Все – в одном. Книга основана на реальных событиях, но не имеет с ними ничего общего

— Сабыр одевайся, поехали! — сказал высокий статный юноша, обладавший богатырской силой. Он часто участвовал в различных спорах и соревнованиях среди своих друзей и зачастую выходил победителем. Споры порой бывали курьезные: свалить лошадь, ухватившись за ее хвост; сломать берцовую кость коровы или лошади кулаком: для этого укладывали ее на большое полено и обмотав руку тряпками, ломали одним резким ударом. Но, в основном, конечно борьба и велоспорт. Кроме того, Сатыбай, несмотря на свой юный возраст, был знатный охотник. В общем развлекался как мог. Оно и понятно, среди семерых братьев он был младшим, и ему многое было дозволено, хотя хулиганом его тоже нельзя было назвать.

— Саке, ты что? Солнце еще не встало! Куда ехать? — возмутился Сабыр

— Бери велосипед, надо в город съездить. К моей учительнице…

— Что?! До города пятьдесят километров! Какой велосипед? Давай договоримся с Кабаром. Он все равно туда после обеда собирается. Поедем на грузовике

— Ты мне друг? — нарочито грозно спросил молодой человек.

— Да, но…

— Вот и поехали. Заодно аркан возьми.

— Зачем?

— Так, на всякий случай.

Сабыр ехал, проклиная все на свете. В животе урчало, хотелось пить, ноги болели. В конце концов он сдался:

— Все! Я дальше не поеду! Привал!

— Не стоит останавливаться, потом будет хуже.

— И что? Ты меня побьешь?

— Нет, просто расслабишься, ехать станет тяжелее.

— Ну почему ты не взял кого-нибудь из своих велосипедистов? И мне легче, и тебе проблем меньше…

— Да потому, что ты высокий, даже выше меня и красивый…

— Конечно лестно — но при чем здесь это?!?

— Приедем — узнаешь. Давай сюда аркан.

Взяв аркан, молодой человек связал велосипеды между собой — теперь он мог тащить на буксире своего друга. Приехав в город, он освободил велосипеды от веревки. Они приехали на какую-то маленькую улочку и Сатыбай стал кататься по ней туда-сюда.

— Тебе что, заняться нечем? Мы в такую даль ехали, чтоб ты мог поездить по этой улице, что ли? — полулежа на небольшой лужайке, спросил Сабыр.

— Да нет же, ты ничего не понимаешь! Сейчас нас увидят и может пригласят попить чаю…

— Что-о-о?! — задыхаясь от негодования, произнес Сабыр. Он готов был убить своего товарища, — попить чаю?!? Да я с голоду умираю! Да я сейчас, да я сейчас…

— Слушай, я тебя прошу, если нас пригласят — чашка чая и ничего больше, а на обратном пути мы заедем в столовую, я тебя покормлю. Честное слово!

— А, Сатыбай! Добрый день! Заходи в гости и друга заводи, — прервала их спор статная женщина с гордой осанкой.

— Ой, здравствуйте! А я и не заметил, как мы оказались на вашей улице. Сейчас зайдем!

— Мы что?… Не заметили, как проехали пятьдесят километров? Я тебя сейчас прибью! — прошипел Сабыр.

— Потерпи немного, потом я тебе все объясню.

Они зашли в дом, Сабыржан увидел девушку, которая недовольно хмыкнула и скрылась в соседней комнате.

— Саке¹³, я, кажется, догадался, зачем мы здесь, — прошептал молодой человек.

— Помолчи, — почти прохрипел утративший всю свою храбрость герой, ему казалось, что он даже стал ниже ростом

Они прошли на небольшую, аккуратную кухню. Долго беседовал учитель с учеником, а Сабыр изо всех сил пытался растянуть чашку чая на весь разговор. Да и ещё эта девушка сидела прямо напротив него и разглядывала его своим надменным, насмешливым взглядом. Он машинально потянулся к печенью, но его остановил резкий, тяжелый взгляд товарища. Рука дернулась от вазочки.

— Что случилось? — участливо спросила собеседница его друга.

— А-а-а… у меня судорога, мы просто долго катались, я не привык к таким нагрузкам, — произнес он, бросая полный укоризны взгляд на своего инквизитора.

На обратном пути они зашли в столовую. Один шел так, будто его придавило каменной плитой, второй практически летел, чувствуя, что у него выросли крылья…

— Послушай, Саке, что-то расхотелось мне есть, после такой прогулки хочется упасть и не вставать…

— А ты не расслабляйся, — задумчиво произнес юноша

— Знаю-знаю, потом тяжело будет ехать, — кряхтя и еле передвигая ноги, ответил Сабыр.

— Да нет. Просто завтра опять сюда приедем, — спокойно произнес Сатыбай.

— Да ты!!! Да ты… знаешь, что?!

О том, что было дальше, история умалчивает. Но очень часто, практически каждый день, жители города могли наблюдать двух странных велосипедистов. Один из них сыпал проклятья на голову другого. А проклинаемый, несмотря на то, что как минимум небо просто обязано его раздавить, и он должен испытать все десять казней египетских, имел весьма довольный и счастливый вид…

После прогулки уставшая Нурбике пришла домой, собираясь готовиться к сессии. Тут мать позвала своего ученика и пришлось пить с ними чай. Тот, который пониже, был странный парень с дороги, второй все сидел и никак не мог расстаться с чашкой — было такое ощущение, будто его пальцы прилипли к ней. Он всю дорогу сопел и не разговаривал, а его друг оказался не таким уж и странным. По разговору чувствовался острый ум и веселый характер. Два друга стали частыми гостями в доме. Сабыр больше не сопел и пальцы его не прилипали к кесешке³⁶. Нурбике удивляло: вроде такие большие, а едят очень мало, самые худосочные парни с ее потока и то ели больше…

Познакомившись поближе, Нурбике пригласила, по настоянию мамы, Сатыбая на прогулку со своими друзьями — они ходили в поход на озерцо. Купались, играли. Ребята с курса пытались бороться с новым товарищем. Надя, как звали ее подруги, смотрела, как они дурачатся и вспоминала: отец в один солнечный день, когда ей исполнилось двенадцать лет, повел ее на ярмарку: там играла музыка, шла бойкая торговля — торговали всем подряд. Гуляли долго, он угощал ее сладкими петушками на палочке, из жареного сахара. Наконец подошли к группе людей, которые столпились вокруг импровизированного ринга. Ринг представлял собой натянутые белые ленты, образовывавшие квадрат. В центр выходили мужчины, раздетые по пояс и в масках. Один был в красной, второй в черной. Победитель снимал маску и подняв руки над головой, проходил по краю площадки, а проигравший покидал ринг — вместо него приходил другой борец. Пока они смотрели, все время побеждал борец в красной маске — никто не мог его одолеть, и Нурбике запомнила его лицо. У него был красивый кавказский профиль, большой нос, шикарные черные глаза, которым позавидовала бы любая девушка и аккуратная борода с усами. Сатыбай, бросая раз за разом ее товарищей через бедро и укладывая их на лопатки, напомнил ей того борца, только без бороды, усов и большого носа. Вечером она вышла на берег и стояла, смотря на заход солнца. К ней тихо подошел Сатыбай, накинул на ее плечи свой пиджак и обнял, осторожно поцеловав в затылок. Девушка не шелохнулась, словно не заметила, и теперь ее совсем не злили шутки подруг.

Однажды Сатыбай приехал к Нурбике и сообщил:

— Родители нашли мне девушку, хотят, чтоб я на ней женился…

Нурбике почувствовала, как к лицу прилила кровь. Злость накрыла ее с головой:

— Ну так иди и женись!!! — не дала продолжить девушка.

— Иди, зачем пришел сюда?!?

— Дай договорить. Я не собираюсь этого…

— Иди к своей девке, желаю вам счастья! — и залепила пощечину.

— Ах, так! Ну и пойду, и женюсь! — произнес юноша.

Горячая голова плохой советчик. Он действительно женился на девушке, которую не то что не любил, но даже никогда не видел. Прожили они недолго. Сатыбай внимательно следил за судьбой своей возлюбленной и когда узнал, что она получила направление на предприятие со страшным названием «Гинзолото», сильно занервничал. Он приложил много усилий, чтобы узнать, где находится это предприятие. Никто ничего не знал или не хотел говорить. Наконец, почти шепотом, ему сообщили завод находится в Иркутске. Сердце практически остановилось, тянуть дальше было нельзя. Он развелся и сделал предложение той, которую действительно любил. Она, для приличия, подумала некоторое время, решив его помучить. Пока дева думу думала, молодой человек извелся сам и извел всех родных, родители вообще боялись попадаться ему на глаза. Каждый день он дежурил у ворот ее дома. Девушка же, хмыкнув, проходила мимо, не говоря ни слова. В последний момент, когда он уже готов был пойти на крайние меры, согласие было получено. Свадьбу справили шикарно, вино и водка лились рекой — на двадцать человек было аж две бутылки водки и три бутылки вина, на столе стояли бутерброды с колбасой — невиданная роскошь по тем временам. Нурбике переехала в дом мужа, там их встретила маленькая сухая старушка с палочкой, которая тем не менее передвигалась достаточно быстро и никогда не сидела на одном месте. Это была мать Сатыбая. Девушка тяжело адаптировалась к новой обстановке. Она привыкла жить в городе в общежитии, даже к родной матери приезжала не часто. Когда сели обедать, свекровь подвинула чашку с маслом сыну, он в свою очередь подал ее жене. Нурбике психанула, встала из-за стола и пошла к себе в комнату.

