Путешествие к Арктуру

Стояла глухая ночь, когда Маскалл пробудился от глубокого сна. Дул ветер, легкий, но похожий на стену; он никогда не ощущал ничего подобного на Земле. Он лежал и не мог поднять свое тело, ставшее невероятно тяжелым. Леденящая боль, которую он не мог соотнести ни с одной частью своего тела, выступала фоновой, сопутствующей нотой всем прочим ощущениям. Она непрерывно терзала Маскалла; иногда он злился и раздражался, иногда забывал о ней.

У него на лбу было что-то твердое. Подняв руку, он нащупал мясистый нарост размером с небольшую сливу; в центре нароста была впадина, дна которой он не смог достать. Он также обнаружил две большие шишки по обеим сторонам шеи, на дюйм ниже уха.

На теле в районе сердца выросло щупальце, длиной с руку, но тонкое, как бечевка, мягкое и гибкое.

Как только он полностью осознал смысл этих новых органов, его сердце заколотилось. Какими бы ни были их функции, они означали одно: он в новом мире.

Участок небосвода начал светлеть. Маскалл позвал своих спутников, но ответа не получил. Это его испугало. Он продолжил кричать через неравные промежутки времени, встревоженный и тишиной, и звуком собственного голоса. В конце концов, так и не услышав отклика, он счел разумным не производить слишком много шума и теперь тихо лежал, хладнокровно дожидаясь развития событий.

Вскоре он различил вокруг себя смутные тени, но это не были его друзья.

Бледная, молочная дымка над землей пришла на смену черноте ночи, когда в небесах заиграли розовые оттенки. На Земле это назвали бы рассветом. На протяжении долгого времени почти неуловимо становилось все светлее.

Маскалл обнаружил, что лежит на песке. Песок был алым. Смутные тени, которые он различил прежде, оказались кустами с черными ветками и пурпурными листьями. Вот и все, что он разглядел.

День набирал силу. Для прямых солнечных лучей свет был слишком размытым, но вскоре стал ярче полуденного земного солнца. Жара тоже нарастала, однако Маскалл был ей рад — она облегчила боль и ослабила ощущение сокрушительной тяжести. С восходом ветер стих.

Маскалл попробовал подняться на ноги, но сумел только встать на колени. Видимость была ограничена. Туман рассеялся лишь отчасти, и удавалось различить только узкий круг алого песка да десяток-другой кустов.

Он почувствовал прохладное, мягкое прикосновение к затылку. Испуганно дернулся и рухнул на песок. Быстро оглянувшись, с изумлением увидел стоявшую рядом женщину.

На ней было струящееся бледно-зеленое одеяние, задрапированное в классическом стиле. По земным меркам ее нельзя было назвать красивой: несмотря на человеческое лицо, она была одарена — или поражена — дополнительными уродующими органами, которые обнаружил у себя Маскалл. У нее тоже имелось сердечное щупальце. Но когда он сел, и их взгляды встретились, Маскалл будто заглянул к ней в душу, которая была обителью любви, тепла, доброты, нежности и близости. Благородное сияние глаз женщины было таким родным, что ему показалось, словно он знает ее. Тогда он осознал всю ее красоту. Она была высокой и стройной. Ее движения были грациозными, как музыка. Кожа была не мертвого, мутного цвета, как у земных красавиц, но переливчатой; ее оттенок постоянно менялся, с каждой мыслью и эмоцией, однако все эти тона не были яркими — все они были утонченными, приглушенными и поэтичными. У нее были очень длинные льняные волосы, заплетенные в свободную косу. Новые органы, как только Маскалл привык к ним, придали ее лицу нечто изумительное и уникальное. Он не мог сказать точно, но оно будто стало более нежным и одухотворенным. Органы эти не умаляли красоты ее глаз или ангельской чистоты черт, однако добавляли более глубокую ноту, которая не позволяла счесть женщину изнеженной.

Ее взгляд был таким дружеским и открытым, что Маскалл почти не испытывал унижения, сидя у ее ног голым и беззащитным. Она догадалась о его затруднении и отдала ему одеяние, которое несла перекинутым через руку. Оно походило на ее собственное платье, только было более темного, мужественного цвета.

— Как ты думаешь, сможешь сам это надеть?

Маскалл определенно услышал эти слова, но не ее голос.

Он с трудом поднялся, и она помогла ему справиться с драпировкой.

