Изнанка

Мы упали в какую-то паузу бытия и теперь обложены несвободой: я, мой Хозяин и его неточные копии. Движение прекратилось. Желания исчезли. Стремиться некуда.

Страх за Хозяина притупился — не потому, что опасности больше нет. Её нет, как ничего нет. Просто этот страх сейчас кажется совершенно тщетным. Я не могу спасти моего Хозяина. Ни сейчас, ни потом. Могу только думать о нём, обо всём. Следить за тем, как меняется реальность. Вернее, моё понимание её.

А моё понимание сути всего изменилось.

Раньше я думал: существует множество миров и все они великолепно естественны. Они развиваются сами собой и связаны важными смыслами. Может быть, так, как я и Хозяин; может быть, как-то иначе. Его тело — моя родина, которую легко любить, в которой славно быть. Я поглощал её кусочки, но и сам был её крошечным «куском». Я был не один: множество полусуществ, подобных мне и отличавшихся от меня, виделись рядом, смутно. Мы не интересовались соседями, но жили и действовали, не мешая друг другу пребывать в Хозяине. Нас всех будил и убаюкивал единый ритм, этот равномерный ток бесконечности в его трубопроводах.

И я доходил до мысли, что мой Хозяин — возможно, такая же часть чьего-то тела-мира, как и я. Может быть, наружный мир Хозяина — это существо, чью огромность мне даже не представить; а земля, вода и воздух — это слои его непомерного тела, его токи, его мякоть. И в этом таинственном существе живёт мой Хозяин и его звероподобия, их звероотличия, холмы… А у «наружного» Непомерного, внутри которого живёт мой Хозяин, есть свой, совсем Невероятный Хозяин. И у него тоже есть Хозяин…

Хозяева есть у всех, так устроены миры и миры, которые движутся нашей любовью к ним. Вот безумная, прекрасная правда, которая думалась мне сама и представала передо мной как отсвет бесконечной череды миров, пронизанных разнонаправленной любовью.

Но оказалось, что это ещё не всё. Ещё не всё.

Произошло вот что: миры, их связь перерубили существа совершенно иного типа. Хозяин не может теперь свободно существовать в Непомерном — естественные пути нарушены существами, не понимающими всеобщего закона миров. Судя по голосам, они Гиганты. Куда крупней и сильней Летучего. Их сила, может быть, и не была злой изначально. Но с нами сейчас она играет какую-то злую шутку, смысл которой не выудить из естественной бесконечности.

Зачем эти Гиги (так я решил их называть) вмешались в нашу реальность? Что эти ложные хозяева, эти самозванцы хотят от нас?

Они действуют самовольной силой, но я надеюсь на одно — на то, что эти действия не натянуты ветром, не обусловлены общим законом вещей — и здесь, возможно, остаётся лазейка для спасения. Какая-то крошечная прореха в покрове сдвинутой вперёд реальности.

Она нужна Летучему. И я её найду.

Сейчас нельзя уходить в глубь Хозяина. Нельзя есть его, терять время на собственный прокорм. Я должен быть предельно собран. Необходимо затаиться. Прислушаться к происходящему и принять его. Это поможет приспособиться к Гигам. Понять те сигналы, что они посылают друг другу. Только после этого можно будет действовать.

Я различаю шумы. Судя по ним, похитителей двое. Оба звучат громоподобно, но по-разному. Один — настойчивей, другой — как бы отступая. Скорее всего, они сейчас переговариваются о нас. Я решаю записать эти звуки, вобрать в себя. Позже, вероятно, мне удастся понять, что они значат.

Некоторые сочетания звуков повторяются чаще других: «блеать», «пох», «нах», «aye». Думаю, их быстрее всего удастся понять.

— Ничё так охота?

— Ничё, блеать. Но было и круче.

— Да ладно, блеать! Клёво отоварились.

— Давай, шевели ластами, блеать.

— Иди нах.

— Чё, ты как дед, блеать? Она ж не тяжёлая.

— Вот и неси, раз такой умный, блеать.

— Мы так не договаривались, блеать.

— Иди нах. Хочу отдохнуть.

— Какое отдохнуть, блеать? Босс уже в лавке!