— Сынок, поговори с ней, узнай, что случилось, — попросил Хасен.

— Хорошо, пап, — ответил Сатыбай.

Пройдя в комнату, он спросил:

— Что случилось? Ты почему ушла?

— Мне не понятны эти церемонии: зачем постоянно передвигать чашку туда-сюда? Что за выходки?

— Это не выходки! Это элементарное выказывание уважения и заботы! А то, что ты встала из-за стола — вот это выходки! — Сорвался на крик мужчина.

Все закончилось ссорой. Откуда девушке, которая фактически ушла из дома в четырнадцать лет, знать тонкости семейной жизни. И это был не единственный конфуз. Как-то раз собрались гости. Накрыв на стол и посидев за ним некоторое время, невестка покинула его, удалившись к себе, — решив, что главное сделано и теперь она может пойти отдохнуть. Гости переглянулись. Когда они разошлись, снова разгорелся вселенского масштаба скандал. Неизвестно, чем бы все закончилось, но молодой семье помогло государство: на работе мужа выделили дом, куда они и переехали.

Началась война. Сатыбай пошел в военкомат, но ему объяснили: работа на таком объекте, как железная дорога, является более важной, чем еще один неопытный солдат, и отправили домой.

Нурбике пыталась заниматься домашним хозяйством, к ним переехала Галина — ее дальняя родственница. Муж на работе получал спецпаек — она не знала, что с ним делать. Там были американские консервы, сухофрукты, варенье, мешками крупы, мука и т. п. На двоих слишком много, большую часть раздавали соседям. К тому же молодая хозяйка, в отличии от своей матери, не умела готовить — привыкла питаться в столовой. Чтоб приготовить то или иное блюдо, бегала к соседкам и молча смотрела, что да как. Показательным является случай: когда был приготовлен суп, дождалась мужа, накрыла на стол. Он стал есть и хвалить хозяйку, говорил, что все очень вкусно. Она присоединилась к трапезе, зачерпнула ложкой и отправила в рот. Но не смогла проглотить — еда была невероятно соленой! К чести супруга — нужно отметить это его качество — он никогда, ни разу за всю свою жизнь не критиковал еду, которую готовила любимая. Постепенно быт наладился, жена научилась более-менее сносно вести хозяйство. Ближе к зиме им выделили уголь и дрова. Проблема была в том, что ни Сатыбай — младший сын в семье, ни она — единственная избалованная дочь, не умели разжигать угольную печь. Они сложили уголь в печь, сверху накидали дров взяли спички и долго крутились около печи. Дрова сгорали, а уголь никак не хотел разгораться…

Нургазы в память о своем отчиме, который приютил их с матерью, когда ему было всего десять месяцев и воспитал как своего родного сына, взял фамилию Касабулатов. Он выучился на сапожника, устроился на фабрику и стал отличным мастером. Люди прослышав о хорошем сапожнике, приходили к нему, шили обувь на заказ. Заказы приходилось делать на дому, после работы, и это приносило неплохие деньги. Иногда, когда у заказчиков не было наличности, они могли расплатиться продуктами: мясом, мукой, маслом или чем-нибудь еще. Женился на девушке по имени Макфуза, татарке, приехавшей сюда с семьей из Башкирии. У них родились четыре ребенка: две дочери — Марзия и Амангайша, и два сына — Бахтияр и Мухамедсадык. Правда, отец хотел назвать сына Сакубай, но Макфуза, когда шла получать метрику, проходила мимо мечети, и в этот момент из нее послышалось пение азана¹⁴. Решив, что это знак, назвала его Мухамедсадык. Естественно разгорелся страшный скандал. Отец стал называть сына Сакубай. Когда Сакубаю исполнилось шесть лет, Нургазы ушел на войну. Вскоре вернулся, поскольку его ранило и оторвало три пальца. Вернувшись с фронта, устроился на свою старую работу. Макфуза вдруг стала закатывать скандалы, до нее доходили слухи о его изменах, Нургазы сначала отшучивался, потом стал объяснять, что ничего подобного не было. Жена же, видя, что мужчин не хватает, охотно верила рассказам «доброжелательниц». Дошло до того, что она стала приходить к нему на работу, дабы проконтролировать его, расспрашивала коллег о том, что он делает, куда ходит. Не выдержав такой обстановки, Нургазы попросился на передовую. Ему отказали, но на следующий день пошел еще раз, потом еще, и еще, и еще. В конце концов, добился отправки на фронт, и вскоре погиб. Его похоронили в братской могиле около села Куракинское, под Орлом. Макфуза, чувствуя свою вину перед мужем, стала называть Мухамедсадыка Сакубай. После ухода Нургазы жизнь стала невероятно тяжелой, еды катастрофически не хватало. Матери, чтобы прокормить детей, пришлось по ночам, тайком, ходить на поле с пшеницей, за десять километров и собирать колоски. Хорошо, если удавалось насобирать одну-две горсти пшеницы. Придя домой, поджарив зерна на сковороде, раскидывала их по шубе из овчины. Дети кидались к ней, собирали по зернышку и закидывали в рот. Так она пыталась сохранить их желудки от резкого переедания. Ни одна ночь в то время не прошла без слез. Она кляла себя за свое отношение к Нургазы, которое вынудило его уйти. Каждый день она думала о том, что пусть бы он был рядом, ведь ничего из того, что о нем говорили, так и не подтвердилось. Да даже если бы это было правдой — знай она тогда, как повернется дело, она бы окружила его заботой и лаской, она бы стала самой любящей женой, она бы… Но было слишком поздно. Помощь пришла, откуда ее никто не ждал. Сакубай оказался очень смышленым мальчиком, и, пойдя в школу, стал заниматься «коммерцией». Коммерческая деятельность заключалась в том, что он делал домашние задания детям, из более-менее зажиточных семей, а они, в свою очередь, отдавали ему свои обеды: кто яйцо, кто бутерброды, кто куриную ножку. Вечером, придя домой, отдавал все это маме. Она же, в свою очередь, разделив гостинцы на равные порции, отдавала детям. Пока они ели, мать смотрела на них из другой комнаты и потихоньку плакала.

В военкомате Ахметкали собирались отправить на летные курсы. Но узнав, что придется учиться шесть месяцев, он добился перевода в пехоту — боялся, что не успеет повоевать. Тогда он не знал — это начало самой кровавой войны в истории…

Сначала приехали в Алма-Ату, там чего-то ждали, потом поехали дальше. По дороге были ссоры, заводились знакомства, молодые люди легко относились к своему положению — они были уверены, что быстро и играючи одолеют противника. Многие из них — охотники, участники соревнований по стрельбе. Приехав на передовую, сразу же получили команду атаковать и захватить вражеские укрепления. Он помнит — как бежали, как кричали: «ураа!!!», как увидел полусидящего в окопе немецкого солдата, у которого, по всей видимости, закончились патроны. Ему подумалось тогда: совсем молодой, на вид младше меня. Он навел на него свое оружие, солдатик прикрыл лицо руками. Пальцы не слушались — указательный трясся, словно в лихорадке, остальные сжали оружие так, что казалось еще чуть — чуть и приклад и все остальное разлетится в щепки. Не смог нажать на курок — стрелять в человека совсем не то, что стрелять в дичь. Пауза затянулась. Светловолосый парень усилием воли оторвал руки от лица и взглянул в глаза врагу, который должен был его убить, сердце рвалось из груди, руки и ноги тряслись. Как ни пытался он унять дрожь, она его не покидала. Все это длилось секунд десять — пятнадцать, но обоим эти секунды показались вечностью. И тут советский солдат не выдержал, кивнул: мол, беги — я тебя не трону. Немец не стал медлить и побежал, догоняя отступивших товарищей. Ахметкали спрыгнул в окоп, ноги подкосились, его состояние было ничуть не лучше, чем у отпущенного. Было такое ощущение, будто он постарел лет на сорок, и не потому что шел в атаку, а из-за того, что едва не убил человека.

— Я все видел, — услышал он над головой.

— А-а-а, Саня. Ну, так доложи куда следует.

— Не доложу, я сам не смог выстрелить. Оказывается, стрелять в человека не так просто, а я думал, вернусь домой героем…

— Не переживай, будет еще шанс.

— Слушай, тут такая грязь, а сапоги у них начищены до блеска. А посмотри на того, — кивнул он в сторону, — этот вообще, видимо, на кухне работал. Смотри, даже фартук снять не успел — он у него прямо белоснежный. Тебе это не кажется странным?

— Ну… — он не успел ответить

Тут они услышали крик:

— Танки по правому флангу!!!

Ахметкали почувствовал удар, как будто стукнули подушкой, все вокруг потемнело. Послышался паровозный гудок. Он гудел так громко, словно хотел просверлить мозг. К горлу подкатила тошнота. Открыв глаза, увидел Саню и своих товарищей. Все сидели либо лежали на земле. Без оружия.

— Где мы, Саня?

— Где-где? В плену!