— Бедняга! Как ты страдаешь! — произнесла она на том же неслышном языке. На этот раз Маскалл обнаружил, что смысл ее слов достигает мозга через орган на лбу.

— Где я? Это Торманс? — спросил он, пошатнувшись.

Она подхватила его и помогла сесть.

— Да. Ты среди друзей.

Женщина посмотрела на него с улыбкой и заговорила вслух по-английски. Ее голос, такой свежий, взволнованный и девичий, почему-то напомнил Маскаллу апрельский день.

— Теперь я могу понимать твой язык. Поначалу он казался странным. В будущем я буду говорить с тобой при помощи рта.

— Потрясающе! Что это за орган? — спросил Маскалл, коснувшись лба.

— Он называется «бреве». Посредством него мы читаем мысли друг друга. Но речь лучше, ведь она также позволяет прочесть и сердце.

Он улыбнулся.

— Говорят, речь дана нам затем, чтобы обманывать других.

— Мыслью тоже можно обмануть. Но я думаю о лучшем, не о худшем.

— Ты видела моих друзей?

Прежде чем ответить, она молча изучила его.

— Разве ты прибыл не один?

— Я прибыл в машине с двумя другими людьми. Должно быть, по прибытии я лишился сознания и с тех пор их не встречал.

— Это очень странно! Нет, я их не видела. Их здесь нет, иначе мы бы знали… Мы с моим мужем…

— Как зовут тебя и твоего мужа?

— Я Джойуинд, а мой муж — Панаве. Мы живем очень далеко отсюда. Но прошлой ночью мы оба поняли, что ты лежишь здесь без чувств. Мы едва не поссорились насчет того, кому из нас следует прийти к тебе, но в конце концов я победила. — Она рассмеялась. — Победила потому, что я крепче сердцем, а он чище восприятием.

— Спасибо, Джойуинд, — просто ответил Маскалл.

Волна быстро сменяющихся цветов пробежала под ее кожей.

— О, зачем ты так говоришь? Что может быть приятней любящей доброты? Я была счастлива, получив возможность… Но теперь мы должны обменяться кровью.

— Как это? — озадаченно спросил он.

— Иначе не получится. Твоя кровь слишком густа и тяжела для нашего мира. Ты не сможешь подняться, пока тебе не перельют мою кровь.

Маскалл покраснел.

— Я чувствую себя полным невеждой… А это тебе не повредит?

— Если твоя кровь причиняет тебе боль, полагаю, она причинит боль и мне. Но мы разделим эту боль.

— Это новый для меня вид гостеприимства, — пробормотал он.

— А разве ты не сделал бы для меня то же самое? — спросила Джойуинд с шутливым волнением.

— Я ничего не могу предположить о своих поступках в этом мире. Я едва знаю, где нахожусь… Но, конечно, сделал бы, Джойуинд.

Пока они беседовали, окончательно рассвело. Туман поднялся с земли, дымка сохранилась только в верхних слоях атмосферы. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулась пустыня алого песка. Лишь с одной стороны было что-то вроде небольшого оазиса — низкие холмы, от подножия до вершины поросшие редкими пурпурными деревцами. До них было около четверти мили.

Джойуинд принесла с собой маленький кремневый нож. Она совершенно спокойно сделала аккуратный глубокий надрез на своем плече. Маскалл принялся возражать.

— О, это пустяки, — со смехом ответила она. — И если жертва не является жертвой, какой в ней смысл? Давай руку.

Кровь текла по ее руке — не красная, а молочная, опалесцирующая жидкость.

— Только не эту! — сказал Маскалл, поморщившись. — Ее уже резали.

Он протянул другую руку, хлынула кровь.

Джойуинд нежно и умело соединила две раны и долго держала свою руку плотно прижатой к руке Маскалла. Он почувствовал, как через порез в тело вливается поток наслаждения. Прежние легкость и живость начали возвращаться к нему. Пять минут спустя между ним и Джойуинд началась дуэль доброты: он хотел остановиться, а она — продолжать. Наконец он одержал верх, но недостаточно быстро: Джойуинд побледнела и поникла.

Она взглянула на него серьезнее, чем прежде, словно странные глубины открылись ее глазам.

— Как тебя зовут?

— Маскалл.

— Откуда ты родом, Маскалл, с такой ужасной кровью?

