на следующий день этот странный недуг прошёл также внезапно, как и появился.

Миссис С. предположила, что Шарлотта стала жертвой проклятия муллу-курумбов, которое не принесло ей большого вреда лишь потому, что было адресовано мне. Однако у зачарованных предметов такого рода есть одна особенность, которая заключается в том, что их магический заряд расходуется на первого, кто их коснётся. По этой причине я сам, взяв письмо в руки уже после Шарлотты, не пострадал от воздействия проклятия. Вместе с тем, это событие стало для меня последней каплей, и я твёрдо решил уехать не только из Нильгири, но из Индии вообще. Я уже подумывал о том, чтобы оставить службу, и теперь настало самое подходящее для этого время».

Последующие записи в дневнике были посвящены описанию подготовки к отъезду в Англию и самого путешествия, в ходе которого полковник узнал том, что его жена беременна. Затем шли заметки о том, как полковник с супругой прибыли в его поместье, находившееся недалеко от Лондона, и начали готовиться к рождению ребенка, которое должно было произойти уже совсем скоро.

Последняя запись в дневнике была сделана через большой промежуток времени после предыдущей, где полковник Стюарт рассыпался в радостных предвкушениях будущего отцовства.

«10 февраля 1882 года. Шарлотта скончалась во время родов, дав жизнь нашему сыну. После её смерти тьма навсегда окутала для меня Землю, даже снег, лежащий за окнами, кажется мне теперь чёрным. Причина моего горя не только в смерти любимой супруги, но и в том, что передо мной, наконец, раскрылась суть проклятия, которое наслали на мою семью муллу-курумбы по приказу Уильяма Т. В ответ я теперь сам посылаю проклятия на их головы. Да покарает их Господь за зло, что они сотворили с моим несчастным сыном!».

На этом записи в дневнике полковника Стюарта закончились.