— Как же так? А остальные куда подевались?

— Половина погибла, часть из оставшихся в живых здесь, другие отступили…

— Долго мы здесь?

— Не знаю, наверное, часа три.

Тут к ним шепотом обратился один из пленников:

— По команде лейтенанта бросаемся на ближайших «Гансов», забираем оружие, которое сможем и бежим в лес. Там скроемся. Все поняли?

— Да, — так же вполголоса ответили они.

— Хорошо, они еще документы не успели забрать, — пробормотал Санек.

Команда прозвучала громко, как пушечный выстрел — возможно, так показалось из-за контузии. Началась суматоха, завязалась потасовка. Обезоружив часть конвоиров, бросились в лес. Почти у самого леса Александра ранили. Товарищ оттащил его в чащу, прошли еще примерно пятьсот метров. Там сделали привал, в полной уверенности, что солдаты побоятся войти в лес. Разорвав нижнее белье, стали перевязывать раны. Но за ними была организована погоня. Фрицы шли шеренгой. Поскольку бежать не было возможности, они попытались спрятаться в кустах, за упавшим деревом. Солдаты приближались, Ахметкали сжал в руках пистолет и направил в сторону приближающегося врага. Шеренга шла бесконечно долго, наконец приблизилась почти вплотную. Стрелять значило погибнуть, поэтому надеясь на то, что их не заметят, парни не стреляли, ждали до последнего. Тут приятелей заметил солдат, замешкался. Узнал того, кто пощадил его утром. Приложив палец к губам, дал знак не шевелиться. Ему что-то кричали, он ответил потирая ногу так, будто она у него болела. Отряд прошел дальше. Когда он отошел на достаточное расстояние, новый друг кинул беглецам небольшой сверток, помахал рукой, улыбнулся и побежал догонять своих.

— Я не понял, что это было? Я, кроме слова Питер, ничего не понял. Видимо, его так зовут.

— Ну этот тот, которого я утром…

— Понятно. Хорошо, что ты его не того, не прибил — иначе нам бы несдобровать. Что там в свертке?

— Сейчас посмотрим. Вот папиросы, немного хлеба, спички. Наверное, это его паек.

— Ну что же, спасибо ему. Он сильно рисковал.

— Да, рисковал. Давай поищем, где схорониться, отдохнем, потом двинем к нашим. Друзья дождались ночи и стали продвигаться к своим. Когда пришли к окопам, там никого не оказалось. Углубившись в лес, пошли дальше. Под утро услышали русскую речь, пошли на голоса, предвкушая отдых. На поляне кто-то отдавал приказы.

— Подожди, у меня плохое предчувствие, — остановил друга Саня.

— Я разведаю и вернусь, а ты пока отдохни. Раненый закрыл глаза. Вот они с отцом работают в поле. Санек еще совсем маленький, тут появляется старшая сестра с кастрюлей в руках, что-то говорит, но ничего не понятно. Она сердится, подходит вплотную и начинает колотить возле уха по кастрюле поварешкой и так громко, словно гром гремит. Он не помнил, сколько спал — его разбудили выстрелы. Прибежал бледный приятель.

— Пошли дальше, здесь нельзя оставаться, найдем свой отряд.

— Что там случилось? На тебе лица нет!

— Они их расстреляли.

— Кого?

— Всех, кто с нами бежал. — Ахметкали почувствовал себя, как на той горе, с которой его сталкивали и точно так же хотелось плакать. И уже про себя подумал. — Надо идти, а куда?

— Немцы?

— Нет, наши. В нашей форме были. Приговор звучал примерно так: за трусость и измену родине…

— Бред! Какая измена?

Делать нечего, решили передвигаться ночью, в ту же сторону что и раньше. На третий день пути, уставшие и голодные, они увидели разрушенную деревню.

— Сейчас бы пожрать, у меня уже сил нет, — произнес Александр, — только здесь ничего не найдем.

— Почему ты так решил?

— Ну, так деревня же разрушена.

— Помнишь сказку, как в голодное время старик заставил намолотить солому с крыши?

— Некогда мне было сказки слушать. Я отцу в поле помогал, про что там?

— Мама мне ее рассказывала, когда учила читать и писать. Потом расскажу. — он вспомнил мать и слезы стали наворачиваться на глаза. Снова, как и всегда в тяжелые моменты, вспомнил наставления матери — мужчины не плачут. Он бы многое отдал, лишь бы еще раз увидеть ее, сейчас особенно сильно хотелось этого…

К деревне пробирались очень осторожно, всматриваясь в темноту и ожидая нападения в любую минуту. Пошарившись около руин домов, нашли половинку вил без черенка, дырявое ведро и ржавый нож без ручки. Потом пошли на место, где раньше были огороды, стали копать. Копали долго, но это стоило того. Перекопав два-три участка, накопали штук десять картофелин.

— Все! Я больше не могу. Пошли обратно в лес, — наконец сдался Ахметкали, — этого нам на некоторое время хватит.

— Зачем в лес? Вон смотри, подвальчик вроде еще цел. Давай там спать будем, все теплее, чем на улице.

— Мы можем там костерок развести, запечь картошку, чтобы нас не заметили, но потом надо идти в лес. Здесь оставаться небезопасно. Кстати, когда обратно пойдем, там около дороги, видел грузовик стоит? Надо будет с него остатки тента срезать, пригодится.

Так и сделали. Забрались в подвал, развели небольшой костер, запекли картошку. Пока она готовилась, Ахметкали точил лезвие ножа о камень, подобранный здесь же.

— Никогда не думал, что буду так радоваться такому ржавому куску железа, — произнес Ахметкали, затачивая нож, — надо будет еще ручку для него сделать. Наверное, вот из этой палки и сделаем, не возражаешь?

Александр не возражал, а может просто не было сил. Он уже сидел молча, глядя на огонь. Когда картошка приготовилась, стали медленно есть. Они знали, что такое голод, оставили часть на потом, чтоб не перегружать желудок. Поев, пошли в лес к оврагу, который присмотрели для отдыха. По дороге обследовали грузовичок. Видимо, он подвергся нападению штурмовиков — в покореженной кабине и кузове лежало четыре солдата.

— Смотри, винтовки новые, похоже, еще даже не стреляли. Возьмем все?

— Нет, лишний груз только помешает, возьмем по одной винтовке и сколько есть патронов.

— Ну и запах, дышать нечем — надо бы похоронить их…

— Не успеем, уже светает. Документы возьмем, если до своих доберемся, их семьям похоронки разошлют.

Парни соорудили себе укрытие в корнях большого дерева, прикрыли вход листьями. Александр сразу завалился спать, ранение забирало все больше сил. Его товарищ понимал: если не найти еды, раненый долго не протянет — поэтому, отрезав от тента несколько полос, пошел глубже в лес.

— Саша, вставай. Обед готов.

— Аппетитно пахнет! Откуда такое богатство?

— Я силки поставил, вот зайца поймал и птицу какую-то. Я таких не видел… Ты, главное, бульон пей, рана быстрее заживет.

— Где ты взял котелок? — указал он на посуду, которая выглядела так, будто ее пожевал великан и выплюнул.

— Это не котелок — ковшик. Еще раз в деревню сходил. Там и нашел. Правда, пришлось его камнем выправлять. Но и на том спасибо — сам понимаешь…

— Да ты много успел! Шустрый какой!

— А что было делать? Ты день спал, ночь спал. В это время все и сделал.

— Я что, сутки спал?! Ты почему меня не разбудил?!?

— Ты же ранен. Тебе отдыхать надо.

— Сейчас не отдыхать нужно, а пробираться к своим!

— Успокойся, не поев — не дойдешь. Давай лучше кушать — вот я тут супчик сварил. Ковшик крошечный, поэтому мало получилось. Да и нести его не получится, так что надо сразу съесть, а остальное на палке над костром приготовил.

— Соли бы еще, а то постное совсем, — отхлебнув глоток теплого бульона, проговорил Санек.

— Чего еще изволите, барин? Может, вам принести вина, или желаете горячего шоколаду? — разозлился уставший товарищ.

— Да ты не обижайся, это я так, к слову. Мир?

— Мир.

Ели молча. По мере насыщения у друзей улучшалось настроение. После завтрака Ахметкали завернул оставшуюся еду в широкие листья и укутал в кусок тента. Когда совсем стемнело, продолжили свой путь.

Дня через четыре лес сменился степью. Идти по открытой местности было боязно, решили пока остановиться. Ахметкали ставил силки, Саня собрал ягод.

— Как будем передвигаться? Даже если ночью пойдем, когда рассветет — мы будем как на ладони.

— Идти в любом случае надо. Если налет с воздуха, то можно укрыться тентом. С самолета будет не видно. А если… что-нибудь придумаем.

Своих догнали только через три недели. Правда, пришлось отвечать на вопросы особистов. Наслушавшись жутких историй о допросах с пристрастием, очень перепугались, но все обошлось. Видимо, у «товарищей» из органов были дела поважнее, чем портить жизнь молодым парням. С каждым разговор длился не более получаса, зачем-то заставили снять сапоги, и внимательно рассматривали подошву. После всех формальностей молодые солдаты снова приступили к службе. Они участвовали в битвах за Сталинград, оттуда через Прагу дошли до Берлина. Им повезло, в отличие от многих, они прошли всю Европу пешком, и остались живы.