— Из мира, который называется Земля… Очевидно, моя кровь не годится для твоего мира, Джойуинд, но этого следовало ожидать. Мне жаль, что я не остановил тебя.

— О, не говори так! Это было необходимо. Мы все должны помогать друг другу. И все же, прости меня, но я чувствую себя оскверненной.

— И неудивительно, ведь для девушки опасно принимать в свои жилы кровь чужака с чужой планеты. Если бы не моя слабость и испытанный шок, я никогда бы этого не допустил.

— Но я бы настояла. Ведь все мы братья и сестры. Почему ты явился сюда, Маскалл?

Он ощутил некоторое смущение.

— Сочтешь ли ты это глупым, если я отвечу, что сам не знаю? Я прилетел с теми двумя людьми. Быть может, причина в любопытстве или любви к приключениям.

— Быть может, — откликнулась Джойуинд. — Интересно… Очевидно, твои друзья — страшные люди. Зачем они прилетели?

— Это мне известно. Они прилетели вслед за Суртуром.

На ее лице отразилась тревога.

— Я не понимаю. По крайней мере один из них должен быть плохим человеком, однако если он следует за Суртуром — или Формирующим, как его здесь называют, — то не может быть по-настоящему плохим.

— Что ты знаешь о Суртуре? — удивленно спросил Маскалл.

Джойуинд помолчала, изучая его лицо. Мозг Маскалла беспокойно шевельнулся, словно его ощупывали извне.

— Понимаю… и не понимаю, — наконец произнесла она. — Это очень сложно. Твой Бог — ужасное Существо, бестелесное, враждебное, невидимое. Здесь мы такому Богу не поклоняемся. Скажи, хоть один человек когда-нибудь видел твоего Бога?

— Что это значит, Джойуинд? К чему обсуждать Бога?

— Я хочу знать.

— В древние времена, когда Земля была юной и величественной, вроде бы жили несколько святых людей, которые бедовали с Богом, но эти дни давно миновали.

— Наш мир еще юн, — сказала Джойуинд. — Формирующий ходит среди нас и говорит с нами. Он настоящий и энергичный, друг и любовник. Формирующий создал нас — и он любит свои создания.

— Ты с ним встречалась? — спросил Маскалл, едва веря своим ушам.

— Нет, я еще не совершила такого поступка, чтобы заслужить эту честь. Быть может, однажды мне выпадет шанс пожертвовать собой — и наградой станет встреча и беседа с Формирующим.

— Я определенно попал в другой мир. Но почему ты говоришь, что Формирующий и Суртур — одно лицо?

— Потому что так и есть. Мы, женщины, зовем его Формирующим, как и большинство мужчин, но некоторые зовут его Суртур.

Маскалл задумчиво прикусил ноготь.

— Ты когда-нибудь слышала про Кристалмена?

— Это тоже Формирующий. Понимаешь, у него много имен, что свидетельствует о том, как сильно он занимает наши мысли. Кристалмен — любовное имя.

— Странно, — заметил Маскалл. — Я прилетел сюда с совсем иным представлением о Кристалмене.

Джойуинд тряхнула волосами.

— В той рощице — его пустынное святилище. Давай помолимся там, а потом отправимся в Пулингдред. Это мой дом. Путь до него неблизкий, а мы должны попасть туда до Блодсомбра.

— И что такое этот Блодсомбр?

— На протяжении четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла такие жаркие, что никто не может их вынести. Мы называем это Блодсомбром.

— Бранчспелл — это другое название Арктура?

Джойуинд отбросила серьезность и рассмеялась.

— Само собой, мы берем свои названия не у вас, Маскалл. Они не слишком поэтичны, зато естественны.

Она ласково взяла его за руку и повела к лесистым холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхние слои тумана, и ужасный, опаляющий жар, словно из печи, обрушился на голову Маскалла. Он инстинктивно поднял глаза — и тут же опустил, успев заметить лишь раскаленный, искрящийся белый шар в три раза больше Солнца. На несколько минут Маскалл почти ослеп.

— Боже мой! — воскликнул он. — Если это раннее утро, очевидно, ты права насчет Блодсомбра. — Немного оправившись, он спросил: — Сколько здесь длится день, Джойуинд? — И вновь ощутил, как его мозг ощупывают.

— В это время года на каждый час вашего летнего светлого времени приходится два наших часа.

— Жар невероятен — и все же он не так тревожит меня, как я мог бы ожидать.

