Сердца над бездной. Историческая повесть

….. В дом вошли семеро. Сразу воздух заполнился запахом грязных немытых тел, мокрой, пропитанной болотной жижей, обветшавшей одеждой. Обросшие, грязные, они тихо, безучастно опустились на пол. Трудно было разглядеть в их серых, уставших, измотанных дальней дорогой, голодных лицах, людей. Маленькая Оля отчётливо запомнила, что среди них была одна женщина. Как ей показалось, это была полноватая, уже не молодая, полячка. Она тихо плакала и причитала на своём языке, при этом нетерпеливо потирая распухшие ноги. Матильда Андреевна, молча, хлопотала возле гостей. Принесла воды для умывания, не докучала с расспросами, понимала, что сейчас не время разговорам. На их просьбу, также молча, подала нож обрить бороды. Женщине протянула флакон с настоем мухомора, разорвала тряпку на ленты. Та в свою очередь натёрла больные места и обмотала их тряпичными бинтами. Успокоив воспалённые ноги, полька начала молиться. Наблюдая за измученными людьми, мама Ольги тихонько плакала, утирая слёзы передником, а сама Оля и её старшие сёстры и братья с любопытством наблюдали и ловили каждое слово, сказанное пришлыми людьми, со своего укромного места, которым являлась печь.

Немного отдохнув и перекусив нехитрой постной пищей, мужики стали рассказывать о своём побеге из специального поселения для ссыльных — Кулая, организованного на Васисских болотах. С дрожью в голосе, с нескрываемым страхом, начал своё повествование рассказчик о пережитом. Услышанное брало за душу, щипало ноздри, тела бил лёгкий озноб, и всё же беседа продолжалась, несмотря на усталость и позднее время.

«Дождались августа, — начал свой рассказ высокий, худой, на вид не молодой уже мужчина — Когда гнус немного спал, да и ночи стали темнее, с туманами, решили, во что бы то ни стало, бежать. Жить в поселении становилось всё труднее. Просто невмоготу!» — выдохнул он.

По его рассказу несчастные люди в страхе и трепете встречали свою новую жизнь в условиях болот. Когда их привели на Кулай, там уже проживали старожилы, которые начинали строить поселение с самого начала его возникновения, но таких остались единицы. Рассказывали, как они строили бараки, выкорчёвывали и заготавливали лес. Зимой им приходилось доедать, привезённую с собой провизию, а потом ели павших лошадей. Как-то дотянули до весенних тёплых дней. Ну а там, в пищу пошли подрастающая молодая зелень, съедобные коренья, затем до ягод и грибов дожили.

Измученные долгой дорогой, но поистине воспрянувшие духом от возбуждения, путники не могли долго заснуть. Они, не перебивая друг друга, старались рассказать как можно больше приютившей их Матильде обо всём, что они пережили, знали и слышали от других. «Нас привезли почти на голое место, — вспоминал коренастый, исхудавший юноша, который попал на Кулай ещё подростком весной 1930 года вместе с родителями, тогда ещё была полновесная зима, лишь появлялись первые проталинки, — когда нашу семью и многих таких, как мы доставили на остров, уже наступали вечерние сумерки. Холодало быстро. Сбившись в кучу, чтобы было теплее, усталые от тяжёлого перехода, уснули. Утром, только открыв глаза, были шокированы увиденным жутким зрелищем. Недалеко от нашего стихийного ночлега сидела, запорошенная снегом, замерзшая семья — мать с детьми. До сих пор эта картина у меня перед глазами стоит». Юноша заплакал, но его никто не утешал, всем было жутко от представившейся вдруг картины. Немного успокоившись, молодой человек продолжал свой горестный рассказ: «Таких семей, где не было хозяина, поступало много. Мужчин почему — то задерживали в комендатуре, а жен с детьми отправляли на Кулай, где они, беспомощные и находили свой конец. Когда, уже со следующим этапом главу семьи отправляли на остров, то встречать его было не кому». «Но желание выжить заставляло приноравливаться к условиям существования на Кулае, при этом проявлять житейскую смекалку. Когда не было ещё землянок, спастись от холода помогали погасшие кострища, в которые и укладывались спать на ночлег, одеялом служили еловые ветки. Учились охотиться за дичью без ружей, ставили петли на зайцев, птиц, чтобы хоть как-то прокормиться», — подхватил тему третий, со шрамом на лице, кудрявый, с проседью, не по годам состарившийся мужчина, — с каждым этапом ссыльных прибавлялось. Тогда и придумали размещать раскулаченные семьи вместе с тех мест, где они раньше проживали. Каждое такое поселение объединялось и получало название района, из которого прибыла семья ссыльных. Так и возникли в болотах в Кулайской комендатуре двадцать два поселка. Это позволяло больше узнавать о заключённых от их соседей, да и следить за ними было проще».