Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство

Все, раскрыв рты, застыли на тех местах, где их застало загадочное огненное зарево: Ядвига не смогла закрыть рот, стоя у подножия, на ветвях древнего дуба сверкали в отблесках огня зубы мальчишек. Несколько ослепительных желто-оранжевых потоков пропахали ночное небо поверх верхушек. С оглушительным треском, разбрасывая в разные стороны снопы искр и волны удушливого смрада, разлетелись осколки сразу от нескольких пикирующих на поселок адских аппаратов вместе с их злобными пилотами. Одно ревущее, самое жуткое, помело с черным горбоносым седоком исхитрилось увернуться от огненного смерча и развернулось, чтоб атаковать зеленеющую крону с Ермошкой и друзьями в чаще веток. Ядвига, сглотнув комок, мигом затворила рот и мячом заскочила за толстенный ствол, притаившись среди узловатых корней. Добрякам, застрявшим на высоте с их грузом цветочных боеприпасов, прятаться было некуда. Разве что прижаться к шершавой коре, прикрывшись ветками, и зажмурить глаза. Лесовики на верхушке отчаянно крутили ветродуй, но без цветочных ароматов струя воздуха мало чем могла уязвить бабу-ягу. Да и сам воздух был пропитан едким дымом — отрадой дыхалам нечистых.

И вдруг! Едва черное помело с жутким, гнетущим воем изготовилось обрушиться на защитников векового леса, как откуда-то сверху, звонко чирикая, на него обрушилась большая птица-тень. Тонкий ослепительный лучик вонзился в злую мерцающую чернь. Клубы белого дыма, безмолвный свет бурого пламени и — яркая вспышка, за ней громовой раскат. И все. Оглушительная тишина, едкий запах затухающего пожарища и струйки-змейки серного зловония.

Немного погодя за околицей раздался заливистый лай. Барбоскин тявкал и повизгивал как бы радостно, но, прикинул Колька, и с удивлением. «Гости», — догадался он и стал вглядываться в сторону, откуда заливался восторгом пес. В проблесках рассвета слои дыма быстро рассеивались утренним ветерком. На дороге, бегущей от залива сквозь лес к Центральной Поляне, проявились три расплывчатые фигуры. Нет, четыре! Три фигуры показались Кольке знакомыми, а четвертая — нет. Это могла быть и Сенька, если бы она подпрыгивала поочередно на левой-правой ноге. Но нет — незнакомый силуэт не прыгал, а скорее плавно перетекал вдоль наезженной колеи. У ног выплывающих из дымки гостей подтявкивал, вертел головой, хвостом и всем самим собой Барбоскин. «Как-то несерьезно», — подумалось Кольке, 35 а ноги уже стремительно несли его навстречу плывущим из тумана фигурам.

Тем временем в Дубраве становилось оживленно. Спускались со своих боевых постов, скрытых в кронах деревьев, лесовики, приглушенно переговаривались. У читальни загадочно мяукнул Кот Котыч, там-сям постреливали угли пожарищ. Звонко окликали друг друга девчонки. К Ермаку, только спустившемуся с дерева, подбежал радостный Барбоскин, встал на задние лапы и лизнул друга в лицо. На закопченных круглых щеках и носу осталась светлая полоса, посреди нее удивленно моргали большие и счастливые карие глаза. Звонко рассмеялась, выйдя из-за дерева Ядвига — ей зрелище показалось забавным. И тут тишина взорвалась ребячьими голосами, засеребрилась смехом, лаем, мяуканьем, выстрелами в воздух, неудержимым весельем.

Ермошка разрешил Барбоскину полностью себя облизать, дружески потрепал его по холке и пожал лапу. Точнее обе, потому что пес по запарке сначала протянул ему левую. Все это добряк проделывал настороженно поглядывая в сторону плывущих сквозь дымку фигур. Потихоньку гам на поляне начал стихать. Все вокруг, кто разглядев что-то самостоятельно, кто, проследив направление взгляда Ермака, застыли в ожидании. Ермак отыскал взглядом Котыча. Кот выглядел невозмутимым, только провел тыльной стороной лапы по своим мохнатым бровям. Как будто очки поправил. Уселся столбиком, выставив перед собой передние лапы. Обернул себя хвостом, морда безмятежная. Точно домашняя киска на кухне после сметаны. Ермолай улыбнулся и окончательно успокоился: Котыч гостей или знает, или не видит причин опасаться.

