Аггент. Книга 1. Отпечатки Света

Так неспешно и достаточно скучно потянулись летние дни. Утром, вместо того, чтобы ходить на ближайшую речку, все работали на огороде и обливались потом под палящим солнцем. Вечером были вынуждены участвовать в различных глупых мероприятиях, которые придумывали неутомимые воспитатели. И только днем, во время тихого часа ребятам удавалось сбежать из-под надзора взрослых, пообсуждать что-нибудь интересное, поиграть в «морской бой» или в карты. И даже изредка добежать до реки и немного поплавать в прохладной воде, хоть это и было нарушением правила номер шесть.

Самой популярной темой для разговоров были, конечно, новые правила и соответствующие им наказания. Например, за оставленную еду на тарелке полагалось съесть дополнительную жутко калорийную булку с вечерним кефиром. И если кто-то не доедал за завтраком, обедом и ужином, то перед сном он получал целых три штрафные булочки.

Самое ужасное в этих булках было не их количество и не их зеленоватый цвет, а их вкус. Детям объяснили, что это полезнейший продукт, который поможет им как можно быстрее стать «нормальными». По вкусу этот кулинарный шедевр напоминал кислую капусту, манную кашу и рыбий жир одновременно. Сверху булочки были обильно присыпаны сахарной пудрой.

— Хотят запудрить нам мозги, — догадалась Наташа. Она откусила краешек своей штрафной булочки и теперь с сомнением рассматривала зеленоватую сдобу, прятавшуюся под сахаром. — Видимо, их пекут по старинному семейному рецепту Жабы. Съешь сто таких булок и будешь выглядеть, как она!

— Боюсь, тебе даже тысяча не поможет, вон ты какая тощая! — Сережа весело подмигнул Наташе. — Так что ешь без страха.

Девочка грустно вздохнула. Вчера она с позором провалила повторную процедуру измерения и взвешивания. Мало того, что за первую неделю отдыха она умудрилась вырасти на целый сантиметр, так еще и оказалась одной единственной похудевшей среди всех детей.

— Бедная девочка, похудела на семьдесят грамм! — причитала медсестра Маргарита Львовна.

Даже Сережа, прибавивший всего пятнадцать грамм, избежал наказания. А ей теперь придется каждый вечер съедать по две дополнительных булки. В нее и так три с трудом влезали, а теперь их стало пять! И как же Сережа умудряется каждый раз оставлять чистые тарелки в столовой?

— А я уже начинаю привыкать к ним, — сказал Никита, вытирая ладонью усы от кефира, — хочешь и тебе помогу? Давай сюда булку!

Наташа осторожно под столом передала Никите свою последнюю на сегодня булочку. Тот одним махом заглотил ее и облизнулся.

— Вкусно! — довольно потянулся Никита. — В общем так, жалко мне тебя, пожалуй, возьму и над тобой шефство. Расценки узнаешь у Орлова.

И не говоря больше ни слова, Никита отправился восвояси.

— Что все это значит? — Наташины брови взлетели вверх. — Что за расценки?

— Ну… — промямлил Сережа, — у нас уговор, я помогаю ему на огороде, а он мне в столовой. Прости, я хотел тебе все сразу рассказать, но Никита не разрешал. Я его целую неделю уговаривал, чтобы он и тебе помогал!

Наташа молчала, она тщательно обдумывала новую информацию.

— А чья это вообще идея была? — сурово спросила девочка.

— Моя, — скромно улыбнулся Сережа и посмотрел на подругу.

Наташа сияла:

— Я же говорила, что ты — гений! Круто придумал! Но больше так не делай, сразу все рассказывай мне, а то я обижусь и поколочу тебя!

С этого дня жизнь стала гораздо легче и веселее. Петрушкина каждый раз зеленела от злости, отмечая в журнале чистые благодаря хорошему аппетиту Никиты Гномова тарелки Сережи и Наташи. Клавдия была назначена «инспектором грязных тарелок», она составляла списки штрафников и выдавала им по вечерам булочки.

Видя перекошенное лицо Каркуши, Наташа даже перестала расстраиваться из-за своих двух дополнительных булочек, полученных ею за провал процедуры измерения и взвешивания. Эти булки они с Сережей съедали вместе перед сном. Мальчик всё еще чувствовал себя виноватым и забирал у Наташи одну зеленую булочку, а Наташа не спорила. Прополку еще одной грядки в огороде за Никиту она вообще за труд не считала. Девочка была готова копать и поливать весь день, лишь бы насолить вредной рыжей Клавке.

