Любовь всей моей жизни

Большая, добротно срубленная, светлая изба. Из теплого коридора попадаешь сразу в класс, с партами, учительским столом, доской и мелом. На стенах развешены портреты незнакомых ей людей, писателей, как позже пояснит им учительница. В классе вкусно пахнет деревом, свежестью и книгами. Для Мани новые книги имели свой неповторимый аромат. Тонкие страницы кое-где склеились между собой, и маленькая ученица с трепетом гладила их рукой.

Сидели они за одноместными партами, с откидной крышкой. На столешнице парты имелось углубление для чернильницы и оставалось достаточно место для тетрадей. После тесного дома девочке нравилось, что у нее нет соседей, и парта принадлежит только ей одной.

Манефа оказалась в классе ниже всех ростом, хоть по возрасту старше всех. Двадцать первого сентября ей исполниться девять лет. На худеньком личике с тонкими чертами особенным блеском горели любопытные глаза. Всегда чистенько и очень бедно одета. С туго заплетенными косичками, небольшой холщовой сумкой и в чиненных — перечиненных башмаках.

С первого раза она запомнила имя учительницы: Ольга Степановна. Молодая, красивая, высокая, с глазами цвета пасмурного неба, длинной косой, быстрая в движениях. Учительница открывала перед Машутой другой, новый, неизведанный мир. В нем было нетрудно, скорее непонятно. Маня так боялась ответить невпопад, что почти не поднимала руку. С трепетом взяла первый раз в руки ручку и с высунутым от усердия языком начала выводить палочки. Именно с языком это непростое дело давалось намного легче.

Ребят в классе было двадцать человек, девочек чуть больше. Манефа с интересом разглядывала и изучала одноклассников. Эта стало ее любимой игрой: угадывать характер каждого. Вот белобрысый Петька, веселый и задорный, вот Настя полная и спокойная, вертлявая, быстрая Лизонька, ленивый увалень Юрка, умная, молчаливая Таня. Маня разглядывала всех с интересом, мысленно каждому, давая оценку, подмечала индивидуальные черты характера и особенности внешнего облика. Иногда, эту же игру она практиковала с незнакомцами.

После уроков учительница оставляла детей, которые плохо успевали в классе. Перечисляла имена, и ребята выходили вперед. Однажды назвала и Маню. Каково же было удивление Ольги Степановны, когда девочка прочитала все слова из букваря и решила все заданные примеры. А потом с усердием выводила буквы в тетради. Молодая учительница еле сдерживала смех, при виде высунутого кончика языка старательной ученицы. А внутри нее поднималась какая-то теплая незнакомая волна и будто бы развернулась навстречу этой девочке с тонкими косичками. На следующий день Ольга Степановна пересадила учеников, так Манефа оказалась на первой парте: перед учительским столом. Она часто чувствовала на себе теплый, ободряющий взгляд. Со временем, учеба начала приносить огромную радость, отвечала Маня смелее и почти всегда верно.

Труднее всего давалась математика, часто на этом нелюбимом уроке мысли уносились в будущее, оно представлялось таким интересным и счастливым. Учительница что-то рассказывала про непонятные предыдущие и последующие числа, два странных, новых слова не имели совершенно никакого смысла для девочки. Отвернувшись к окну, Маня и сама не заметила, как очутилась в новенькой больнице: вот она идет по коридору в чистом белом халате, на голове настоящая докторская шапочка, как у Ивана Григорьевича из местной амбулатории. В руках у нее папка с документами, вокруг медицинский персонал. Она шагает быстро, как их директор школы и отдает приказания направо и налево. Медсестра внимательно спрашивает: «Манефа, предыдущая это какая? Слышишь, предыдущая перед девяткой?» Вокруг тишина, уже раздаются смешки.

— Маня, ты слышишь меня? — из грез ее резко выдергивает знакомый, непривычно строгий голос учительницы.

Манефа смотрит на доску, на стройный ряд чисел и ничего не может сообразить. Потом слышит тихий шепот с соседней парты: восемь, воосемь.

— Восемь, — несмело отвечает она.

— Надо же, — удивляется Ольга Степановна, — за окном тоже про цифры рассказывают? — Садись, молодец.

Маня садится на свое место, слегка повернув голову, встречает взгляд черных, задорных глаз Митьки. Из школы с этого дня они стали ходить вместе, а каждое утро на повороте, Машуту ждала знакомая мальчишеская фигура Митьки Чернобая. Как-то, придя утром в классе, Машуту увидела надпись: «Воображуля номер двадцать семь». Интуитивно поняла, что это про нее. А Митька подбежал к доске, схватил тряпку и зло размазал надпись. На следующий день, встречаясь перед школой с Маней, он деловито растянул сумку и вытащил маленький тряпичный кулечек. Протянул его подруге: «Это тебе», — смущенно сказал он.

Машута развязала мешочек и увидела в середине несколько слипшихся квадратиков. Она вопросительно подняла глаза.

— Конфеты, деловито сообщил Митька, — попробуй, очень вкусно.

Маня с опаской взяла квадратик и аккуратно положила в рот. Внутри все сразу наполнилось ароматной, сладкой слюной. Такой приятный мягкий вкус, блаженством разлился по всему телу.

— Дядька из города привез, — пояснил Митя.

Машута протянула мешочек ему, приглашая угоститься.

–Нет, — замотал он головой, — это тебе.

— Вместе вкуснее, — сказала Машута робко. — Спасибо.

Митя посмотрел на нее долгим, странным взглядом, взял слегка подтаявшую подушечку и положил в рот. Потом нашел Манину руку, и они зашагали в школу, поднимаясь на крыльцо, руки ее он не выпустил.

Остальное лакомство Машута есть не стала, принесла домой и когда вечером сестры вернулись с работы, с торфяника, позвала их за печь, развернула дрожащими руками мешочек, протянула угощение: — Попробуйте, очень вкусно, кофеты, — с благоговением произнесла она.