— В этом нет ничего необычного. Тому есть простое объяснение. В тебе присутствует доля моей крови, а во мне — твоей.

— Да, всякий раз, когда я это осознаю, мне… Скажи, Джойуинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Перестанет ли быть красной и густой и превратится ли в чистую, жидкую и светлую, как твоя?

— Почему нет? Если ты будешь жить так, как живем мы, то, конечно же, станешь таким, как мы.

— Ты имеешь в виду пищу и питье?

— Мы не едим пищу и пьем только воду.

— А за счет чего же вы живете?

— У нас добрая вода, Маскалл, — с улыбкой ответила Джойуинд.

Как только к нему вернулась способность видеть, он принялся разглядывать местность. Безбрежная алая пустыня тянулась к горизонту по всем направлениям, если не считать оазиса. Над ней раскинулось безоблачное темно-синее — почти фиолетовое — небо. Его купол был намного шире, чем на Земле. На горизонте, милях в сорока, под прямым углом к их нынешнему маршруту, высилась горная цепь. Самая высокая гора имела форму чаши. Маскалл поверил бы, что путешествует по стране снов, если бы не яркий свет, придававший всему живую реальность.

Джойуинд показала на гору в форме чаши:

— Это Пулингдред.

— Ты не могла прийти оттуда! — изумленно воскликнул он.

— Почему же, могла. И туда нам предстоит отправиться сейчас.

— С единственной целью отыскать меня?

— Ну, конечно.

Кровь прилила к его лицу.

— В таком случае ты отважнейшая и благороднейшая из всех девушек, — тихо произнес он, помедлив. — Без исключения. Это путешествие для атлета!

Она сжала ему руку, череда неописуемых нежных оттенков быстро пробежала по ее щекам.

— Прошу, не нужно больше об этом, Маскалл. Я чувствую себя неловко.

— Хорошо. Но сможем ли мы добраться туда до полудня?

— О да. И расстояние не должно тебя пугать. Здесь мы не думаем о больших расстояниях — у нас есть множество других вещей для размышлений и чувств. Время летит слишком быстро.

За разговором они приблизились к подножию пологих холмов, высота которых не превышала пятидесяти футов. Маскалл начал замечать странных представителей местной флоры. Нечто, напоминавшее небольшой участок пурпурной травы площадью около пяти квадратных футов, двигалось по песку в их сторону. Когда оно приблизилось, Маскалл увидел, что это не трава — у нее не было листьев, только пурпурные корни. Корни каждого маленького растения вращались, подобно спицам колеса без обода. Они по очереди погружались в песок и вылезали обратно, благодаря чему растение двигалось вперед. Какой-то необъяснимый полуразумный инстинкт заставлял все растения держаться вместе и перемещаться с одной скоростью в одном направлении, словно стая перелетных птиц.

Еще одно примечательное растение представляло собой крупный пушистый шар, напоминавший головку одуванчика. Он плыл по воздуху. Невероятно изящным движением руки Джойуинд поймала его и показала Маскаллу. У растения были корни; предположительно, оно обитало в воздухе и поглощало химические вещества из атмосферы. Однако самым удивительным оказался его цвет. Он был совершенно новым — не оттенком или комбинацией цветов, а новым основным цветом, ярким, как синий, красный или желтый, но совершенно иным. Когда Маскалл спросил Джойуинд, та ответила, что этот цвет называется «алфайер». Вскоре он увидел второй новый цвет, который она назвала «джейл». Чувственные ощущения, которые вызвали у Маскалла эти два дополнительных основных цвета, можно лишь отчасти выразить при помощи аналогии. Так же, как синий кажется мягким и таинственным, желтый — четким и броским, красный — оптимистичным и страстным, алфайер показался Маскаллу диким и болезненным, а джейл — мифическим, лихорадочным и сладострастным.

Холмы были из плодородной темной земли. Маленькие деревца странных форм, все разные, но все пурпурного цвета, покрывали склоны и вершины. Маскалл и Джойуинд углубились в холмы. Какие-то твердые плоды ярко-голубого цвета, размером с крупное яблоко и в форме яйца, в изобилии лежали под деревьями.

— Почему вы их не едите? Они ядовиты? — спросил Маскалл.

Джойуинд спокойно посмотрела на него.

— Мы не едим живых существ. Сама мысль об этом кажется нам чудовищной.