— Да хоть в хуявке. У меня идея получше.

— А ты не aye? Какая, нах, идея? С какого перепугу?

— А почему у меня, блеать, не может быть идеи?

— Потому что ты лох, блеать. У тебя их отродясь не бывало.

— Ну ты и придурок, блеать!

— Ладно, не лох. Давай уже, нах, колись.

— Покурим, тогда и скажу.

— Да хрен с тобой, блеать.

(Пауза.)

— Они там ещё не передохли нах? Чё-то затихли.

— Открой, блеать, крышку и посмотри.

— Нах надо. Ещё разлетятся нах.

— Стопе, а где мобила?

— Посеял, блеать.

— Иди ты нах.

— Да кому звонить в такую рань? Ты точно бнулся.

— Пропустишь бабки. Ты, видно, хочешь всю дорогу целовать босса в зад, блеать.

— Иди нах.

— Разве тебе не нужны нормальные бабки, блеать?

— Да чё ты темнишь, чё?

— Через плечо! Есть кто-то почище, разве непонятно, блеать?

— Серьёзно? Ну и кто этот хрен почище?

— Один доктор.

— Хероктер, блеать!

— Успокойся, придурок.

— И чё он хочет? Зачем ему наши мыши? Чтобы жрать? Такой богатый, блеать?

— Ты просто кретин! Он доктор наук, между прочим.

— Чё это значит, нах?

— А то, что он учёный, нах! Приборы, исследования, блеать. Все дела.

— И каких, блеать, наук?

— А тебе не пох, если хорошие бабки?

— Да в общем пох. А чё он будет с ними делать, блеать?

— Ну ты и тугой, блеать! Ясен пень, ставить опыты.

— Сам ты тугой, б твою ать! На херопыты идут другие мыши, блеать!

— А ты почём знаешь?

— Это все знают, кроме тебя, блеать.

— И какие-растакие?

— Простые! Белые! А не летучие, нах!

— Простые — это серые, блеать.

— А мне пох. Серые или белые. Но они не летают!

— Думаешь, я чё попутал?

— Говно вопрос попутал, блеать.

— Такие белые с красными глазами, да?

— Езда! Ну да, а какие же?

— Но он сказал… в смысле этот доктор… мне показалось. Да где же карточка? Можем позвонить.

— Посеял нах?

— Заткни глотку! В той куртке оставил, блеать.

— И мобилу тоже нах?

— Мобилу на зарядке, блеать.

— Ну ты и лох.

— Сам ты лох, нах.

— И скока бабок?

— Чё скока?

— Даёт твой хероктер. За мышь.

— Сказал «не обижу».

— Ну ты и лох. Ничё конкретного, блеать.

— Иди ты нах.

— Ну ты и лох, блеать.

— Иди-ка нах.

Звуки, знаки, сигналы, речь. Когда летит, мой Хозяин разговаривает со всем существующим. Он посылает сигналы и ждёт ответов. Не таковы Гиги: они не обращают внимания на существ иного типа и их языки; они говорят лишь друг с другом и как будто стараются друг друга заглушить. Задавить. Возможно, они вообще не ждут никаких ответов. Новое мешает им. Едва ли они что-то знают о жизни моего Хозяина. Она им безразлична. Насколько я понял, они даже не хотят становиться нашими насильственными хозяевами. Но они и не уничтожают нас. И это странно.

Для чего мы им?

В условиях, в которые они поместили Хозяина и его звероголовые подобия, кажется, невозможно выжить. Никого не кормят и не дают двигаться. Что это значит? Они хотят, чтобы все умерли?

Если жестокость — свойство всех Гигов, то я уже ненавижу их.

Но, может быть, они поймали Летучих случайно и просто не знают, что с ними делать?

Я не хочу скукоживаться от ненависти. Я мысленно болтаюсь. Пока меня не пронзает догадка: они поймали нас специально и не убивают, потому что собираются передать каким-то другим существам. И что-то получить взамен. Мы — чей-то будущий корм? Они хотят чьей-то благодарности? Я чувствую смутное сходство этой версии с тем, как я питался мякотью Хозяина, оставляя в его камерах сломанные отростки, и мне становится стыдно: так себе обмен, честно говоря.