Вернувшись с войны, Ахметкали поступил в институт, закончил его с отличием и стал учителем географии и истории. Как он любил говорить — « я практик — сначала прошел полмира, а потом стал учить других». Там же познакомился со своей женой, она преподавала музыку. Постепенно дорос до директора школы. Каждую неделю они с учениками высаживали деревья вблизи поселка. Поскольку кругом была степь, а под тонким слоем почвы лежал песок, приходилось сажать саженцы особым образом: большой, льняной мешок наполняли коровяком¹⁵ и землей, укладывали в него саженец. Так, с мешком вместе и закапывали в землю. Поливать приходилось каждый день. Постепенно, за несколько лет, вырос шикарный лес, деревья окрепли и уже не требовали постоянного полива.

Нурлыгайым, уже имевшая двоих детей, после длинного рабочего дня, сидела с подругами и щелкала семечки. Болтали о том, о сем. Наговорившись вдоволь, она пошла домой и на пороге дома почувствовала что-то не ладное, стала кричать подругам:

— Наташа-а-а!!! Гуля-а-а!!!

Прибежали испуганные подруги:

— Что случилось? Ты что кричишь?

— Не знаю, живот болит, двигаться не могу! — тут стали отходить воды.

— Да ты рожаешь! У тебя воды отошли!

— Не может быть! Я бы знала, что беременна! — практически прокричала она. Так появился третий ребенок, который родился не совсем обычно и очень пугал свою мать: он не плакал, как обычные дети. Резко отрывисто вскрикивал, запрокидывал голову назад и не дышал, постепенно синея… Много седых волос прибавилось у нее. Когда он подрос, то приручил беркута. Утром выходил во двор, отпускал его. Как птица устанет или Кайыргали свистнет, она прилетала домой. Пока жили в Лепсы, у них родились семеро детей. К сожалению, старший сын имел психические отклонения, и почти всю жизнь провел по больницам, где в итоге и умер. Второй ребенок — дочь, была талантливой, подающей большие надежды балериной. Она заболела раком, но, будучи уже больной, тренировалась постоянно. Ее видели тренирующейся даже в поезде. Победить болезнь она не смогла. Когда родилась седьмая дочь, у матери пропало молоко. Одна из соседок взяла ее к себе, кормила грудью и сильно привязалась. Неизвестно, каким образом она уговорила родителей, возможно, им стало жаль женщину, которая потеряла своего ребенка, ровесника их дочери, но кормилица удочерила девочку, дав ей свою фамилию — Базарова. Позже они переехали. Их направили в поселок, в котором жили немцы. Кроме немцев, была одна семья бурят с интересной фамилией Мадагоровы. Весь поселок обслуживал огромную птицефабрику. Кто хоть раз бывал у большого птичника — знает и навсегда запоминает запах, который издают тысячи кур и их экскременты. Несмотря на это, Ахметкали нравилось там жить — поражала чистота и порядок, царившие на улицах и во дворах. Когда он получил назначение в другой поселок, несмотря на то, что это был колхоз миллионер, собирался очень неохотно. Да и подросшие дети, у которых здесь появились друзья, не хотели уезжать. Им выдали дом около школы, в которой они работали, но для такой большой семьи он был слишком мал. В первый день послали Кайыргали в магазин за хлебом. Поехал он туда на велосипеде, оставил его у входа, а когда вышел, то от любимого средства передвижения не осталось и следа. Этим обстоятельством Кайрош или Коля — как его стали называть здесь, был немало удивлен. До того у него ни разу ничего не воровали. Бывало, живя в Чапаевке, можно было оставить велосипед у какого-нибудь забора и прийти за ним через сутки или двое — транспорт стоял на том же месте. Мадагоровы часто навещали друзей, и в качестве гостинца, привозили коробками куриные яйца.

Сразу после войны Умрахия вышла замуж за бывшего солдата, который остался без ног. Нурбике очень разозлилась: посчитала, что мать предала память отца — вдруг вернется? И куда ему потом идти? Дочь искала отца. Ежемесячно писала письма в разные инстанции, пытаясь отыскать его и добиться встречи. Только в пятьдесят четвертом получила ответ: Ваш отец скончался в тридцать восьмом году во время эпидемии брюшного тифа. О том, где он похоронен, не было ни слова. Спустя много лет, когда архивы были рассекречены, удалось выяснить: Сеит-Баттал Мустафин был расстрелян через полгода после ареста. Скорее всего, ее мама догадывалась обо всем, поскольку к ней приходили люди, сидевшие с ним и которым повезло больше — они выжили. В семье Сатыбая родились две дочери погодки, по достижении двух и трех лет они сильно заболели. Врачи делали все возможное, но спасти девочек не смогли. Как впоследствии, много лет спустя, вспоминала Нурбике: «если бы они заболели сейчас, то я даже без помощи врачей вылечила бы их. Сегодня есть всевозможные лекарства, а тогда даже пенициллина не было…» Потом еще долго ждали детей. Наконец, спустя четыре года родился сын Арсен, но родился семимесячным и очень слабым. Родители сильно переживали — выживет ли? Умрахия от второго брака родила двух дочерей и назвала их в честь своих погибших внучек — Рауза и Светлана. Старшая сестра считала их рождение ошибкой и недолюбливала. Привязалась она к ним много позже. Сатыбай стал много пить с сослуживцами, сильно переживал из-за смерти дочерей, и за сына боялся — не погибнет ли? Долго думала его жена, что можно предпринять и в итоге придумала. Она пошла к начальнику станции, где он работал. Добившись приема, она приготовилась к долгому и обстоятельному разговору. Но начальник станции удивительно спокойно отреагировал на ее просьбу подействовать на мужа. Он предложил ей:

— А давайте, вместо того, чтоб оказывать на него давление, пошлем его учиться. У нас остро стоит нехватка квалифицированных специалистов. Я наслышан о вашем муже — говорят, что он очень сообразительный, постоянно что-то придумывает.

— Вы уверены, что он справится? И куда Вы хотите его отправить? — спросила удивленная просительница.

— В Москву. Думаю, из него получится хороший инженер. Наверное, Вам следует пойти сейчас домой и забыть о нашем разговоре. Иначе, если Ваш муж узнает, о чем мы беседовали, обидится и у нас ничего не получится. Завтра я с ним поговорю.

— Спасибо большое! — ответила женщина, не привыкшая к такому мягкому отношению со стороны начальства, обычно ей припоминали отца. И, как правило, любую просьбу отклоняли, приходилось проявлять большое упорство, чтобы добиться своего. Нурбике пришла домой в приподнятом настроении. На следующее утро Сатыбая вызвали к начальнику станции.

— Здравствуйте! Вызывали? — заходя в кабинет, спросил он.

— Доброе утро! Вызывал. Присаживайся, у нас будет серьезный разговор. До меня дошли слухи, что ты хорошо справляешься с различными железками, постоянно что-то мастеришь. Это правда?

— Да, есть немного. Но это после работы, — испугался он, думая, что его будут наказывать

— Не переживай так, — улыбнулся начальник, заметив замешательство собеседника и продолжил — я тут подумал, у нас не хватает инженеров. Поедешь учиться?

— Я не знаю, надо с женой поговорить. Если…

— Думаю, она согласится, я даже уверен в этом, — зная заранее ответ его супруги, ответил он, — ну хорошо, иди, поговори с ней. Если она даст согласие, то готовься к поступлению. Через четыре месяца начинаются экзамены, можешь пораньше с работы уходить. Кого надо — я предупрежу. Придя домой, он обратился к Нурбике:

— Знаешь, сегодня меня вызывало начальство.

— А, что случилось? Ты провинился?

— Почти, они предлагают мне поехать учиться. Как думаешь, стоит согласиться?

— Конечно. Езжай.

— Ты как-то подозрительно быстро согласилась

— А как я должна была реагировать?

— Ну, я думал, будешь плакать, кричать: не пущу!!! Или что-нибудь подобное.

— Если хорошо отучишься, то получишь повышение, это же хорошо. Или нет?

Так и не поняв, кому обязан своему направлению на учебу, через пару месяцев поехал в Москву, по дороге познакомившись с Абеном. Он тоже ехал по направлению. Приехав в первопрестольную, они первым делом отправились в столовую. Абен задержался по дороге. Догоняя Сатыбая, заметил, как к нему в задний карман запустил руку какой-то человек, поковырялся и пошел дальше. Пока суть да дело, вор скрылся.

— У тебя в кармане шарились! — задыхаясь от пробежки произнес он

— Знаю, — невозмутимо ответил потерпевший.

— Ну, а почему не задержал его?!?

— Зачем? Там все равно ничего не было, пусть развлекается.

–???

