Семь грехов лорда Кроули

Я пребывала в полной растерянности.

Как же так? Что я упустила? Где ошиблась?

Может, Кроули не лично убил моего отца, а нанял кого-то?

Но эту мысль я тут же отмела, не стыковалась эта версия с тем, что я видела.

Мой батюшка точно знал, кто за ним пришел, ведь разговаривал с ним на равных, и Тень явно знала, что отвечать.

Но если не Кроули, тогда кто?

И что в таком случае делаю я в этой карете?

Выходило, что убийца моего отца по-прежнему мог находиться где угодно и я ничего о нем не знала, зато тратила время на игру в преподобную.

Разве не логичным было бы прекратить мое путешествие прямо сейчас?

Сойти с кареты в следующем городе и покинуть Кроули, сославшись на неотложные дела?

Правда, что-то подсказывало — теперь лорд меня не отпустит.

С его жаждой породниться с королевской семьей, аббатиса ему просто жизненно необходима, тем более проверенная водами волшебного источника.

С другой стороны, может, и хорошо, что я в одной карете с Кроули?

Отец ведь приказал мне бежать из Локшера, а будучи в карете с лордом, который оплачивает еду и ночлег, я вполне могла добраться до столицы и сбежать уже там.

Да и к Кроули у меня оставались вопросы. В частности — трость. Откуда она у него, что за артефакт в ее навершии и где он ее купил?

Если следовать логике, то убийца взял ее в том же месте, а значит, будут шансы найти его, связавшись с артефактором.

— Аббатиса, — привлек мое внимание Кроули спустя несколько часов езды.

Я перевела взгляд от окна на лорда.

— Слушаю вас.

— Мне не дает покоя вопрос, который вы задали.

Мои плечи немного напряглись, но я тут же попыталась успокоиться.

— Я ведь уже объяснила причины. Мне кажется, желание узнать, не опасен ли попутчик, вполне закономерно.

— И я прекрасно понимаю это, — задумчиво ответил Кроули. — Но сама формулировка. Вы спросили не просто: убивал ли я де Сента или нет. Вы спросили, зачем я это сделал, а значит, были уверены, что преступление совершил я.

Черт, мои пальцы невольно задрожали, и, чтобы хоть как-то скрыть тремор, я вцепилась в четки, едва не порвав их.

— У меня было всего тридцать секунд, — напомнила я. — Вдобавок я себя не очень хорошо чувствовала, задала первую пришедшую в голову формулировку.

— Я бы поверил в это, если бы считал вас дурой, — покачал головой Кроули. — Но после суток общения с вами я в этом совершенно не уверен.

— Мне счесть это за комплимент? — попыталась перевести я тему и даже улыбнулась.

— А вы что, со мной сейчас кокетничаете? — выгнул брови Кроули. — Боже упаси, аббатиса. Скажите, что мне это показалось!

Вот гаденыш! За такие речи в приличном обществе дама имела право нахлестать наглеца по щекам.

В этой же карете и в статусе преподобной стасемидесятитрехлетней женщины я могла лишь скривить губы и поерничать:

— Кажется, общение со мной положительно на вас влияет, лорд Кроули. Вы уже начали призывать Бога. Еще немного, и мы начнем совместно молиться. К слову, когда мы остановимся на ужин и ночлег?

Мужчина задумчиво выглянул в окно, где за лесными деревьями солнце только начинало скатываться к горизонту.

— Думаю, к полуночи, — уже совершенно серьезным голосом ответил он. — Сегодня необходимо наверстать время, потерянное на путешествие к источникам. Остановимся где подвернется. Если же не найдем подходящего постоялого двора, разобьем шатры.

Я зябко поежилась от перспективы и все же понадеялась на лучшее.

Как оказалось, зря — погода стала стремительно портиться.

Словно назло мне, откуда ни возьмись налетел ветер, нагнал туч, и вдобавок начался сильнейший ливень. Еще с час лошади тащили карету, борясь со стихией, размытой колеей дороги, пока экипаж и идущий за ним обоз не застряли.