— В теории я с этим согласен. Но неужели вы действительно питаетесь водой?

— А если бы тебе больше нечем было питаться, Маскалл, ты бы стал есть других людей?

— Нет.

— Вот и мы не будем есть растения и животных, ведь они наши собратья. А значит, нам остается только вода, и поскольку питаться можно чем угодно, вода отлично для этого подходит.

Маскалл подобрал один из плодов и с любопытством ощупал. При этом в работу включился еще один из его новых органов чувств. Он обнаружил, что мясистые выросты под ушами неким загадочным образом сообщают ему внутренние свойства плода. Маскалл не только видел, ощущал и обонял плод, но также мог узнать его сущность. Сущность эта была твердой, стойкой и меланхоличной.

Джойуинд ответила на его невысказанные вопросы:

— Эти органы называются «пойгны». Их предназначение — позволять нам понимать всех живых существ и сопереживать им.

— В чем польза этого, Джойуинд?

— Польза в том, чтобы не быть жестокими и эгоистичными, дорогой Маскалл.

Он бросил плод и вновь покраснел.

Джойуинд без смущения вгляделась в его смуглое бородатое лицо и медленно улыбнулась.

— Я сказала лишнее? Вела себя слишком фамильярно? Знаешь, почему ты так думаешь? Потому что ты по-прежнему нечист. Постепенно ты научишься внимать всем языкам без стыда.

Прежде чем он успел понять, что она собирается сделать, Джойуинд обхватила его шею своим щупальцем, как рукой. Маскалл не стал сопротивляться его прохладной тяжести. Прикосновение ее мягкой плоти к его собственной было влажным и чувственным, словно разновидность поцелуя. Он видел, что его обнимает прекрасная бледная девушка. Но, как ни странно, не ощущал ни вожделения, ни сексуальных амбиций. Любовь, выраженная этой лаской, была глубокой, сияющей и личной, однако в ней не было ни тени секса — и такой он принял ее.

Она убрала щупальце, положила руки ему на плечи и впилась глазами прямо в его душу.

— Да, я хочу стать чистым, — прошептал он. — Иначе кем я буду, как не слабым, пресмыкающимся демоном?

Джойуинд отпустила его.

— Мы называем это «магн», — сказала она, показывая на щупальце. — С его помощью мы любим сильнее то, что уже любим, и начинаем любить то, чего не любим.

— Божественный орган!

— Его мы бережем с особым тщанием, — заметила Джойуинд.

Тень деревьев предоставила своевременную защиту от уже почти невыносимых лучей Бранчспелла, неуклонно взбиравшегося к зениту. Спускаясь по дальнему склону невысоких холмов, Маскалл тревожно высматривал следы Найтспора и Крэга, но тщетно. После нескольких минут поисков он пожал плечами; однако в его душе зародились подозрения.

У их ног лежал маленький естественный амфитеатр, полностью окруженный лесистыми возвышенностями. Его середина была из красного песка. В самом центре высилось величественное дерево с черным стволом и ветвями и прозрачными хрустальными листьями. У подножия дерева был круглый природный водоем с темно-зеленой водой.

Они спустились, и Джойуинд повела Маскалла прямиком к водоему.

Маскалл внимательно оглядел его.

— Это и есть святилище, о котором ты говорила?

— Да. Оно называется Источник Формирующего. Женщина или мужчина, желающий помолиться Формирующему, должен набрать воды нол и выпить ее.

— Помолись за меня, — попросил Маскалл. — Твоя незапятнанная молитва будет обладать большей силой.

— Чего ты желаешь?

— Чистоты, — взволнованно ответил Маскалл.

Джойуинд сложила руку чашечкой и выпила немного воды. Затем поднесла ладонь к губам Маскалла.

— Ты тоже должен выпить.

Он подчинился. Она выпрямилась, закрыла глаза и принялась молиться вслух голосом, напоминавшим мягкое журчание ручейка:

— Формирующий, отец мой, надеюсь, ты слышишь меня. К нам пришел незнакомец, отягощенный густой кровью. Он жаждет очищения. Позволь ему познать смысл любви, позволь жить ради других. Не лишай его боли, дорогой Формирующий, но дай отыскать собственную боль. Вдохни в него благородную душу.

Маскалл слушал со слезами в сердце.

