Волшебное зеркало Тимеи

С безупречно, локон к локону, уложенными волосами, нежным макияжем, в длинном ярко-синем платье я спускалась по лестнице в бальный зал. Взгляд мой не был счастливым. Он был каменным. Изо всех сил я старалась подавить в себе боль, разрывающую сердце.

Сверху, со ступеней, я видела обильно накрытые столы, снующих худосочных дам, мужчин разных комплекций. От всей этой разноцветной толпы веяло чем-то ненастоящим и жутковатым.

При виде спускающейся невесты гости приподняли свои головы и дружно уставились на меня.

Неожиданно возле столика, на котором стояли бокалы с шампанским, я увидела привалившегося к стене отрешённого Ксавье.

Сердце моё ёкнуло.

«Где-то здесь должен быть и Аурунтам… — подумала я, чувствуя, как от волнения ком встаёт в горле. — Может быть, удастся проникнуть в его чемоданчик?..»

— Какая красавица! — послышался низкий раскатистый голос. — Рене, да ты счастливчик! И как только тебе удаётся влюблять в себя таких прелестных женщин?.. Но эта, пожалуй, самая красивая из них!

Мужчина говорил по-французски.

Мы во Франции, утвердилась я в своём предположении.

Хор мужских голосов загудел восторженно, женских — высокомерно и завистливо.

Я спустилась и встала по правую руку Рене. Месье Валлин был в ослепительно-белом костюме, который ещё сильнее подчёркивал желтизну его лица. Он улыбнулся и нежно посмотрел на меня.

Скоро мы станем мужем и женой… Меня передёрнуло от одной мысли об этом.

— Я рад представить вам мою Мари, будущую мадам Валлин, — гордо оповестил присутствующих Рене.

Мои ладони невольно сжались в кулаки, ногти впились в кожу.

Мари… Теперь у меня отнято и имя — последнее, что ещё оставалось от прежней жизни.

— Познакомься, дорогая, с музыкантами моего оркестра. Это первая скрипка — Поль Вергелен.

Гася горькие мысли, я обернулась к гостю.

Столь звучное имя принадлежало, увы, горбатому седовласому человечку с проницательным взглядом. Он подозрительно посмотрел на меня, затем резко отвернулся и ткнул в рот вилку с кусочком сельди.

«Никаких манер», — подумала я.

— А это концертмейстер группы альтов — Даная Фиориди.

Внешность Данаи тоже оказалась далека от совершенства — она была довольно молода, но одета безвкусно и даже вульгарно. Глаза её были жирно подведены чёрным, и определённо дама пребывала в плену у порока пьянства. Она хлебала коньяк «Riply’s day» в огромных дозах.

Имена музыкантов были итальянскими, греческими, французскими, внешность различалась от жгучих брюнеток и брюнетов до бледных белобровых блондинов и блондинок, и мне так и не удалось понять, какая нация преобладает в оркестре.

Гости шумели, восторгались, ели, пили, произносили тосты за нашу предстоящую помолвку — а я приглядывалась к ним. Вглядывалась в каждого, пытаясь определить, кто из них смог бы стать мне в будущем… другом?.. Нет, не другом. Возможных друзей среди этой компании быть не могло. Сообщником — вот верное слово. Быть тем, кого я могла бы подкупить, заинтересовать, даже соблазнить, чтобы вырваться из своей тюрьмы. Кому я могла бы доверять. Прислушиваясь к обрывкам разговоров, я пыталась составить впечатление о каждом. Поль Вергелен был, определённо, неглуп. Он рассуждал о музыке и высказывал неординарную точку зрения на многие понятия. Подведённые глаза Данаи быстро скосились к носу, язык стал заплетаться, и я поняла, что ей довериться было бы опасно. Пара трубачей — Дантон и Яков — показались мне беспечными и легкомысленными ребятами. Они наперебой дудели друг другу в ухо и ржали, как молодые жеребцы. Я разглядывала опьянённые жующие лица, танцующие фигуры, потом они слились в безликую шумящую толпу. Уверенность в том, что замок находится во Франции, серьёзно поколебалась, так как часть гостей говорила по-испански. Проскочило и несколько немецких фраз… Но, увы, никто не говорил на моём родном языке…

— Милочка! — вдруг послышалось над ухом русское слово.

Я вздрогнула.

Передо мной стояла крикливо одетая женщина средних, а вернее сказать, неопределённых лет. Скорее всего, она тоже была из «богемы», хотя среди представленных мне музыкантов её не оказалось.

— Я художница, — шепнула она, словно это был секрет. — Меня зовут Роза.

Моё внимание приковал парик на её голове. Если бы мне иметь парик…

Мысли завертелись, как шестерёнки часового механизма.

— Рене так мил, так очарователен! — защебетала Роза. — Говорят, что с музыкантами он строг, но ведь так и положено! Зато в компании ему нет равных. И как он смотрит на вас! А вот мой муж совершенно не понимает меня! — пожаловалась она.

Подхватив Розу под руку, я незаметно увлекла её на балкон.

— Не понимает? Как это, должно быть, обидно… — посочувствовала я, осторожно разглядывая парик. Короткое чёрное «каре».

— Говорят, женщина должна часто менять свой образ, — вещала Роза, прикладываясь к бутылке мадеры, — но куда уж чаще? Одних париков у меня — целых триста штук! Когда я езжу в…

В самый разгар интересного разговора на мои плечи опустились костлявые руки.

— Спой нам, дорогая! — За спиной стоял Рене. — Мои музыканты будут аккомпанировать.

Я обернулась и увидела, что оркестранты уже расселись по своим местам на маленьком подиуме в углу залы, а остальные гости заняли небольшие уютные креслица напротив.

Триста париков! С Розой непременно нужно подружиться.

— Милая Роза! — лицемерно промолвила я. — Я несказанно рада знакомству с вами! Пожалуйста, займите вон то мягкое кресло, а чуть позже я буду счастлива продолжить нашу беседу.

Роза просияла.

— С удовольствием послушаю ваше пение! — улыбнулась она.

Подойдя к сцене, я с изумлением обнаружила, что от лоснящихся лиц, вульгарных манер не осталось и следа. Музыканты сидели строго и с достоинством. Это были те же самые люди, но… совершенно другие! Даже Даная казалась трезвее любого завзятого трезвенника. Взгляд её был чист и светел, глаза бездонны и ясны.

«Как всё это необъяснимо и странно…» — подумала я.

— Ария Дидоны из оперы Кристофа Виллибальда Глюка «Дидона и Эней», — объявил Рене своим несмазанным голосом.

И я запела. Нежный, словно сотканный из шёлка или вылитый из прозрачного хрусталя, голос вознёсся под своды старинного замка.

Все замерли.

На середине пения я заметила, как Роза встала со своего кресла, поправила парик и поспешно вышла из залы. Сердце моё оборвалось.

Ария кончилась, послышались громкие восклицания, гости повскакивали со своих мест и кинулись обнимать меня.

Я натянуто улыбалась, говорила что-то по-испански и французски, то и дело поглядывая на опустевшее место Розы.

Сейчас она «припудрит нос» и вернётся.

Но она не вернулась.