— Приехали, — мрачно заявил Кроули, приоткрывая дверцу кареты, чтобы выйти.

— Вы что, серьезно собрались на улицу? — не поверила я, глядя на ужасные лужи и грязь.

У самой уже зуб на зуб не попадал, но я продолжала гордо сидеть с прямой спиной и делать вид, что мне не холодно.

— Разумеется, нужно помочь вытолкать экипаж из колеи и разбить лагерь. — Лорд буквально спрыгнул под ледяные струи дождя, не жалея ни дорогого костюма, ни начищенных сапог. — Вот, держите, аббатиса. Накиньте пока на себя.

Кроули снял с себя камзол и передал мне.

Моя гордость хоть и пыталась оказывать сопротивление, но я ее нагло проигнорировала. Прихватила одежду и сама не заметила, как завернулась в нее, будто улитка в собственную раковину.

Глядя на меня, Кроули усмехнулся, но ничего не сказал.

Молчала и я, разглядывая, как небесная вода пропитывает тонкую рубашку на мужчине, делая ее полупрозрачной настолько, что я видела буквально каждую черточку мышц на его плечах и груди…

А потом он ушел, как и сказал, — помогать своим людям.

В тусклом свете одиноких каретных фонарей я различала лишь силуэты: мужчины возились, окапывая колеса и подкладывая под них ветки, а после лошади вытаскивали экипаж из колеи.

Все время, пока Кроули мок снаружи, я сидела в карете, закутавшись в его камзол, и понимала, что из-за холода все глубже и глубже зарываюсь в чужую одежду, натягивая ворот буквально до самого носа и вдыхая аромат терпкого мужского парфюма.

От утренних нот сандала и цитруса теперь улавливались лишь едва заметные отголоски, на первый план вышли запахи корицы и бергамота — удивительно бодрящее сочетание, даже возбуждающее…

Я поймала себя на пугающей мысли, что втягиваю этот аромат с невольным, практически постыдным наслаждением.

— Вы там еще не замерзли, аббатиса? — Кроули возник около дверцы и заглянул внутрь кареты.

От неожиданности я встрепенулась и зачем-то принялась стаскивать с себя камзол.

— Не нужно, оставьте себе, — остановил мужчина. — Лучше скажите, я ведь правильно понимаю, у вас есть способности к бытовой магии?

— Откуда вы знаете? — удивилась я.

— Вы путешествуете без вещей, — припомнил мне вчерашнее Кроули. — А ваша одежда не теряет свежести, мне кажется, вывод очевиден.

— Мои способности невелики, — призналась я. — Но если я чем-то могу помочь…

— Можете, — перебил Кроули. — Мы разбили шатры, один для прислуги, один для нас с вами, но одежда моих людей намокла, а сундуки со сменной простой люд не привык возить. Сможете ли вы ее высушить, чтобы им не пришлось спать в таком виде?

Прикинув количество людей, я кивнула. Это заберет у меня немало сил, но в конце концов, в этом не было ничего сложного, чтобы отказывать.

— Если хотите, я достану для вас зонт, — предложил Кроули. — В одном из моих сундуков наверняка найдется.

Я покачала головой, представив, как кто-то будет рыться в сундуках, ища для меня зонт и при этом промокая еще больше.

— Не нужно, — вслух произнесла я. — Если что, я сумею просушить и свою одежду.

Уже через полчаса я пожалела о своих словах.

Свой магический резерв я все же переоценила, либо недооценила степень мокроты чужой одежды.

Два кучера и четверо охранников вымокли в буквальном смысле до исподнего. Благо никто их них не стал меня смущать, и сушить пришлось прямо на них, не снимая одежд.

Когда я закончила с последним, то едва стояла на ногах.

А ведь еще оставался Кроули, с которого уже накапала целая лужа у входа в шатер прислуги.

— Теперь с вами, — едва ворочая языком, произнесла я, переводя взгляд на лорда.

— Не утруждайте себя, аббатиса, — ответил лорд, подходя ближе и предлагая руку для опоры. — Я найду во что переодеться. В вашем же возрасте нагрузки противопоказаны.