Мы не знаем о том, что было дальше и об их жизни в столице. Вернувшись на родину, они стали работать на железной дороге. Постепенно поднимались по служебной лестнице. Потихоньку стали появляться проблемы — из-за высокого поста. Нашлись люди, пытавшиеся решить свои дела через лесть. Когда это не помогало, пытались действовать через маленького сына. Если взрослые все видели и понимали, то ребенок принимал все за чистую монету и считал себя чуть ли не богом. В доме стало собираться много гостей, хозяева развлекали их песнями: Сатыбай пел и играл на домбре, Нурбике на гитаре. У них родились еще пятеро детей, каждый со своим характером. Сауле до поры до времени была тихоней — куда посадишь, там сидит, куда поставишь, там стоит. Сама себе придумывала истории, сказки. Выросла незаметно для своих родителей. С Зауре же они намучились — собираясь домой из гостей, не смогли уговорить ее поехать, дочь закатила истерику. Кричала, что ей нравится здесь, и она останется. Решили оставить ее на несколько дней. Когда они приехали за ней, то ребенок просто перестал говорить. Что там произошло, никто не знал и не говорил. Естественно, был большой скандал — с этими родственниками перестали общаться. И не виделись пару десятков лет. Девочку водили по врачам, но так ничего и не добились. По большому блату попали к одному врачу, дефектологу. Он внимательно выслушав родителей. Сказал, что медицина тут бессильна, все будет зависеть от них самих. Просто ребенок должен все свое время проводить с родителями, придет время и она заговорит, только нужна ласка и очень много внимания. С тех пор отец стал ее водить с собой — то на бокс, то на футбол. Там она вместе со всеми кричала, можно сказать, орала во всю глотку, не умея говорить и не понимая, что происходит, но зато ей все это нравилось. Мать брала ее с собой на работу. В общем, ребенок все время проводил с родителями, пока однажды к ним не приехала Рауза и не решила попить чаю. Уже усаживаясь за стол и настроившись поесть пирожков, услышала со двора дикий вопль Зауре, кто-то обижал ее любимицу. Выбежала во двор, чтоб защитить свою племянницу. Ее взгляду предстала странная картина: Зая — так любя называла она ее, восседала как всадник на лежащем на земле мальчике, которого она изо всех сил колошматила и приговаривала при этом: «да я тебе голову оторву, да я тебе уши отрежу, да я из тебя фарш сделаю!». Она не поняла, что на нее произвело большее впечатление, что ребенок заговорил или то, что заговорил такими словами. Еле оттащив ее от врага и боясь испортить прогресс, которого добилась девочка, повела ее домой. Родители вышли в коридор.

— Что там произошло? — спросил Сатыбай.

— Ваша дочь оседлала парня во дворе и использовала его вместо груши. Думаю, будет лучше, если она сама расскажет, — ответила Рауза.

–???

— Ну-ка, Зая, расскажи, что там произошло? Папа с мамой ждут…

— А че он?! Сам виноват! — и пошла в детскую. Нурбике протянула руку и попыталась остановить ее, чтобы еще поспрашивать, но Сатыбай остановил ее:

— Тсс, не вспугни, всему свое время, давай устроим сегодня пир. Приготовишь беляшики и пирог? Надо же это отметить. Скоро заговорит так, что остановить не сможем — но она так и осталась немногословной. Ее даже называли: сестра таланта — имея ввиду крылатую фразу из письма А. П. Чехова. Целый день все даже не дышали в ее сторону, вечером накрыли стол, стали расспрашивать, что произошло. Единственное, чего они добились, были слова:

— Я же не виновата, что он дурак. Пусть не пристает!

В дверь постучали — пришли родители мальчика, явно настроенные на скандал.

— Ну показывай, кто тебя побил? Грозно произнес мужчина.

— Вот она! — указал он пальцем на обидчицу.

— Она же девочка! И к тому же, в два раза меньше тебя! — побагровел его отец, отвесив при этом подзатыльник сыну, и продолжил:

— извините, пожалуйста, что побеспокоили. Я думал, что… не важно. Еще раз извините, а с ним я поговорю дома. Провожая взглядом из окна непрошеных гостей, семья видела, как отец подобрал прут и несколько раз стегнул им сына по дороге домой. После этого случая соперника Заи каждое утро видели бегающим в парке и тренирующимся в различных секциях. Зауре любила спорт. Видимо, на нее повлияли походы с отцом на различные спортивные мероприятия: увлекалась бегом с препятствиями, волейболом, гимнастикой и еще много чем — благо в то время государство заботилось о здоровье детей и секции были бесплатными. Когда приходили гости, отец хвастался: «Смотрите, это наша гимнастка!» — и показывал им Зауре. В следующий раз он им говорил: «Смотрите, это наша волейболистка!» И это повторялось из раза в раз, менялась только концовка фразы. Рано или поздно все идут в школу, но не всем она дается легко. В те времена, если у тебя была какая-то особенность, например — ты левша, то учиться было особенно тяжело.

— Зауре, ты почему так мелко пишешь? Пиши крупнее и возьми ручку в правую руку.

— Мне неудобно в правой руке…

— Ничего не знаю: положено ручку держать в правой руке — значит держи в правой.

— Мам, но у меня не получается так писать.

— Прекрати! Я с твоей учительницей разговаривала: она говорит, чтобы ты училась писать правой рукой.

— Хорошо, я постараюсь.

— И надо писать крупнее.

Мама пошла заниматься своими делами. Минут через десять после этого разговора подошел отец.

— Зупаха, ты что так крупно пишешь? Пиши мельче

Девочка заплакала и, убежав в другую комнату, бросилась на кровать и лежала, уткнувшись в подушку. Сатыбай растерялся. Не поняв, что происходит, решил ничего не предпринимать сам и отправил к ней Сауле:

— Поговори, пожалуйста, со своей сестрой, успокой ее. Только аккуратно, а то еще, не дай бог, замолчит снова.

Сауле подошла к сестре:

— Заря, что произошло? Ты что ревешь?

— А че они? То пиши крупно, то мелко!!! То ручку не так держишь, и не в той руке! Не буду больше писать вообще!

— Успокойся. Все будет хорошо, тебе еще восемь лет учиться.

— Я не буду учиться! Хватит!

— И чем займешься?

— Работать пойду, на завод!

— Тебе всего восемь, никто тебя не возьмет.

— Вон книжка лежит — там написано, что дети работают.

— Сейчас не война, дети так больше не работают.

— Ну, тогда после восьмого класса уйду.

— Вот видишь, все равно придется учиться. Держать ручку придется в правой руке, а насчет… пиши средне. Зауре смотрела несколько секунд на сестру немигающим взглядом — Сауле стало даже немного не по себе, потом уткнулась в подушку и еще громче заревела. В итоге, она научилась писать обеими руками. Постепенно, как все дети, адаптировалась к школе.

Когда родился Серик, бабушка посмотрела на него и сказала:

— Палуан болады (борцом будет). Никто ей, конечно, не поверил — мальчик был худым и казался слабым.

— Мама, с чего Вы это взяли? — Да ты посмотри на его грудь, она не как у остальных — выдается вперед, легким треугольником — это признак воли и силы.

— Мне кажется, что это просто такая особенность — произнес отец — по-моему совершенно обычный ребенок.

Умрахия оказалась права. Он стал хорошим борцом, силой пошел в отца, только роста был маленького. Тренер часто, говоря о нем, удивлялся, откуда в таком маленьком теле такая сила. Часто противники, намного тяжелее и сильнее, неожиданно для себя оказывались на лопатках. Но больших успехов в спорте он не добился, поскольку предпочел соревнованиям учебу. От природы он был еще и молчуном. Размозжив себе палец дверью, лет в пять, он просто сел в угол и сидел, пока мимо не прошла Зауре и не оказала ему первую помощь. Казбек же отличался шумным характером, постоянно озорничал и много болтал. Однажды, играя во дворе, стал гонять соседских кур, петух за них заступился: запрыгнул на плечи хулигана и хорошенько потрепал обидчика. Потерпевший пришел к соседям и заявил:

— Ваша главная курица клюнула меня в голову! Соседи, конечно, посмеялись, но всех курей зарезали. Побоялись, что эта история дойдет до кого надо. В то время нельзя было держать живность в квартире. В один из выходных дней семья поехала в гости к друзьям, по дороге встретили стадо коров. Счастью Казбека не было предела. Он закричал:

— Мама, смотрите какие большие бараны! Приехав к товарищам родителей, они прошли во двор и им посчастливилось увидеть такую сцену: в центре двора, на месте старого подвала, обвалилась земля, туда упали щенки, а хозяйская собака прыгнула туда и стала вытаскивать их. На что Казбек с важным видом заметил:

— Наверное, это мама.

— Почему так решил? — спросил Серик.

