Крысы в сапогах

Уже вечерело, и над Далинградом повис серебряный месяц, окутывая улицы бледным светом. Редкие фонари в нижнем городе мерцали тускло и пугливо, будто бы сами боялись прихода ночи. Та городская вонь, что днем не чувствовалась, с приходом сумерек стала отчетливее и резче. А, может быть, это плохое настроение Лейта усилило его обоняние.

Юноша совсем по-стариковски курил трубку, двигаясь вдоль ветхих улочек и мрачных домов. Аромат яблочного табака немного приглушал запахи мочи, гнилого мусора и невидимого напряжения. Вшивый Грен ушел за Грань, а Лейт использовал его уход, собрав на этом немалые деньги. Совесть теребила душу, дергая за молодые струны мальчишеского сердца.

Затянувшись глубже, Лейт хлопнул себя по лбу.

«Соберись, размазня! Не время горевать. Грен сам выбрал свою судьбу. Моей вины в его гибели нет!» — Утешал себя юноша, подходя к ветхому, полуразвалившемуся дому на окраине города.

«Теперь его отец сможет открыть мастерскую или торговую лавку. Вырученных денег хватит и на переезд в другую страну.» — Думал Лейт, покачивая в ладони туго набитый кошелек с золотыми кронами. В этот кошелек он положил и свою долю — так ему было спокойнее.

«В нашем ремесле…» — Говаривал папа Эгрон. — «Совесть — плохой советчик. Чем раньше твое сердце очерствеет, тем будет лучше для тебя и для дела. Именно поэтому тебе необходимы жестокие уроки жизни. Твои книги тебя делают мягким, словно тесто. Тяжелая и непростая жизнь. Вот что закаляет истинного Романтика. Вот что дает вору истинный взгляд на вещи.»

Вспоминая слова наставника и опекуна, Лейт неожиданно понял, почему именно ему досталась роль посыльного к отцу Грена. Эгрон снова испытывал его. Давал ему очередной жестокий урок.

— Долго на крыльце топтаться будешь? — Дверь развалины открылась и на пороге появился отец Вшивого.

Лейт и не заметил, как уже давно пришел на условленное место и задумчиво курил трубку, нервно царапая ногтем деревянные перила крыльца.

— Ох, прошу прощения. Меня зовут Лейтерри, для друзей и удобства — просто Лейт. — Спохватился Юноша, протягивая руку хозяину дома.

Старик проигнорировал приветствие Лейта, лишь жутко ухмыльнулся показав желтые редкие зубы.

— Ты уж прости, но руки ночному сброду я не жму. То, что мой сын уже мертв — я в курсе. Он не был паинькой. Говори, зачем пришел.

Лейт опустил взгляд, аккуратно вытряхнул прогоревший табак из трубки и проглотил оскорбление.

— «Романтики» шлют вам привет. Грен пользовался определенным авторитетом в нашей шайке. Поэтому его доля — ваша. В общаг она не пойдет. — Юноша протянул кошелек хозяину дома. — Здесь сполна хватит на новую жизнь.

— Пользовался авторитетом, говоришь?! — Взвешивая в руке кошелек, мрачно буркнул мужчина. — Новая жизнь, говоришь?! А ты хоть знаешь, каким он был, покуда не попал в вашу банду?!

Старик гневно схватил рукой Лейта за подбородок и посмотрел ему в глаза. — Проклятый двоедушник! Вы — зараза на теле этого города! Сколько матерей и отцов не дождались своих чад из-за вашего ремесла!

Лейт не ожидал такого поворота событий, поэтому лишь ощутил тяжелый хлопок по переносице и полетел кубарем с крыльца… Монеты покатились по ступеням, глухо стукаясь о деревянный настил. Старик врезал ему от души. В глазах все плыло и двоилось.

— Не нужны мне ваши кровавые деньги! Вы забрали у меня сына! А теперь он мертв! Моя жена ушла за Грань пару дней назад, как узнала, что наш Гренушка порезалчеловека! Сердце не выдержало…Что б вас всех! — Хозяин дома медленно спускался по ступеням к Лейту. — Знаешь, что меня утешит сейчас, проклятый выродок?! Кровь кого-то из вас будет лучшим подношением богам, чем грязные деньги!

Лейт нашел в себе силы встать. Его шатало и штормило, в глазах по — прежнему все плыло.

— Я не убивал вашего сына. Он сам сделал свой выбор. — Хрипло сказал юноша, сплевывая на землю сгусток крови. — Мы насильно его не забирали у вас! Я — не причём.

Сам Лейт в своих словах не чувствовал истины. Он почему-то продолжал себя считать причастным к гибели Грена.

— А ты сам-то в этом уверен, малец?! Сколько тебе весен? Шестнадцать? Семнадцать? Неужели в твоем сердце нет ни капли жалости? Неужели, тебя по жизни ведет только алчность?

Старик, тяжело ступая по деревянным ступеням крыльца, медленно спускался к Лейту. Лицо его было испещрено глубокими морщинами, а в зеленных глазах таилось такое отчаяние, что долго смотреть в них было невыносимо.