Но если проблема, вызванная правилом номер два о том, что надо доедать все, что положено на тарелки, решилась так удачно, то правило номер шесть, за нарушение которого полагалось самое суровое наказание, а именно изоляция, продолжало портить детям жизнь. «Покидать территорию дачи строго воспрещается» — вот, что гласило это неправильное правило. Но как же так? Ведь там, за забором их любимая речка, в которой Наташа с Сережей так любили плавать.

И они продолжали это делать, только теперь тайно, убегая во время тихого часа через дыру в изгороди, которая так хорошо пряталась за пышным кустом.

— А помнишь, как Буся смешно плавает? — Сережа сидел на песке у воды. — Что-то я ее давно не видел.

— И я. — Наташа прыгала босыми ногами в воде и жевала дикое яблоко. — Надо ее найти, когда вернемся.

— Как ты можешь есть эту кислятину? — удивился Сережа.

— Не знаю, — пожала плечами девочка, — просто мне вкусно.

Путь к реке проходил мимо лесной яблоньки. И каждый раз Наташа срывала небольшой плод и с аппетитом его съедала.

— Наверно, надо идти обратно, — мальчик поднялся на ноги и стал карабкаться по крутому берегу вверх.

И тут его взгляд уперся в пару блестящих туфель ядовито-зеленого цвета. Как же Сереже не хотелось поднимать глаза на обладательницу этой пары обуви, ведь по толстым ножищам, которые вылезали из этих самых туфель, мальчик уже понял, что перед ним стоит не кто иная, как Изольда Карловна Лягушкина, директриса дачи.

— Я даже в этом не сомневаюсь, — исходя желчью, проквакала она, — жду вас обоих в моем кабинете для назначения наказания. И захватите свою воспитательницу Галину. Совсем она вас распустила.

И Жаба с видом победителя направилась прочь от реки.

Через час дети и их хорошая, добрая Галя стояли в кабинете Изольды Карловны и выслушивали речь о том, какие они неблагодарные и невоспитанные. Наташе было очень стыдно, но не за то, что она нарушила какое-то дурацкое правило, а за то, что подвела свою воспитательницу.

Честно говоря, у Наташи с самого утра было смутное предчувствие, что сегодня что-то в этом роде должно было произойти. Уж больно довольная физиономия была у Каркуши за завтраком. И когда они с Сережей относили свои сверкающие чистотой тарелки, Клава ничуть не огорчилась, а наоборот даже была этому рада.

— Молодец, Малахитова, сегодня всё съела! А то в изоляции только хлеб и вода тебе светят.

Наташа тогда не обратила внимания на эту фразу Каркуши, но сейчас, стоя в тесной комнатке, перед письменным столом, за которым восседала необъятная Изольда Карловна и брызгала слюной направо и налево, она ясно поняла, что рыжая Клавка уже тогда знала, что их сегодня поймают.

«Глупая Каркуша, чтоб ты похудела за эту неделю на целый килограмм», — мысленно пожелала Наташа.

— Итак, — громко продолжала Изольда, — вы оба отправляетесь в изоляцию в коричневый домик на 5 дней. А вы, дорогуша, — и директриса ткнула своим жирным пальцем-сосиской в Галину, — получаете строгий выговор и лишаетесь премии! А теперь проводите этих хулиганов и заприте их. Ключ принесите мне.

С этими словами Изольда Карловна выдвинула ящик письменного стола и, порывшись в нем, протянула испуганной воспитательнице большой ржавый ключ на синей веревочке.

— Но это непедагогично, — пролепетала Галя.

— Цыц, девчонка! Поучи еще меня, как детей воспитывать! Была бы моя воля, я бы их в бочку посадила и в море выкинула. Всё! Аудиенция окончена! — и Жаба указала всем троим на дверь.

— Ну что, доигрались? — печально вздохнула Галина и повела детей в самый запущенный уголок дачной территории.

Как раз там и находился коричневый домик, о котором говорила Изольда. Обычно о нем не вспоминали, ремонт в нем не делали, мебель не обновляли. Да и кому нужен был этот домик, если семей было шесть, а домиков семь. Вот и стоял он многие годы заброшенный и всеми забытый.

Дойдя до места, Галя открыла дверь и пропустила детей внутрь.

— Попробую сообщить Ивану Ивановичу, может быть, он обуздает нашего дачного диктатора? А вы ведите себя тихо. Вечером приду вас проведать, — и воспитательница, заперев дверь на ключ, оставила детей одних.