— Потому что, если бы это был папа, то он не стал бы прыгать. Разговор детей позабавил взрослых. Глава семейства был заядлым охотником. Ему хотелось иметь автомобиль, но возможности купить его не было, и он сильно из-за этого переживал. Как-то раз, разговаривая с женой, он упомянул об этом, на что она шутя сказала: «ты же инженер — вот и собери!». Конечно, она пошутила и не думала, что он решится на это. Недолго думая, прямо на следующий день, муж стал искать запчасти: где-то купил колодки, где-то двери, кто-то подсказал, что там-то видел кузов разбитой машины. Спустя долгих три года удалось собрать «Победу», которую через десять лет плавно переделают в двадцать первую «Волгу». При этом хозяин будет возмущаться: «это — не кузов! Это — консервная банка! То ли дело «Победа»! Хозяйку раздражало постоянное отсутствие мужа, но увидев результат, она простила его. Тем более, что им выделили дачный участок и машина оказалась как нельзя кстати. По выходным Сатыбай, теперь уже — Сатыбай Хасенович, стал брать двух младших сыновей и своего друга, с которым договорились поделить урожай пополам, на дачу и там они выращивали арбузы. Старшего сына не брали, поскольку с ним отношения не заладились, он слушал беспрекословно только свою бабушку и любил ее безмерно. Отца не воспринимал вообще — характер у отпрыска был взрывной, своенравный. Младшие уважали отца, но ненавидели эти поездки. Им хотелось играть и развлекаться, а тут приходилось работать в поте лица да еще, если ломалась машина, помогали чинить ее. Приезжая домой, они просто валились на кровать и не вставали. К счастью, длилась пытка недолго. Как-то осенью они приехали, а урожая не было. Коварный друг все забрал себе. Глядя на все это, Сатыбай решил избавиться от дачи. По дороге домой, расстроенные муж с женой громко возмущались, а дети, обрадовавшись, что не придется работать, сидя на заднем сиденье, затеяли возню. Старший из них во время борьбы дернул ручку двери и вывалился из машины, взрослые ничего не заметили. Казбек сидел и не дышал. Наконец, набравшись храбрости, произнес:

— Пап, мам…, а Серик вышел.

— В каком смысле вышел? — не поняли родители.

— Ну, дернул за ручку и вышел. Поняв, что произошло, отец, чуть не перевернув автомобиль, развернулся и помчался назад. К счастью, все обошлось без серьезных травм. Конечно, всем досталось на орехи. Когда из роддома привезли младшую сестру, Казбек на правах младшего спавший с родителями, ночью молча, встал и ушел в другую комнату, уступив ей место. Айгуль любила задирать братьев, разозлив их, убегала и пряталась за спину отца. Оттуда корчила рожи и показывала им язык, а они, в свою очередь, знаками давали ей знать: мы этого так не оставим и отомстим! Делая при этом страшные лица и выпучивая глаза, но подойти боялись. Еще бы — она была любимицей отца, а он делал вид, что ничего не замечает и занимался своими делами дальше. Кто-то поставил ей прозвище Клопик. Так ее и называли. Один из отпусков Нурбике проводила в Москве с Айгуль и Зауре. Гуляя по ГУМу, не уследили за мелкой, и та потерялась. Бегая в панике, они услышали смех и решили бежать туда. Она стояла в окружении продавщиц, и они очень весело с ней обсуждали что-то.

— Здравствуйте! Мы испугались, думали, что потеряли ее, — произнесла Зауре. Нурбике пока не могла произнести ни слова.

— Да? А как я испугалась! Смотрю, вешалки с вещами зашевелились, я чуть в обморок не хлопнулась. Потом оттуда вылезает это чудо, — отвечает одна из продавщиц, — мы у нее спрашиваем ты кто? А она отвечает: «Клопик!»

— Спасибо Вам большое, — наконец пришла в себя Нурбике, — мы только приехали, а тут такое…

— Да не за что. Мы давно так не веселились…

Мать Мухамедсадыка получила работу в городе Уштобе, и Сакубай пошел в седьмой класс уже на новом месте. Зайдя в школу, первое, что он увидел — это иссиня черные косы, они ниспадали по спине, подчеркивая стать и грацию своей хозяйки. У него перехватило дыхание, коленки тряслись, что, к слову сказать, с ним не происходило никогда ранее. Набравшись храбрости, он подошел к девушке. Превозмогая вдруг одолевшую сухость во рту, обратился к незнакомке:

— Привет. Меня зовут Мухамедсадык, а тебя?

— Меня Нурби, — подняв одну бровь, повернулась она к нему. Ее подруги тут же замолчали и очень внимательно, с ехидным любопытством, наблюдали за происходящим.

— Как я могу тебя найти после занятий?

— Ну сейчас же нашел. Найдешь и после, — она подмигнула подружкам. Рассмеявшись, они дружно сорвались с места и убежали.

Так глупо юноша себя еще никогда не чувствовал. Нурби же, вроде и посмеялась над ним, но почувствовала — это ее мужчина и проведет она с ним остаток своей жизни. Вдруг она ощутила себя взрослой, было приятно осознавать свою нужность кому-то. Несмотря на то, что утром она над ним посмеялась, после уроков с удовольствием согласилась на небольшую прогулку. Так они и подружились. Мухамедсадык обладал веселым нравом, любил пошутить и часто посмеивался над своей девушкой из-за ее постоянной занятости дома. Все спрашивал: «тебя там что, в темнице держат? А дракона, охраняющего тебя, там нет? Может, мне нужно прийти и спасти тебя из заключения?». В отместку, на танцах, она решила потанцевать с парнем из параллельного класса, и никто не ожидал того, что сделал никогда неунывающий парень. Он подскочил к танцующим и залепил Нурби звонкую пощечину. После развернулся и куда-то убежал. Разумеется, были слезы, была обида. Но на следующий день она решилась на невиданный, для девушки поступок: пошла к нему и первая попросила прощения. Больше подобных эксцессов не случалось. По окончании школы Мухамедсадык попросил ее руки у родителей, но получил отказ. Отец считал, что она сначала должна получить образование, а уж потом думать о замужестве. Делать нечего, Нурби поступила в железнодорожный техникум, а Мухамедсадык поехал в Ташкент и поступил в политехнический институт, на специальность горный инженер. Уже учась на последних курсах, приехал к семье, на каникулы. Гуляя по городу, встретил Нурби, она как раз была в городе по делам. Разговор не клеился, они просто молча гуляли. В конце концов, парень спросил:

— Я завтра уезжаю. Ты придешь на вокзал?

— Да, конечно, — как-то отстраненно ответила она.

Ночью Нурби не могла заснуть, она так много хотела сказать и спросить, но почему-то не сделала этого. Словно кто-то запечатал ее уста. Утром она уговорила свою подругу пойти с ней. Подходя к вокзалу, увидела своего мальчика, слезы наворачивались на глаза, к горлу подкатывал комок, так хотелось обнять его, прижать к себе и не отпускать! Но, взяв себя в руки, с веселой улыбкой на лице, легкой походкой подошла к нему. Он стоял, почему-то очень нервный, переминался с ноги на ногу. Они стояли молча, глядя в глаза друг другу. Подруга смотрела то на него, то на нее, и ничего не могла понять — что же они молчат? Наконец Мухамедсадык собрался с духом, и произнес:

— Знаешь, я купил два билета. Поедешь со мной?

Нурби радостно вскрикнула, бросилась ему на шею.

— Конечно, поеду! — запищала она и, повернувшись к подруге, продолжила:

— Кимка, сходи к моим, расскажи им все. Хорошо? Скажи, что я люблю их всех! — и быстро, словно боялась, что ее мужчина передумает, подхватила его тяжелый чемодан, словно перышко, схватила Мухамедсадыка за руку и повела его в вагон. У Кимки челюсть отвисла. Она еще долго глядела вслед удаляющемуся составу…

После окончания института молодую семью направили работать в Таджикистан, там от сильной и непривычной жары у матери пропало молоко. Коровьего молока было днем с огнем не сыскать, а верблюжье дочь пить не стала. В итоге, из-за жаркой погоды и постоянных перебоев в питании, ребенок заболел и погиб в возрасте четырех месяцев.

Зауре возвращалась с дискотеки поздно вечером. Подходя к дому, увидела группу парней. От нее отделился один из них и пошел к ней, и заговорил развязным голосом:

— Эй, сестренка! Не хочешь присоединиться к нам?

Но его быстро оттянули назад и Зауре услышала испуганный шепот:

— Ты что, спятил?

— А че такое? Че случилось?

— Не че, а что, это сестра Арсена. Тебе проблемы нужны?

— Я же не знал.

— Короче, пацаны, валим отсюда, покуда еще целы.

Такой гордой она себя еще никогда не чувствовала. Пришла домой в хорошем настроении, мама была в командировке, и можно было себе позволить немного больше чем обычно.

— Зауре, ты где болтаешься? Уже одиннадцать часов! Хорошо еще, родители не дома.

— Ой, Сауле, — старшую сестру изображаешь? Ты лучше послушай, что со мной произошло! Тут несколько парней стояло, один стал ко мне приставать, его друг меня узнал и так сильно испугался, не меня — Арсена. Представляешь?

— И ты такая гордая? Да?

— Ну, конечно! А ты бы не гордилась?

— Ты помнишь, неделю назад мы с мамой пришли, и она весь вечер плакала?

— И что?

— Ну так вот, мы с ней возвращались после школьного собрания, услышали шум около дома, там несколько человек держали Арсена за руки и ноги, а остальные его били и пинали. Их человек семь — восемь было. Как думаешь — это нормально? Да, его боятся, если их два или три человека, но когда толпа, он им не страшен. Скоро его в армию заберут, может, там человеком станет.

Раздался скрип открываемой двери, они вышли в коридор, их взору предстала странная картина: дверь очень медленно открылась, в проеме показалось испуганное лицо отца, потом он крадучись пробрался в квартиру и не включая свет, стал пробираться в кладовку, в руках у него была коробка.

— Пап! — не выдержала старшая дочь, — что случилось?

— Тсс! — приложил он палец к губам, — мама с командировки не вернулась? — прошептал он заплетающимся языком, сразу было видно — отец пришел подшофе.