— И все же вы хам, лорд Кроули, — отозвалась я, но руку таки приняла.

Сил и вправду не было, меня штормило от перенапряжения, и Кроули как маг не мог этого не заметить.

— Пройдемте лучше в наш шатер, — проговорил он, выводя меня на улицу.

Ливень здесь почти закончился, теперь лишь одинокие капли падали с деревьев, а вот холод по-прежнему стоял собачий, и ветер продувал насквозь. Радовало, что хоть в шатрах теплее.

Тем более если у прислуги походный ночлег был сделан дешево и без изысков, то палатка для Кроули соответствовала его статусу.

Внутри обнаружилось и магическое освещение, и походная раскладная кровать с теплым одеялом, и даже простенький умывальник.

А вот со стульями не сложилось, мне даже оказалось негде присесть. Пошарив взглядом и так ничего не найдя, я умостилась на краю кровати.

— Сильно замерзли? — проявил заботу Кроули, налаживая крепежные замочки на входе в шатер.

— Бывало и лучше, — призналась я, все еще рассеянно скользя взглядом по шатру.

Вопрос, как мы оба будем здесь спать, пока оставался открытым.

— Скоро мои люди принесут чай и разогреют еды, — ответил Кроули. — Хотите, я их потороплю?

— Была бы вам благодарна, — произнесла я и зевнула то ли от усталости, то ли от холода.

Мне и вправду было смертельно зябко, почти так же, как после глотка из источника Правосудия, только в этот раз вопросов мне никто не задавал.

Наоборот, Кроули вел себя подозрительно мило и даже слова не сказал, когда я потянула на себя одеяло и накинула на плечи.

Он просто следил за мной, а я за ним, все таким же мокрым и раздражающим в своей полупрозрачной рубашке. Она, будто назло, притягивала мой взгляд, заставляя разглядывать его все больше. Хотя это было постыдно и недостойно.

Ну подумаешь, у него грудь кажется мощной и нерушимой, будто камень, а от любопытства даже хочется ткнуть в нее пальцем и скользнуть вниз, чтобы пощупать живот. Вдруг это только иллюзия твердой притягательности? Чтобы такие неопытные дурехи, как я, не могли отвести глаз?

Принцессе наверняка тоже понравится, я слышала, она моя ровесница.

— Вы бы переоделись, кстати, — наконец нашла я в себе силы хоть что-то произнести. — Еще заболеете ненароком. Учтите, отпускать ваши грехи на смертном одре я не стану.

— Не очень-то и нужно, — фыркнул Кроули, собираясь выйти из шатра. — Я скоро вернусь. Смотрите не усните, аббатиса.

— Не дождетесь, — устало огрызнулась я ему вслед. — Вы мне еще не рассказали о ваших грехах.

Ответом мне послужил лишь пугающий вой ветра снаружи.

От неуютности обстановки я скинула с ног башмаки и подтянула ступни под себя, еще плотнее укрываясь в одеяло.

Когда Кроули вернется, я услышу и успею принять прежнюю позу, а пока в попытке согреться прикрыла глаза, дышала теплым воздухом под одеялом и представляла, что я — нахохлившийся воробей на зимнем ветру…

Сижу на ветке рябины, наблюдаю, как снег белым полотном укрывает всю землю, как полотно становится мягкой подушкой, на которую ложится моя голова, и одеяло, укрывающее меня, тоже из снега, только мне под ним не холодно, а наоборот, жарко.

Особенно спине и груди… и так хорошо и комфортно, что хочется спать и спать, до бесконечности.

Но на соседние ветки садятся птицы, которые заводят свою звонкую песнь, и приходится открыть глаза, встречаясь с реальностью.

Все еще ночь. Шатер. И Кроули на одной кровати со мной. Прижимающийся и даже обнимающий так крепко, что вскрик неожиданности сам вырывается из моей груди.

— Зачем же так орать? — голос Кроули прозвучал сонно и беспечно. — Мне, может, тоже брезгливо спать с двухсотлетней старухой, но я же не ору.