— Я сочувствую вам…Насколько могу. Бейте меня, сколько хотите. Я не дам сдачи. Грен сам выбрал свою жизнь, а я вот такого выбора не имел.

Старик уже подошел вплотную к Лейту и схватил того за грудки. По морщинистым щекам старика катились слезы, от него пахло старостью, алкоголем и отчаянием.

— Сам выбрал, говоришь!? — Безумно вопрошал бездетный отец, трясся за грудки Лейта, как безвольную куклу. — А ты, якобы не выбирал этот путь, щенок?!

— Нет. — Шепотом ответил Юноша. — У меня не было отца и матери, чтобы наставили на путь истинный. Я — сирота. А вот у Грена был ты!!!

Старик уже хотел снова ударить незваного гостя, как вдруг замер и бессильно повис на груди у Лейта…

— Сир-рр-оотааа…Это я в-виноват… Это я в-виноват… — Навзрыд прохрипел старик и тихо заплакал…

— Простите, если сможете. — Лейт отстранился от старика, ощутив как к горлу подступает предательский комок. — Простите…Меня.

— Проваливай, малец! Оставь меня в покое. И никогда, слышишь, никогда здесь больше не появляйся! — Мертвым голосом человека, потерявшего всё в этой жизни, прокричал старик и оттолкнул Лейта в ночь.

Юноша тоже заплакал и кинулся бежать подальше от полуразвалившегося дома, безумного старика и от самого себя. По лицу у него расплывался пунцовый синяк, но единственное, что его беспокоило, так это звучащие позади безумные слова: «Это я виноват… Это я виноват…».

***

— Лейтерри… Мальчик мой. И кто тебя так отделал? — Взволновано спросила Агера, прикладывая колотый лед к скуле юноши.

— Один несчастный старик, учитель. — Угрюмо щурясь от холода, ответил Лейт, вспоминая недавние события.

Они находились на чердаке борделя в маленькой комнате Лейта. Тут не было ничего лишнего. Узкая кровать, полусгнивший сундук из березы, да одинокая вешалка для плащей, притаившаяся за дверью. Старый книжный шкаф, словно бездомный калека, перекошенный и грязный, был единственным украшением посреди этого царства аскетизма. Книги в цветастых обложках уже не помещались в нем, поэтому Лейт клал их поверх шкафа, а тот стоически выдерживал эту ношу. Книги — вот единственное сокровище, что украшало дом Лейта.

— Ты дрался со стариком? Да еще и с несчастным? Это низко, Лейт.

— Не совсем так. Я не давал сдачи. Старался все уладить… Кхм… Дипломатично. Как ты меня и учила.

Агера беззлобно усмехнулась.

— Вижу, ты преуспел, мальчик, раз отделался только синяком на пол лица.

— Дипломатия — сложная наука. — Угрюмо бросил Лейт, надеясь, что этот разговор скоро закончится. Думать о Вшивом Грене и его несчастном отце совсем не хотелось.

— Кстати, о науках… — Агера лениво поправила очки на переносице. — Завтра утром очередное занятие. Не проспи.

— Зачем вору вроде меня науки, Агера? — Строптиво вскинулся Лейт. — Я уже смирился со своим ремеслом, и у меня неплохо получается.

Агера ехидно засмеялась.

— Так неплохо, что я вынуждена прикладывать лед к твоей скуле?

Лейт выхватил из рук у наставницы кусок льда и насупился.

— Я и сам могу о себе позаботиться. Мне не десять лет.

— Не твое это, Лейт. — Агера обезоруживающе улыбнулась и обняла ученика за плечи. — Ты слишком милый и добрый, чтобы обманывать людей.

От Агеры всегда приятно пахло корицей, можжевельником и цитрусом. Этот запах напоминал Лейту летнее тепло речного бриза. В детстве он пару раз бывал на Линте — гигантской реке, чье русло растянулось недалеко от Далинграда. И те впечатления, и тот запах он до сих пор хранил в своем сердце. От наставницы пахло заботой и семьей, которой он был лишен с рождения.

Поддавшись неожиданному порыву, он в ответ обнял наставницу и ощутил прикосновение ее огненных волос на своей щеке.

— Это неправда… Тот старик, что врезал мне сегодня, сильно страдал из-за меня. Не такой уж я и добрый.

Агера ласково поцеловала юношу в лоб и посмотрела ему в глаза.

— Разве у тебя были злые мотивы?

— Нет.

— Ты действовал по своей воле? Без приказа Эгрона?

— Нет.

— Значит, добрый.

— Все равно, не стать мне пастоком, Агера. Я люблю истории о прошлом, сказания о героях древности, но алхимические талмуды не для меня. Мне это не интересно. К тому же долю от сегодняшнего чёса я должен отнести дяде Эгрону, иначе он рассвирепеет и пошлёт меня на какое-нибудь дурацкое задание… Ты его знаешь.

Конец ознакомительного фрагмента.