Когда Джойуинд умолкла, туманное облачко набежало ему на глаза, и он увидел большой круг ослепительно-белых колонн, наполовину погребенных в алом песке. Несколько минут они мерцали, то сгущаясь, то расплываясь, словно фокусируясь, затем снова померкли и исчезли.

— Это был знак от Формирующего? — спросил Маскалл тихими, благоговейным голосом.

— Возможно. Это временной мираж.

— Что это такое, Джойуинд?

— Понимаешь, дорогой Маскалл, святилища пока не существует, но оно будет существовать, поскольку должно. То, что мы с тобой сейчас делаем без затей, мудрецы будут делать впоследствии с глубоким пониманием.

— Человеку пристало молиться, — сказал Маскалл. — Добро и зло в мире зарождаются не из пустоты. Бог и дьявол должны существовать. И нам следует молиться одному и сражаться с другим.

— Да, мы должны сражаться с Крэгом.

— Какое имя ты назвала? — изумленно переспросил Маскалл.

— Крэга, создателя горя и зла, которого ты зовешь дьяволом.

Он мгновенно скрыл свои мысли. Опустошил разум, чтобы Джойуинд не узнала о его связи с этим существом.

— Почему ты прячешь свое сознание от меня? — спросила она, одаривая его странным взглядом и меняя цвет.

— В этом ярком, чистом, сияющем мире зло кажется столь далеким, что человек с трудом может постичь его сущность. — Но он солгал.

Джойуинд по-прежнему внимательно смотрела на него из глубин своей чистой души.

— Мир добр и чист, но многие люди испорчены. Панаве, мой супруг, много путешествовал и рассказывал мне вещи, которых я предпочла бы не слышать. Однажды он встретил человека, считавшего всю Вселенную, сверху донизу, пещерой чародея.

— Я бы хотел познакомиться с твоим супругом.

— Что ж, теперь мы отправимся домой.

Маскалл хотел было спросить, есть ли у нее дети, но сдержался, побоявшись обидеть спутницу.

Она прочла вопрос в его мыслях.

— Зачем? Ведь мир полон очаровательных детей. К чему мне эгоистичное обладание?

Мимо пролетело удивительное существо, издавшее жалобный клич из пяти отчетливых нот. Оно не было птицей, а обладало телом в форме воздушного шара, которое перемещало, загребая пятью перепончатыми ногами. Существо скрылось среди деревьев.

Джойуинд показала на него.

— Мне нравится это создание вопреки его гротескности — а может, благодаря ей. Но будь у меня собственные дети, любила бы я его? Что лучше: любить двоих или троих — или любить всех?

— Не все женщины похожи на тебя, Джойуинд, но хорошо, что некоторые похожи. И неплохо бы, раз уж нам придется шагать по раскаленной солнцем пустыне, соорудить тюрбаны для наших голов из этих длинных листьев.

Она трогательно улыбнулась.

— Ты сочтешь меня глупой, но каждый сорванный лист нанесет рану моему сердцу. Придется нам прикрыться нашими одеждами.

— Вне всяких сомнений, это послужит той же цели, но скажи мне, разве эти одежды не были когда-то частью живого существа?

— О нет, они сделаны из паутины одного животного, но сами никогда не были живыми.

— Ты низводишь жизнь до крайней простоты, — задумчиво произнес Маскалл, — но она очень красива.

Снова поднявшись на холмы, они без дальнейших церемоний начали поход через пустыню.

Они шагали бок о бок. Джойуинд вела их прямо к Пулингдреду. По положению солнца Маскалл решил, что их путь лежит на север. Песок был мягким и рассыпчатым, и босые ноги Маскалла очень уставали. Красное сияние туманило и слепило глаза. Ему было жарко, он обгорел, и его мучила жажда; смутная боль расцвела в полную силу.

— Я нигде не вижу моих друзей, и это очень странно.

— Да, странно, если это случайность, — ответила Джойуинд с необычной интонацией.

— Именно! — согласился Маскалл. — Если произошел несчастный случай, их тела были бы тут. Мне это начинает напоминать скверную шутку. Должно быть, они ушли и бросили меня… Что ж, я здесь, и не следует падать духом. Я больше не стану о них тревожиться.

— Не хочу ни о ком говорить дурно, — заметила Джойуинд, — но интуиция подсказывает мне, что лучше держаться подальше от этих людей. Они явились сюда не ради тебя, а ради собственной выгоды.