— Еще не приехала, она завтра будет — ответила младшая

— Смотрите, что я принес! — и потихоньку, поставив на пол коробочку, приоткрыл крышку.

Там лежал и не двигался пушистый комочек. Девушки были в восторге:

— Котенок!

— Щенок!

— Да тихо вы, разбудите. Это щенок, западносибирская лайка. Мне ее друзья охотники подарили. Специально из Сибири везли.

— Это девочка? Они за щенком в Сибирь ездили? — спросила Зауре

— Да нет же, они сибиряки, я с ними в командировке познакомился. А сейчас они у нас в городе по делам, заодно на охоту съездили. Только маме не говорите. Хорошо?

— Как не говорить? Она же ее увидит!

— Даа, что-то я не подумал. Тогда сразу не говорите. Как приедет, накройте на стол. Поест, отдохнет, потом скажем. Вдруг не прибьет… меня. А теперь всем спать. Утро, чувствую, тяжелым будет.

Утром, ни свет ни заря, девушки соскочили с кроватей, разбудили всех братьев и сестренку, даже дальнему родственнику — Болату, гостившему у них, пришлось встать, его девушки недолюбливали. Все возмущались. Арсен, сверкая своими зелеными глазами, грозился всех закопать за такой шум, с утра пораньше. Всех собрали в зале. К ним вышел отец:

— Зупаха, принеси ее.

— Сейчас, — она ушла в спальню к родителям

— Мне нужна ваша помощь, сейчас приедет мама к ее приходу нужно сделать генеральную уборку, накрыть на стол. Как зайдет она ничего не должна делать. В общем, нужно ее задобрить.

— А что случилось? Раньше, когда она приезжала из командировки, никто так не шумел, — спросил Арсен.

Тут в комнату зашла Зауре, неся в руках щенка. Разумеется, все были восторге, пытались взять его на руки, потискать. Только Болат и Арсен были недовольны. Болат фыркнул и вышел из комнаты, его примеру последовал Арсен. Зауре с недоумением посмотрела им вслед. Если к выходкам брата она еще привыкла, то реакция взрослого человека была для нее неожиданностью. К тому же, она недолюбливала своего родственника — считала его грубияном и глупцом. К ней подошла Сауле и прошептала на ухо:

— Не переживай. Я кое-что придумала. Болат глуп и суеверен. Завтра ночью мы над ним подшутим. Он мне уже надоел.

Вечером они стали репетировать.

— Сауле, откуда мы возьмем дым? Все подумают, что пожар начался!

— Не подумают — спать будут, у меня знакомый практику в театре проходит, он нам даст машинку для дыма. Главное, не переборщить, иначе в горле першить будет.

— А ты уверена, что он поверит?

— Попробуем — если не получится, то придумаем что-нибудь.

Ночью дверь в комнату Болата медленно, со скрипом открылась, раздались непонятные стуки и тихие стоны, какое-то гудение. С потолка из-за шкафа, по стене, закрывая проход в двери, полился густой дым и стал застилать пол, в горле запершило от дыма, а разыгрываемый принял это за вонь из преисподней. Гость уже трясся от страха, тут из тумана выплыли белые фигуры, потом исчезли в нем. Затем они появились снова, но уже как будто ползли на четвереньках. Комок подкатил к горлу, сердце сжалось, ноги и руки тряслись. Ему хотелось бежать и кричать, но крик застрял в горле, и его придавило к постели. Суеверный глупец, так и сидел до утра, не проронив ни слова. А тем временем, две сестры одев на себя простыни, то ходили перед единственным зрителем, то ползали, то крутились танцуя вальс. Проделав все это, они «уплыли», резко потянули за веревку и с треском закрыли дверь. Быстро собрав магнитофон брата и отключив дымогенератор, быстро удалились к себе в комнату, с трудом сдерживая смех.

На следующее утро, сквозь стеклянную дверь кухни, они наблюдали такую картину: изможденный Болат закатывал глаза, ползал и крутился, а приехавшая из командировки мама и отец сидели с нахмуренными лицами, что-то отвечали ему и, видимо, успокоили. Когда родственник покинул комнату, девчонки спрятались за угол и так, чтобы он их слышал, стали говорить:

— Ты представляешь, я сегодня ночью привидение видела! — чуть не плачущим голосом заговорила Заре

У Болата, еще не дошедшего до своей комнаты, опять перехватило дыхание и ноги отказывались идти.

— Не может быть! — ответила Сауле, — я тоже видела!

— Неужели опять началось?!?

— Да, теперь как в прошлый раз, пока они не заберут кого-нибудь, не успокоятся!

— Надеюсь, мама с папой уговорят его остаться! Это всегда происходит на следующий день. Тогда мы будем в безопасности. Они же обычно гостей забирают, а если он уедет, то заберут кого-нибудь из нас!

От страха пот тек рекой, рубаха прилипла к спине. Он все понял! Эти коварные родственники, дабы спасти свои шкуры, специально приютили — хотят отдать его потусторонним силам! А сами останутся жить как ни в чем ни бывало! Какое коварство! Нужно бежать, причем срочно! Немедленно! Не прошло и пяти минут, как он уже выбегал из квартиры, взрослые пытались его остановить, но он что-то кричал о привидениях и проклятии, вырвался и побежал, чуть не свернул себе шею, споткнувшись и кубарем скатившись с лестницы.

— Вот видите! Это доказательство! Я так и знал! — убегая, он еще о чем-то кричал, но его никто не понял…

Разумеется, родители догадались, чьих рук это дело и незамедлительно отчитали девочек, вызвав их к себе в спальню. Оставшись одни, они смотрели друг на друга и, не выдержав, стали хохотать. Успокоившись, Сатыбай обратился к жене:

— Знаешь, мне кажется, мы слишком строго с ними разговаривали. Мне самому не нравился этот надутый индюк.

— Да, он высокомерный, чванливый и глупый, но он же гость. Уехал испуганный и недовольный… Нехорошо получилось. Но, может оно и к лучшему. Да, кстати, эта история меня отвлекла, но я еще помню про щенка. Зачем ты его принес?

— Ну, подумал, если… во-о-от… собака же… ну это… — просто удивительно, как такой большой и сильный мужчина, нагонявший страху на своих подчиненных, мог бояться маленькую женщину

— Понятно… будешь брать его на охоту?

— Ага. Только это она. Пальма.

— В каком смысле пальма? Пальма — это же растение…

— Зовут ее Пальма, в родословной так написано.

— Ладно, пусть остается, — сжалилась она — но чтоб в доме, чисто было! Я не потерплю бардака

— Никаких проблем! Зупаха ее воспитает как надо!

— Почему она? Ты же собаку для себя взял.

— Так она любит животных, у нее хорошо получится.

С тех пор Болата никто из этой семьи не видел. Доходили слухи: мол, бедолага вернулся домой очень испуганный и не выходит из дома без кучи оберегов, стал ходить к каким-то бабкам. Никого не пускает на порог. Еще говорили о том, что характер и раньше был не подарок, а сейчас так вообще — возомнил себя провидцем, надел камзол, взял в руки посох и вечно лезет со своими советами, поучает всех и вся, особенно бедного профессора зоологии, проводящего эксперименты в их поселке. Говорят даже, профессор написал заявление участковому, с просьбой оградить его от ненормального, который все говорит о каких-то привидениях и мешающего ставить ему опыты… Правда это или просто слухи мы, пожалуй, никогда не узнаем. Хотя — очень похоже на истину.

Четырехкомнатная квартира, в которую перебралась семья, находилась на втором этаже, в самом центре Алма-Аты. Прямо за забором школа, за ней кинотеатр «Целинный», двор тихий с беседкой. По краю двора, в два ряда, стояли кирпичные сарайчики, по одному для каждой квартиры. Жильцы первых этажей что-нибудь высаживали на палисадниках. Планировка по тем временам была шикарной. Имелась даже большая кладовка, которую использовали для хранения различных вещей, необходимых в хозяйстве и там же было место собаки, а на лестничной клетке был встроенный шкаф. Если Пальма забегала в кладовку и лапой громко закрывала дверь — это значило, что она обиделась. Несмотря на явные преимущества, дети просили родителей вернуться в старую квартиру. Им было жалко расставаться с друзьями.

Сатыбай Хасенович был прав, Зауре хорошо справлялась с воспитанием собаки, трижды в день гуляла с ней и дрессировала. Выгуливая как-то раз Пальму, она наткнулась на рыжую пигалицу, которая осмелилась к ней подойти и заговорить:

— Привет! Меня зовут Айжан, а тебя как?

— Зауре, — нахмурив брови, ответила молодая собачница, поражаясь такой наглости.

Зауре вспомнила ее — эта девица училась в школе на пару классов младше и еще она знала, как Серик с Казбеком краснели при виде нее.

— У меня тоже есть собака, сейчас дома сидит, а я иду на уроки.

— Ага, — нехотя ответила Заря. Эта малолетка нарушила ход ее мыслей, хотелось побыстрее от нее отделаться.

— Ну ладно я побегу, а-то опоздаю. Пока.

— Давай, пока.

Очень часто мы не замечаем, как такие мелкие знакомства перерастают в большую дружбу. Так и здесь, раздражаясь на эту мелочь пузатую, девушка не поняла еще, что завела себе подругу и жизни их сплетутся очень сильно. Они станут, как одна семья, и дружить будут даже их дети.