Тем временем чужаки приблизились настолько, что даже сквозь дым недавнего сражения их можно было рассмотреть. Трое были одинакового роста, плотного сложения, одеты в рубахи навыпуск, темные пышные штаны заправлены в сапоги несовременного покроя. И, что бросалось в глаза даже сквозь молочную кисею редеющего тумана, все трое носили одинаковые, ярко-рыжие шевелюры. И эта причина, а не только причудливая одежда, мигом превратили чужаков в нечужаков, а точнее — в Горюнов собственными персонами. Уже можно было разглядеть их белозубые улыбки, которые можно было б назвать и открытыми, и приветливыми, если бы не наличие великоватых клыков. Что, имея ввиду клыки, абсолютно не смогло удержать всех собравшихся на поляне добряков от расплывания в ответных восторженных, приветливых и других столь же хороших улыбках. Ермошка почувствовал, что чего-то кричит и несется навстречу гостям только когда разглядел мелькающие перед ним подошвы недетского размера сапог Юрки-бондаря.

Добежав до Горюнов — это были они, — Ермолай притормозил растерянно: он не знал к которому из троих обратиться. Горюн Трес уже был занят, его дружески обрабатывал мощный бондарь: энергично тряс правую руку, а левой лупил по плечу. Горюн, если и испытывал неудобства, то виду не подавал, лишь счастливо и немного смущенно улыбался. Горюна-2 обступили девчонки, а Горюн-1 о чем-то озабоченно беседовал с Сенькой. «Откуда взялась?» — привычно удивился появлению из ниоткуда сестры Ермак. Потоптался на месте и нерешительно направился к четвертому гостю. Незнакомому. Точнее к гостье, так как это была девочка. Выцветшее зеленое платьице, вытертые на коленях джинсы, красные кроссовки. Это одежда. С Есенией ее роднили цвет обуви, рост и то, что Колька называл «худобищей». И все. Девочка была огненно-рыжая, круглолицая, с большими глазами. Из прически у нее были торчащие в разные стороны косички, а глаза, присмотрелся Ермак, были зелеными. При том, что взгляд каждого из глаз был направлен в разные стороны, по направлению косичек, Ермак понял, что девочка смотрит именно на него. Дружелюбно и, чуток, изучающе.

— Горя, — девочка протянула руку и улыбнулась. Небольшие клыки, которые обнажились при этом, рыбака почему-то не испугали. Даже не насторожили, так как он начал о чем-то догадываться. Его догадка оказалась верной, так как из-за плеча Юрки на него глянули серьезные глаза Горюна-3:

— Горюха — племяшка наша драгоценная. День добрый, Ермолай-рыбак, — сдержанно улыбнулся третий. Ермошка улыбнулся девочке и вежливо произнес: «Добро пожаловать в Дубраву.»

Гостью тут же окружили добрячки, и Ермак переместился к Горюну Тресу, отодрал от него Юрку-Ура-Ура, схватил протянутую руку и начал ее жать, трясти, затем стал было хлопать гостя по плечу. Поймав себя на том, что тому и так досталось от бондаря, руку убрал и засунул в карман. Подумав правда, что так будет невежливо, из кармана ладонь вытащил и долго не знал, что с нею делать.

Только когда окруженные радостной гурьбой добряков Горюны тронулись в сторону клуба, Ермак хватился Есении. Он окликнул брата — тот шагал вслед за занятым беседой с Ядвигой Горюном Уаном. Коля молча показал ладошкой куда-то за Ермолаеву спину. Обернувшись, Ермак с удивлением обнаружил сестренку беседующей оживленно с Горей. Сенька немедленно поймала его встревоженный взгляд, улыбнулась успокаивающе и подмигнула. «Ну да, — усмехнулся про себя Ермак, — а куда ей деваться в лесу-то. Это, чай, не город». Постоял, пригладил без успеха всклоченные кудри, развернулся и зашагал вслед за остальными.