Они долго шли. Маскалл начал испытывать дурноту. Джойуинд любовно обхватила своим магном его за пояс, и мощный поток уверенности и довольства мгновенно хлынул по венам Маскалла.

— Спасибо, Джойуинд! Но не ослабляю ли я тебя?

— Ослабляешь, — сказала она, кинув на него быстрый возбужденный взгляд, — но не сильно. И это делает меня очень счастливой.

Вскоре они повстречали фантастическое маленькое существо размером с новорожденного ягненка, вальсировавшее на трех ногах. Чудовище по очереди перемещало вперед каждую ногу и передвигалось, совершая полные обороты. Оно было ярким, словно его окунули в банки с голубой и желтой краской. Когда путники проходили мимо, существо посмотрело на них крошечными блестящими глазками.

Джойуинд с улыбкой кивнула ему.

— Это мой личный друг, Маскалл. Я встречаю его всякий раз, когда прохожу здесь. Он вечно кружится и всегда торопится, но, судя по всему, никуда не может добраться.

— Думаю, жизнь здесь настолько самодостаточная, что никому нет нужды добираться куда-либо. Чего я не понимаю, так это как вам удается коротать дни без скуки.

— Что за странное слово. Оно означает жажду развлечений, верно?

— В некотором смысле, — ответил Маскалл.

— Очевидно, это болезнь от избыточной пищи.

— Но неужели вам никогда не бывает скучно?

— С чего бы? Наша кровь быстра, легка и свободна, наша плоть чиста и не загрязнена как снаружи, так и внутри… Надеюсь, вскоре ты поймешь, что за вопрос задал.

Дальше они столкнулись со странным явлением. В сердце пустыни с прохладным, приятным шипением бил вверх пятидесятифутовый фонтан. Однако в отличие от прочих фонтанов его вода не падала обратно на землю, а в высшей точке поглощалась атмосферой. В действительности это была изящная высокая колонна темно-зеленой жидкости с капителью из вьющихся, перекручивающихся паров.

Когда они приблизились, Маскалл увидел, что эта водяная колонна была продолжением и концом текшего со стороны гор ручья. Очевидно, объяснение этого феномена заключалось в том, что в данном месте вода ощущала химическое сродство с атмосферой и покидала землю.

— Давай напьемся, — сказала Джойуинд.

Она без смущения растянулась на песке лицом вниз у ручья, и Маскалл вскоре последовал ее примеру. Джойуинд позволила себе утолить жажду, лишь увидев, что он пьет. Вода показалась Маскаллу тяжелой, однако насыщенной газом. Он жадно напился. Его нёбо испытало новое ощущение: чистота и безупречность воды мешались с возбуждающим действием игристого вина, которое поднимало дух, однако это опьянение усиливало лучшие качества его натуры, а не худшие.

— Мы называем это водой нол, — сказала Джойуинд. — Как можно видеть по цвету, она не совсем чистая. В Пулингдреде она кристально прозрачная. Но жаловаться — значит проявлять неблагодарность. Выпив ее, ты заметишь, что мы намного лучше ладим.

Словно в первый раз, Маскалл начал осознавать, где находится. Все его органы чувств принялись открывать ему красоты и чудеса, о которых он прежде и не догадывался. Однообразный пылающий алый цвет песков раздробился на четко различимые оттенки красного. Сходным образом небо разделилось на оттенки синего. Маскалл обнаружил, что сияющий жар Бранчспелла с разной силой воздействует на разные части его тела. Его уши пробудились: атмосфера полнилась шепотами, пески гудели, даже солнечные лучи обладали звуком, напоминавшим тихую музыку эоловой арфы. Загадочные легкие ароматы достигли его ноздрей. Нёбо лелеяло воспоминания о воде нол. Прежде неосязаемые воздушные потоки щекотали и гладили поры его кожи. Его пойгны энергично исследовали внутреннюю природу всех предметов поблизости. Его магн коснулся Джойуинд и ощутил исходящий от нее поток любви и радости. И наконец при помощи своего бреве он молча обменялся с ней мыслями. Эта могучая чувственная симфония потрясла Маскалла до глубины души, и тем бесконечным утром он больше не испытывал слабости.

Время близилось к Блодсомбру, когда они очутились на поросшем осокой берегу темно-зеленого озера, что лежало под Пулингдредом.

Панаве сидел на темном камне и ждал их.