Избавившись от малолетки, она пошла домой — нужно было собираться в школу, сегодня должны прийти из «Химмаша», они взяли шефство над ее классом. Сидя на уроке и слушая лекцию о нехватке хороших чертежников, решила пойти работать к ним. Тем более, что черчение был один из самых любимых предметов. С трудоустройством проблем не было, работала она полдня и полдня училась. Коллеги были поражены способности новой сотрудницы держать карандаш в обеих руках. Примерно через месяц, после того как она устроилась на работу, ввели сдельную оплату труда. В свои шестнадцать лет, благодаря умению чертить обеими руками сразу, подшефная стала зарабатывать в два раза больше, чем профессора, работавшие в этом учреждении. Эти деньги оказались хорошим подспорьем для семьи. Помимо работы, раз в неделю к ним приходил педагог и все желающие могли освоить азы рисунка и живопись. Преподаватель имел странный вид: всегда был очень важным, на голове лысина, которую он прикрывал длинными волосами с затылка и, тем не менее, ученики его обожали. А старшее поколение посмеивалось над ним, правда за глаза и без особой злости. Ученики же смотрели на него, как на бога. Наверное, благодаря его урокам, через два года, никому не сказав ни слова, она поступила без особых усилий в институт.

Сатыбай Хасенович привез большую деревянную бочку.

— Смотри, что я привез! Это виноградный сок! Пусть дети пьют, здоровее будут.

Где-то через месяц, Нурбике стала замечать, что дети забегают в кладовку и выбегают оттуда уже красненькие и необычно веселые. А Арсен так вообще стал приводить своих друзей. Почуяв неладное, она пошла в кладовку и попробовала сок из бочки… Видимо, за это время напиток настоялся и превратился в настоящее вино! Недолго думая, заставила своего мужа вылить все это прямо во двор. Если данное происшествие не сильно сказалось на младших детях, то старший, наоборот, стал попивать. Это изменило и так не самый уживчивый характер, в худшую сторону. Конфликты с отцом стали острее, драки на улице злее.

— Может, устроить его на железную дорогу, у тебя же остались там друзья? — спросила Нурбике

— Кем его устроить? У него нет образования. Разве только — грузчиком

— Да хоть грузчиком, а-то болтается без дела, выпивать стал. До армии еще полгода. Пусть поработает.

— Устрою грузчиком — спиться может. Ну а то, что делом бы ему заняться — это точно. Я подумаю.

Вечером, придя домой, Сатыбай сообщил, что есть место. Нужно сопровождать груз в товарном вагоне. Жена возмущалась:

— Ты же генерал, мог бы найти что-нибудь полегче! Сейчас зима! Он там замерзнет и заболеет!

— Не заболеет. Там буржуйка есть. Вспомни, как я в сорокаградусный мороз, по трое суток на путях кувалдой махал. И ничего, выжил.

— Так тогда война была! А у тебя есть возможность его получше устроить.

— Ты хочешь, чтоб я воспользовался, своим служебным положением? Так вот — этого не будет. Тем более, что это только на полгода. Считай — туда и обратно рейс сделает.

— Полгода — туда и обратно? Это куда же он поедет?

— Повезет груз в Сибирь.

Мать обомлела, в такое место и зимой.

— Давай позовем его. Пусть сам решит.

Так и сделали. Описали все трудности предлагаемой работы. Он согласился. Казалось, даже обрадовался. После того, как оформился на работу, попросил аванс. И пошел на базар.

— Мама, Арсен с другом яблоки принес с базара, целых два ящика, а нам не дает.

— Арсен, ты что не делишься?

— Это я себе в поездку набрал, буду витаминизироваться, чтоб не заболеть в поездке.

В день отъезда старший брат нагрузил Серика и Казбека, заставил тащить ящики с яблоками. Никто не мог понять, для чего ему столько. Яблок не видал, что ли? Он всем объяснял:

— Ничего вы не понимаете, это же алма-атинский апорт! В нем столько витаминов, что вам и не снилось! Я вот поеду и буду их по дороге есть. И никакая простуда мне не будет страшна.

Выехав из Алма-Аты, в товарном вагоне, он даже не представлял себе, во что ввязался. Было невероятно холодно, буржуйка горела, но тепла особого не было. Чтобы согреться, он соорудил некое подобие комнаты из груза, который перевозил. Груз представлял собой какие-то мешки, набитые непонятным мягким материалом. Остановки на станциях были настоящим спасением, там можно было согреться и поесть горячей еды. Приехав в пункт назначения и разгрузившись, он потратил время на то, ради чего приехал на самом деле: стал менять апорт на хрустальные наборы, которые очень ценились, в родном городе. Один апорт на один набор. Провернув свои делишки, отправил телеграмму домой. Написал, чтобы его встретили братья и не забыли попросить у кого-нибудь тележку. Обратная дорога показалась ему бесконечной. Долгие, холодные переезды, от станции к станции, в пустом вагоне, ветер за тонкой стенкой вагона, все это начинало давить. Он считал часы и минуты, когда сможет покинуть это гиблое место… В конце пути было такое ощущение, будто все мысли выветрились из головы и вот-вот разум покинет его. Но у всего есть начало и конец. Так и дорога, когда-нибудь заканчивается. Старшего встречали два младших брата. Они были поражены, увидев тощего, синего от холода человека. И никак не могли поверить, что работа может так сильно изменить человека. Не успев отдохнуть, Арсен стал продавать привезенные наборы. Заработал столько, что хватило бы купить «Волгу». Отец негодовал: как так? Сын стал спекулянтом!

— Папа, ну что плохого? У нас яблок завались, а у них хрусталя. Там все магазин этим хрусталем забиты и стоит он копейки. И им хорошо, и нам… Что мне было делать?

— Просто, раздал бы! Но не спекулировал!

— Почему я должен все раздать? Я же не знаю этих людей, — ворчал Арсен.

Вобщем, отец с сыном как раньше не понимали друг друга, так и сейчас не поняли. Арсен стал собираться во вторую командировку, но Сатыбай Хасенович сказал, что он никуда больше не поедет и не будет позорить его честное имя. Железнодорожники не понимали, почему он не хочет отпускать своего сына, ведь ничего не пропало, груз доставлен в целости и сохранности… в общем вторая поездка так и не состоялась. За то время, что оставалось до армии, удачливый купец, успел все прокутить. Как ему это удалось, он и сам не понял. Отец категорически отказался пользоваться «грязными деньгами» и запретил матери.

Провожая его все радовались, говорили: Вот отслужит, станет человеком! И только бабушка, которую Арсен безумно любил, плакала. Он и там, стал заниматься коммерцией. Неизвестно каким образом, но арабы, которых обучал в то время советский союз, подарили ему несколько золотых часов, среди них были и очень дорогие, швейцарские. Для советского гражданина это была невиданная роскошь. Служба шла своим чередом и тут пришло известие из дома: скончалась бабушка. Внук бегал по части, пытаясь получить увольнительную, хотел попрощаться с ней. Его не отпускали, мотивируя это тем, что по закону — бабушка, не является близким родственником. Это не мать и не отец. Вот когда они умрут, тогда можно отпустить… испробовав все и не видя выхода из положения, сел в свой танк, завел его и поехал все крушить. Когда его остановили, от части осталось не больше половины. Офицеры, готовы были его четвертовать. Но на его счастье шла проверка. В дело вмешался проверяющий. Разобравшись в деле, он наказал не солдата, а тех, кто не отпустил его домой, мотивируя это тем, что офицеры в этом случае поступили как фашисты, причин не отпускать не было. И дело не в уставе или законе, а в непонятной гордыне и толстокожести. Либо полковнику надо было кого-то из офицеров наказать, либо он действительно пожалел молодого человека, но на этот раз, хулигану повезло. На похороны Арсен уже не попал — пришлось-таки, посидеть на гауптвахте. По возвращении из армии, он ни капли не изменился. Стал гулять, выпивать, часто попадал в милицию. По нынешним временам, причины были странные: зачастую его арестовывали, только потому что он играл на гитаре и пел во дворах, в окружении своих товарищей. Правда были и оправданные аресты, например, за драки или распитие спиртных напитков. Видимо совсем разочаровавшись в жизни, он стал слушать «Голос Америки», запрещенный в Советском Союзе. При этом, младшие дети рассылались на несколько кварталов вокруг и наблюдали, не появится ли большая машина с антеннами. В это время он записывал музыку или слушал новости. Музыка записывалась, отвратительного качества, но она была другой и привлекательной. Записи передавались друзьям, друзьям друзей… все знали, что слушать это опасно, но тем интересней казалась жизнь. У него появилось много поклонниц, одна из них, проявила особенную настойчивость, познакомилась с родителями и стала действовать через них, Арсен ее часто прогонял, но раз за разом она приходила и наконец забеременела. Раз не помогла армия, то поможет женитьба, решили родители. Заняли баснословную сумму, в пять тысяч рублей, добавили свои накопления и справили свадьбу. Но как говорится, насильно мил не будешь. Молодые разбежались через три месяца, после рождения сына, а родители еще много лет отдавали долги. Жена Арсена не показывала сына своим родственникам, под различными предлогами.