Бабочки по дебету

Марго тихонько открыла дверь, но ее осторожность оказалась напрасна: никто еще не ложился спать. В зале и на кухне горел свет. Дверь в мамину комнату была закрыта, из-за нее доносились сдавленные рыдания. Бабушка на кухне заваривала репешок — травку от желудка, головной боли и душевных травм.

— Что случилось? — спросила Марго.

Мария Федоровна тяжело вздохнула.

— Не знаю, Риточка. Приехала, и плачет уже часа два. К себе не пускает. Иди, попробуй с ней поговорить.

— Лучше не трогать ее до завтра, — сказала Марго, имевшая опыт в этом вопросе.

— Как бы руки на себя не наложила, — испугано прошептала бабушка, и налила себе стаканчик пахучей травки. Марго тоже нацедила немного, потому что вокзальный чизбургер еще ворочался в желудке.

— Ну что ты? Как она наложит руки? Ножа там нет, а люстра ее не выдержит.

— Ты жестокая девочка, знаешь? Иди, пожалей мать! — зашипела Мария Федоровна.

Настала очередь Марго тяжело вздыхать. Она подошла к двери и громко, по-деловому, постучала.

— Мам, тебе Лариса Ивановна звонит. Хочет твои уроки на следующей неделе физруку отдать.

Сначала ничего не произошло, потом послышался скрип кровати, шуршание и шарканье, вздохи и сморкание. Через минуту мама выглянула. Глаза у нее были красные, как два перезрелых помидора, и вообще сравнение с этим овощем годилось для всего лица. Мария Федоровна тут же засуетилась вокруг. Татьяна пыталась не обращать на нее внимание.

— Рита, скажи Ларисе, чтоб часы не отдавала. Я выйду.

Видимо, мама совсем потеряла голову от горя, раз не сообразила, что в такое время директриса вряд ли стала сообщать им об изменениях в расписании. Но дело было сделано, бабушка отрезала маме путь назад, так что теперь, ко всем прочим бедам, ей предстоял разговор с домашними.

Опустошив кастрюлю репешка, Татьяна рассказала, что познакомилась с арабом (имя его она отказалась произносить всуе), в фейсбуке — он заинтересовался ее работой в школе. Они общались целых две недели, прежде чем он пригласил ее к себе. В переписке араб был так романтичен, что Татьяна не сомневалась в его намерениях. И по приезде вел себя более чем достойно, водил по магазинам и ресторанам, говорил комплименты… Но вскоре выяснилось, что у проклятого эмиратовца есть и жена, и дети. У отпрысков же, в свою очередь, есть все, чего они только ни пожелают. Кроме… бабушки! Вот в качестве кого араб просил ее войти в семью. Разумеется, разочарованная Татьяна бросилась собирать вещи, и меньше, чем через сутки была дома.

После рассказанного воцарилось молчание, прерываемое только бульканьем спиртного, разливаемого по чашкам. Марго, не выдержав напряжения момента, обняла мать. Они разревелись обе, а бабушка сказала:

— Они там рано выходят замуж, и внуками обзаводятся молодыми, лет в тридцать пять. У них бабушки на конкурсах красоты дают фору студенткам! А он выбрал тебя, потому что таких как ты там нет даже на конкурсах! Ты — самая красивая на свете. Да тебя еще на руках будут носить.

Бабушка отчаянно передергивала, но слова были сказаны и слезы пролиты, вино, а следом и водка выпиты. Потом Мария Федоровна притащила старый альбом с фотографиями, и тысячу раз слышанные истории были пересказаны в тысячу первый раз — как будто впервые, и грустное почему-то казалось смешным, а потом они зачем-то наряжались, примеряли мамины новые купальники и Марго поразилась, что они ей как-раз, а потом бабушка достала свои парики и шляпки, и они еще красились, а потом…

Утро, разумеется, добрым не было. Марго кряхтя, выбралась из кровати и поплелась в уборную, стараясь не смотреть по сторонам.

— Мы вчера что, летали на метле? — простонала Мария Федоровна из своей комнаты.

— Я не помню, — честно призналась Марго.

Марго послали за кефиром и лимонами, Мария Федоровна решила сварить рисовую кашку, а Татьяна, не в состоянии ничего делать, вздыхала, сидя за столом.

— Мам, я дура, — сказала Татьяна, в душе надеясь услышать опровержение.

Мария Федоровна пробормотала что-то невнятное, по интонации похожее на нежелание спорить.

— Я плохо влияю на Ритку, — снова закинула удочку Татьяна.

— С чего ты взяла? — удивилась Мария Федоровна. — Она у нас девушка рассудительная, с ума ни по кому не сходит.

— Вот именно! Ей двадцать шесть, а она ни с кем не встречается, вся в делах, занята карьерой. Разве это нормально?

— Брось. При чем тут ты?

— Я для нее плохой пример. Боится повторить мои ошибки, вот при чем.

Мария Федоровна прекратила помешивать кашу, и опустилась на край табуретки.

— Танюш, я думаю, это из-за отца. Помнишь, как она переживала? Ей тогда сколько, лет семь-восемь было? Как она его ждала, хоть какой-нибудь весточки. А эта сволочь испарилась, прости Таня. Куда он там уехал, в Прагу? И ни разу, ни разу не объявился. Вот она теперь мужикам и не верит. А твой опыт — это так, «о» малое, — подытожила Мария Федоровна математическим термином, обозначающим ничтожно малую величину.

— Еще этот ее аудит проклятый. Они же там учатся не доверять людям. Профессиональный скептицизм вырабатывают, — вздохнула Татьяна, в душе радуясь, что мама не винит ее в холодности дочери.

— Мне кажется, ты нагнетаешь, — сказала Мария Федоровна, спасая убегающую кашу. — Были у нее ухажеры и в школе, и в университете.

— В школе она мальчишек лупила, — усмехнулась Татьяна. — Ты же помнишь ее занятия боксом? Класса до седьмого к ней никто не подходил — боялись. А потом… Были парни, да, но как-то несерьезно. Две недели — и все, уже кавалер дурак или жлоб. А в последнее время и вовсе никого.

— Ну не нашла она еще свою любовь. Не торопись, все образуется.

Тут за дверью послышалось хмыканье, и ввалилась Марго.

— Меня обсуждаете? — спросила она, ничуть не стесняясь того, что подслушивала.

Татьяна ахнула, а бабушка утвердительно кивнула, протягивая ей ложку с кашей на пробу.

— Сахару мало, — резюмировала Марго. — А насчет мужиков, вы за меня не беспокойтесь. Но простите, я считаю, что брак по любви — это полная чушь. Не на страстях амурных строится семья, а на взаимном понимании, терпимости и уважении. Уважение — прежде всего. Чтобы я могла уважать мужа, вы знаете, каким он должен быть?

Марго стала загибать пальцы:

— Умным, образованным и интеллигентным, добрым, но не раскисшая лапша, а скорее справедливым, по характеру сильнее меня, целеустремленным, а значит не склонным ни к каким дурным привычкам, здоровым, в меру веселым, не жадным, и не бегать за бабами.

— Ого, — сказала бабушка, явно гордая за внучку. — А внешность значения не имеет?

— Ну, мужчина не обязан быть красивым, — протянула Марго, — но все же, здоровый — значит, подтянутый. И от него не должно плохо пахнуть. Это противно.

— А как же любовь, дочь? Мировая литература тебя ничему не учит? — спросила мама.

— Учит. Например, «Гордость и предубеждение»: там героиня влюбляется в подходящего человека. Сначала убеждается, что он подходящий, а потом уже влюбляется. Не наоборот!