Внезапное появление Горюнов на поле, точнее, в небе битвы никого из добряков не оставило равнодушным. А правду сказать — заставило всех сгорать от нетерпения услышать историю их исчезновения несколько лет тому назад. Ермолай шагал за односельчанами — праздник в душе, счастье на лице, — рядом оживленные лица земляков, впереди бодрые застиранные портки брата, позади добрые глаза сестренки. Незнакомая пока, забавная конопатая девчонка рядом с сестрой тоже была частью праздника — так показалось Ермоше.

Добряки впереди вместе с Горюнами, Колькой и Ядвигой уже поднимались по ступеням крыльца избы-читальни, теплое солнце пробралось меж деревьев и разогнало туман. Утренний бриз развеял смрад дымного сражения. Лесовики загасили возгорания, с веток спустился Марк с клюшкой. Запели птицы, заблеяла где-то ободряюще коза — ей ответили подруги. Смеялись добряки у клуба. Мир, понял Ермак, и ему захотелось смеяться, прыгать, взъерошить рыжую шевелюру брата и даже заблеять глупо и счастливо. Но что-то останавливало. Поначалу едва проклюнулась, а затем резко, как желание почесать спину, ворвалась мысль о том, что что нигде не слышно басовитых раскатов голоса Охотника. Так не может быть!

Ермолай вспомнил, что последний раз Охотник появлялся в самом начале весны. Приехал на санях, запряженных Амуницией, завез соль, сахар, муку, книги. Поговорили о зимней охоте, рыбалке, обменялись впечатлениями от прочитанных книг. Попели в клубе. Ну, как всегда. Потом Жека вернулся в тайгу. Обычное дело, думалось Ермолаю, только не обычно для Охотника отсутствовать в Дубраве, когда добряки в радости, а пуще того — в беде. Почему-то зачесалось плечо. Ермак рассеянно почесал его подбородком, не переставая тревожиться. Все вокруг между тем веселились.

Кто-то хлопал Ермака по плечу, кто-то тянул за рукав, светло и озорно смеялись девчонки, подшучивали над его озабоченным лицом. Обернувшись, вопросительно вздернул вверх рыжие брови Трес. Ермак успокоительно улыбнулся и махнул рукой в сторону клуба: иду мол, все нормально. Сам шел и мысленно успокаивал себя: а что с Охотником может произойти, ведь никто иной, как он сам, Знатный Охотник Жека, и есть хозяин леса. Не медведь какой, не Яга — Синий Огурец. Именно Жеку и уважали, и опасались в таежной стороне. А кто любил еще крепко — так это добряки, Барбоскин, Кот Котыч. Амуниция еще.

Шагал Ермоша да все пытался себя успокоить. И так до самого клубного крыльца. А в клубе уже все рассаживались по лавкам. Ядвига вытащила Горюнов на подмостки, где за столом раздумий торжественно светилась рыжим светом Колькина шевелюра. Ее владелец старательно притворялся серьезным. Сенька вытащила на сцену упирающуюся Горю, усадила ее за стол рядом с Ядвигой. Та мигом пересадила дракощку к братьям, затем легко поднялась с лавки. Уперлась ладонями в столешницу и стала терпеливо ждать, когда ребятня угомонится. Кто-то уже опустился на лавку и с нетерпеливым любопытством глядел на сцену, кто-то еще бурно общался с приятелями. От входной двери тянулись опаздавшие, рассаживались, искали взглядом близких друзей.

Первым не выдержал Держи-Кардан: не встал, подпрыгнул с лавки и звонко осведомился у Горюнов, где были так долго, что делали.

— Как про налетчиц-то разузнали? — ломким баском осведомился от дверей Марк.

— Как долетели? Издалека, чай, махали? — это перекрыл шум в зале пронзительный голосок Бибики.

Все снова повскакивали с сидений, пытаясь вставить свой вопрос, потихоньку гурьбой подвигаясь к сцене. У Ермака был свой ворох вопросов, но он только сидел и молча улыбался: Ядвига сейчас все устаканит, организует, и его пора задать вопрос обязательно наступит.

Так оно и оказалось. Ядвига пристукнула кулачком по столу, звякнул стакан на подносе. Вика-Бибика юрко скользнула на свое место, степенно приземлился на ближайшую лавку Марк, сноровисто расселись по лавкам добряки. Притихли.

Конец ознакомительного фрагмента.