Варанаси. Город смерти и нелюбви

В один из дней я намекнула Аше, что хотелось бы знать продолжение её истории с Гокулом. Чем всё кончилось. На что Аша пожала плечами — что ж, пожалуйста, это уже в прошлом. Надо же чем-то себя занимать, чтобы не помереть от скуки в этом жарком аду.

И Аша продолжила рассказывать.

Она перешла на его сторону базара. Они с Гокулом впились друг в друга глазами, и, казалось, стояли так целую вечность. Потом она снова будто видела себя со стороны: её рука задирает рукав его рубашки, проводит по татуировке, а её язык молотит чушь: «Я видела твою татуировку, что она означает?» Это в Индии. Женщина прикасается к мужчине на глазах у изумлённой публики. Смачный плевок в лицо общественной морали. «Аша — ты конченая идиотка» — сказала она себе. И тут же потеряла эту единственную трезвую мысль.

Гокул рассказывает о своих татуировках, Аша трогает их все, её будто током бьёт, у него по рукам бегут мурашки. «Пошли!», — говорит он. А она не спрашиваю, куда и зачем. Какая разница. Главное с ним. А ещё мысли путаются: «Очередь к тебе, говорят, из девушек, а где очередь занять? Кто крайний, я ведь постою. А для иностранок отдельная очередь? Кто крайний? А можно без очереди, смотри, я какая классная…» и что-то в том же духе, и новая мысль затмевает предыдущую: «Аша, ты совсем сбрендила, к молокососу в очередь, к самым классным мужикам никогда не стояла и не делила ни с кем, и вообще гордая птица, а тут — ну-ка соберись, тряпка, и беги. Беги, Аша, беги!» Но бежать она не могла… и не хотела. Хотела в омут с головой. Через минуту после знакомства, до знакомства, с первого взгляда. В любую очередь. Что угодно…

Через три шага они пришли в замаскированную картонными коробками чайную, а там сидели все его дружки — пуджари, пили чай, курили и сделали удивлённые лица, увидев Ашу. Гокул знакомит Ашу со всеми. Но имён она не запоминает. Немного в шоке. Волшебные эльфы в «штатском» выглядят по-разному, кого-то красит золотисто-розовый аартовский наряд, кому-то больше к лицу повседневная одежда. Пропахшие специями и благовониями. Мальчишки. Просто дети… Аша болтает с Гокулом о том о сём. Он — студент санскритского университета, изучает санскрит, другие парни изучают кто Веды, кто искусство. Аша неуверенно произносит пару санскритских слов, вызывая всеобщий восторг. Гокул смотрит на неё, не отрываясь, и блики тусклой лампочки чайной бесенятами скачут в его зрачках. Аше хочется прирасти к этой чайной и остаться там навечно. Но всему прекрасному всегда приходит конец, впрочем, непрекрасному тоже. Гокул спрашивает, куда она хочу пойти. Аша, как школьница, влюбившаяся в учителя, мямлит что-то, что ей всё равно куда, лишь бы с ним. И они идут по пустеющим гатам, смотрят, как полная луна отражается в Ганге, медленно текут тяжёлые воды. Гокул берёт Ашу за руку, но каждый раз, при виде людей, отпускает. Аша понимает. Иностранка, идущая в компании индуса, это красная тряпка для быка. Значит ей всё равно, с каким индусом быть (странная логика), могут побить его, а её утащить куда-нибудь и сделать с ней что угодно. Но Аше не страшно, потому что она сумасшедшая, под натиском гормонов. Главное, идти рядом с Гокулом и нести всякий вздор. Тут она вспоминает слова Баблу, что это самый плохой парень из всех, что он плейбой с табуном девушек и кучей разбитых сердец. Аша всего лишь одна из сотен или тысяч. Но мысль сама собой куда-то прячется, не успев додуматься до конца.

Гокул спрашивает Ашу, где она живёт. «На Маникарнике», — отвечает Аша. Странный выбор. Но ей всё время хотелось видеть погребальные костры и чувствовать запах смерти в свежевыстиранном белье, полотенцах, в простынях. Она тогда боялась смерти. Аше нужно было всегда присутствие смерти рядом. Только так она могла перестать бояться. Она успокаивалась, глядя всё время на костры — ничего страшно нет, наоборот, кремация успокаивает. Рам нам сатна хэ — в словах Рамы истина. (эту мантру повторяют, когда несут тело к реке на кремацию).

Гокул немного удивился, что Аша живёт на крематории, но пошёл её провожать. Было уже поздно. Дойдя до отеля, он вдруг предложил пойти в кафе на крыше неподалёку. Сказал, что на него будут все пялиться, но чтобы Аша не обращала внимания. Так как только в туристическом месте они могли открыто сидеть вместе, пить чай-кофе и разговаривать».

Аша выдохнула. Посмотрела на меня и продолжила свой рассказ. «Заходим мы в этот ресторан. Персонал его знает. Ага, думаю про себя, всех девок сюда водишь. Ну что ж… пусть так». Заказываю чай, студент как-никак, наверняка без денег. Посетители — сплошь иностранцы. Многие смотрят на Гокула. Узнали. Потому что все туристы ходят на аарти — бесплатное шоу. Девчонки глазеют на него открыто, я чувствую себя королевой, я вижу, что они бы непрочь и сами на моём месте оказаться. Я с самым красивым парнем Варанаси. Повезло же.»

Аша говорила и говорила. Она не помнила, о чём они с Гокулом разговаривали. И разговаривали ли вообще. Закончив пить чай, Гокул снова пошёл её провожать. Потом сказал, что не хочет её отпускать, от чего ноги у неё подкосились. Бессмысленный трёп, но отчего-то было приятно. И он посмотрел своими глазами так, что Аша была готова на коленях ползти. В общем, в отель — нельзя, к нему — нельзя. Куда? Гулять с иностранкой ночью небезопасно. Он звонит другу, прибегает друг-пуджарик, готовый отдать им свою комнату и гулять всю ночь до утра. Последняя мысль, которую Аша помнит: «Что я делаю, я ухожу в ночи в трущобы Варанаси с двумя совершенно незнакомыми парнями», но мысль утекает. Только бьющее током тепло руки Гокула, ощущение полёта и сердце, бьющееся в висках.»