Галилео

— Забавная отсрочка смысла, — сказала Энджи, с улыбкой оглядывая переодевающихся девушек.

— А что это такое? — спросила Лилиан.

— Это когда понимание смысла некоторого события приходит с отсрочкой. Вот, например, именно сейчас во всей своей полноте раскрывается подтекст первого Испытания. Посмотри на нас и на остальных.

Лилиан посмотрела вокруг. Сначала она не могла понять, о чём толкует Энджи, но затем всё встало на свои места. Энджи выглядела просто великолепно в изумрудном платье, выгодно подчёркивающем все достоинства её фигуры. Лилиан в кимоно смотрелась необычно, но это лишь усиливало её привлекательность и делало весьма аппетитной красоткой на фоне остальных.

Да, да, остальные. Нет, ещё пару девушек сшили себе вполне достойные и добротные вещи, и при взгляде на них стыд не охватывал с головы до ног. А вот прочие… Сказать, что это было довольно убогое зрелище, значит, не сказать ничего. Матери и бабушки этих девиц, вероятнее всего, пожелали бы провалиться на обратную сторону планеты к Гонебу и МинаМаре, лишь бы не видеть своих отпрысков в таком виде. Платья были непропорциональны: рукава разные, где-то отсутствующие вовсе, хотя должны присутствовать; полы либо метут землю, либо не достают до колен, заставляя отводить взгляд от владелицы подобного безобразия; основы перекошены, схвачены неровными и неравномерными стежками. Короче, ночной кошмар портного. Но самой главной вишенкой на торте этого отсроченного смысла стала Обри, которая, переодевшись, снова подошла к Лилиан, стараясь теперь держаться рядом с ней, как ранее с девушками, негативно настроенными к Энджи. Платье выдавало в хозяйке полную неумёху. Оно было слишком узким вверху, но свисало, словно мешок из-под картошки, внизу. Обри в нём утеряла даже тень привлекательности, которая, возможно, была у неё до этого. Лилиан хотелось бы держаться от неё подальше, но та ходила за ней, как приклеенная.

Озерцо, выбранное оргами для стирки, было совсем небольшое, однако все участницы смогли расположиться вокруг него без давки и даже с некоторыми удобствами. Испытание было стандартным, поэтому представляло, скорее, соревнование семейных секретов и подготовки той или иной участницы.

У невесты Ярика был заготовлен щелочной раствор, но она точно знала, что следы, оставленные на платье подливой, ей не отстирать без длительного замачивания. Однако время Испытания ограничено, да и замачивать платье было не в чем. Зная, что потёки полностью не отойдут, и погрустив ещё раз над своим самым любимым платьем, Лилиан начала жамкать его в озере. Энджи тем временем достала откуда-то полупрозрачный гель, смазала им пятна, оставленные борщом на ткани, а затем погрузила платье в озерцо целиком. После чего устроилась поудобнее и стала наблюдать за остальными девушками.

— Забавное зрелище, — сказала она. — Было бы даже смешно, если бы не было так страшно.

— Ты о чём? — спросила Лилиан.

— Как можно деградировать за семь с половиной тысяч лет в отрыве от цивилизации. Многие уже не способны себе одежду самостоятельно сделать. Да и интересы у всех лишь в том, чтобы просуществовать отпущенные им годы как можно сытнее, да в тепле, да с партнёром, хоть каким-нибудь. Из всех ныне живущих лишь Макс не такой, да ещё вы с Яриком.

Лилиан уже открыла рот, чтобы спросить, разве не в этом и заключается смысл жизни, но вовремя прикусила язык, поняв, что Энджи ставит её выше многих. Значит она — Лилиан — должна понимать нечто такое… А девушка была совсем не уверена, что… Даже нет, не так. Девушка была совершенно уверена в том, что не понимает ничего такого возвышенного. Действительно, всё, что они делали, было нацелено на то, чтобы прожить счастливую жизнь. А та включала в себя сытость, тепло и надёжного человека рядом. Что ещё нужно-то?