Но если догадка верна, то кому же эти Гиги должны передать нас? Кто этот Доктор?

Встреча с ним может оказаться гораздо более трудным испытанием.

Бывают ли вообще Гиганты, лишённые жестокости? Эти вопросы разрывают меня. Нет-нет, нельзя расслабляться, Хозяин должен быть начеку. Я думаю, единственная возможность вырваться возникнет при смене мучителей.

Мне кажется, Летучий уже понял это. Пока мы под контролем двух Гигов, ощупывающих воздух с помощью звукосочетаний «блеать» и «нах», мой Хозяин может экономить силы. Он спит.

Я тоже включаю энергосберегающий режим. Но что это? Какой-то сбой общего ритма. Я пытаюсь представить, что это значит. Кажется, нашу неволю вместе с двумя грубыми голосами переместили в другую быстродвижущуюся неволю. Пещеру в пещеру, логово в логово. Ритм становится рваным и частым: тело Хозяина мотается, и я вместе с ним. Ни Хозяин, ни его копии не испускают ни звука.

А наружные шумы медленно нарастают. Они очень извне. Нет, конечно, я не могу, как Летучий, определять местоположение существ, выпуская голос на свободу. У меня нет голоса. Но чему-то важному я всё же научился у него. Чувству опасности. Ощущению пространства, смешанному с быстротечностью всего. Разнотечностью.

И сейчас это пространство, в которое мы влетели и которое я не могу видеть, но всё-таки чувствую, стало разноголосо-громким. Миг — и внешнее замерло. И теперь тесное логово, предназначенное для Хозяина и его подобий, подняла и несёт грубая сила.

Громкоголосица обрушивается на нас, и очнувшийся Хозяин начинает метаться, испуская во все стороны прерывистые звуковые цепочки.

— Простите, пожалуйста, это вы продаёте рукокрылых? Что у вас в корзинке?

— А тебе какое дело?

— Уважаемый. Да погодите. Ведь я уже говорил с вашим коллегой. Делал предзаказ.

— А, так ты доктор! Коллегой, блеать! Я просто не могу!

— Я работаю в лаборатории. С вами мы не пересекались ранее. Я говорил с вашим товарищем.

— Брателло, подгреби-ка. Ты правда знаешь этого типа?

— Кажется, это тот. Доктор.

— Кажется, блеать, или тот?

— Он.

— И чё ты хочешь, доктор?

— Мне нужны две особи. Летучие мыши. Самые крупные. Покажите.

— Тише! Босс услышит. И скока дашь?

— В какой вам валюте?

— Да тише ты! Э… в зелёных.

— А ты не aye, брателло? Нах нам доллары?

— Дурак, блеать? Это ж мировая валюта. С ней ничё не будет. Чё бы ни было.

— Я могу и в долларах. Назначьте цену.

— Сначала ты.

— Триста за обе особи.

— Четыреста.

— Договорились. Пойдёмте со мной.

— Погоди-погоди. Ещё надо выбрать. Брателло, остальное сдашь боссу, да побыстрее. Чё-то они притихли там.

— А я не пойду с тобой?

— Тише! Нет. Открывай.

— Блеать! Они уже передохли!

— Молчи, кретин. Одна дышит. Как раз для доктора. Давай двести и забирай нах.

— Сначала мышь. Кладите сюда.

— Сначала зелёные!

— Да за кого вы меня принимаете? Вот, ладно.

— Клади ему мышь.

— Спасибо.

— Если чё, мы пока ещё тут, доктор.

— Спасибо. До свидания.

— Ну, бывай.

Мой Хозяин берёт удар на себя. Я защищен крепостью его нёба, которое сейчас — моё небо. А я не могу дать ему ничего, кроме клятвы не покидать, не оставлять. Почему я так часто думаю об этом?

Хозяина несут прочь от его молчаливых собратьев-копий, прочь от громкоголосых грубых Гигов, в какую-то жуть, в неизвестность. Он обо мне не знает, но я люблю его. Я — секрет Хозяина, даже от него самого. Я плаваю в секрете, который он выделяет, и стараюсь сосредоточиться на жизни. Я хочу, чтобы Летучий выжил.

Я боюсь сдвинутого вперёд мига.