А Энджи уже вытащила платье из озерца, и Лилиан ахнула — то было абсолютно чистым, словно и не пачкали его никогда. Верилось в такое с трудом, потому что пятна от борща средство Лилиан не взяло бы даже при длительном замачивании.

Это чудесное волшебство (а иначе произошедшее с платьем Энджи назвать было нельзя) не укрылось и от глаз других участниц. Справа от Лилиан раздались громкие рыдания. Это Обри ревела над безнадёжно испорченной тканью своего одеяния. «А, возможно, — подумала невеста Ярика, — и над тем уродством, что получилось у неё взамен». Незаметно для себя Лилиан погружалась всё глубже в свои мысли. Однообразная работа способствовала движению мысли.

«Вот Энджи, — думала она, — умница, красавица, и в руках у неё всё спорится. Не было бы логично, что первый парень на Галилео влюбится в неё с первого взгляда? Вполне. А кто у нас первый парень? Ярик, конечно, а это значит…» Лилиан почувствовала, как в ней вновь поднялась волна необоснованной ревности. Она повернулась к Обри. Та выглядела так же, как и её застиранное платье: мокрая от слёз и какая-то вся помятая. Однако жалости она не вызывала, скорее брезгливость. Хотелось отодвинуться от неё подальше.

К Энджи.

К этой странной, но такой магнетически притягательной…

— Ты так до следующего Дня Семени провозишься, — выдернул Лилиан из раздумий мягкий голос. — Давай помогу.

Энджи достала свой чудо-гель и передала невесте Ярика.

— Нанеси на пятна, замочи на три минуты, и всё.

— Спасибо тебе, — сказала Лилиан, с благодарностью принимая его.

— Девчат, не помешаю, — раздался над ними мужской голос.

Обе подняли глаза на подошедшего парня. Во взгляде девушек читался немой вопрос.

Молодой человек был статен и красив, но всё равно, по мнению Лилиан, не дотягивал до Ярика. Это был Артур из их деревни. Однако тот и не смотрел на неё, а лишь на её подругу.

— Здравствуйте, — сказал он, — Вы — Энджи?

— Да.

— Я — Артур. Не буду ходить вокруг да около, а скажу напрямик. У нас с моей девушкой была добровольная пара, но она, к сожалению, отказалась выливать на себя суп и портить своё платье. Теперь у меня нет пары. Я смотрел за тобой, ты мне очень нравишься.

— Что ж, я польщена.

— Тогда предлагаю в конце выбрать друг друга.

— К сожалению для Вас, милый мальчик, я уже сделала свой выбор.

Лилиан наблюдала, как с её платья, словно по волшебству, исчезают пятна, и от последней фразы её буквально ожгло изнутри: «сделала выбор». Но тут же понеслась успокоительная прохлада: «Конечно, она же кормила Макса!» Внутренний пожар стал утихать.

Артур попытался сказать что-то ещё, но Энджи одним лишь жестом (очень похожим на жест Макса) показала ему, что дальнейшее общение ей неинтересно, и молодому человеку пришлось уйти несолоно хлебавши.

Лилиан вытащила из озерца своё без единого пятнышка платье и повесила на плечики. У неё осталось немного геля, и она передала его Обри. Та с неверием и благодарностью приняла его и смотрела теперь, как бездомная шавка, которой бросили кость.

Подошла Энджи, сняла платье и знаком показала Лилиан, что его нужно выжать.

— Ну, что, — сказала она чуть позже, когда ручейки воды перестали бежать из перекрученной ткани, — идём писать стихи? У тебя уже есть какие-нибудь наброски?

— Так, в уме, — ответила Лилиан, думая в этот момент о том, насколько невероятно сильна Энджи. Это почувствовалось при отжиме платья. «А что, если…»

Но череда её мыслей была прервана землетрясением. Девушки едва удержались на ногах.

А вот Обри — нет. Теперь оба её платья были мокрыми.