— Брезгливо?! Уберите руки с моей груди! — взвилась я, пытаясь спихнуть с себя огромную лапищу.

— А вы — задницу с моей кровати, — отозвался хам, переворачиваясь на другой бок. — И вообще, спите дальше, аббатиса. Мне до вас и дела нет.

И в подтверждение своих слов этот гад захрапел.

Меня затрясло от негодования.

Я вскочила с места, ощупала себя в полутьме. Убедилась, что одежда на месте, разве что все перекособочилось, будто у уличной девки, а кишнот^[1] и вовсе потерял свою форму, превратившись в изломанное белое нечто.

Теперь, чтобы вновь надеть его на голову, пришлось бы немало повозиться.

И придется!

Я бросила гневный взгляд на Кроули, который продолжал беззаботно спать. Меня же продолжало колотить только от одной мысли, что мы лежали не просто рядом, а почти в обнимку!

Немыслимо!

Ужасающе!

Будь я сейчас в статусе незамужней девушки, это было бы немыслимым позором до конца дней.

В статусе аббатисы же я понятия не имела, что делать.

Разумеется, я была оскорблена и наверняка запятнана. Церковь явно осуждала подобные вещи в отношении монахинь, а посему я, наверное, теперь должна была неистово молиться, прося у Бога прощения.

Вот только вместо этого я толкнула Кроули в бочину, да так сильно, насколько сил хватило.

— Да что вы себе позволя… — он резко сел на кровати.

— Помолчите! — перебила я, принимаясь гневно расхаживать по шатру из стороны в сторону. — Этот вопрос должна задать вам я. Что вы себе позволяете, господин Кроули? Как только посмели?

— Да что я, собственно, сделал? — зевнул он.

— ВЫ! Вы!!! — Я начала тыкать в него пальцем с таким остервенением, будто это была шпага, пронизывающая его сердце. — Вы ведь все это специально подстроили. Так? Признайтесь, Кроули! Чтобы избежать разговора о ваших грехах!

Мужчина принялся хохотать.

— Что я подстроил? Ливень? Вы сейчас серьезно? — наконец отхохотавшись, спросил он.

— Не прикидывайтесь идиотом. Вы знали, что я буду уставшей после магического перенапряжения, и нагло этим воспользовались. А потом… потом…

Я задохнулась от гнева, пытаясь подобрать слова.

— Что потом? — решил подсказать мужчина. — Возлег с вами на одно ложе?

Я все же хлестнула его по щеке.

Яростно и со всей злостью.

Кажется, такой реакции он от меня не ожидал.

— Думаете, что если я слуга Божья, то обязана всепрощать? — процедила я. — Прежде всего я женщина и требую уважительного отношения. А не вот это все!

Кроули смотрел на меня, прижав руку к щеке, и я могла лишь догадываться, что творится у него внутри, но вот в его глазах плясал огонь.

И это был не отблеск случайного фонарика или свечи…

Кроули поднимался с кровати, выпрямляясь в полный рост.

— Уважительного отношения, значит, аббатиса? — медленно произнес он, будто нарочно растягивая слова. — Именно это я и сделал, когда вышел из шатра, чтобы принести вам чай и еду.

Я проследила за взглядом Кроули и уткнулась в стоящий возле кровати поднос. На нем и вправду стояли чайник и тарелка с нетронутым съестным.

— Но я обнаружил вас спящей и, простите, сопящей, будто беременная ежиха. И как джентльмену мне совести не хватило будить вас. Но в следующий раз я точно буду знать, что делать — растолкаю, проведем разговор по душам о грехах, а после отправлю вас спать на лавку с прислугой. Раз рядом со мной на кровати для вас слишком оскорбительно!

Я вспыхнула от новой порции гнева.

— В приличном обществе мужчина уступает место женщине!

— Не спорю, в приличном так бы и поступил. Но вы, аббатиса, общество духовное, — Кроули усмехнулся и с издевкой продолжил: — Безгрешное и отрекшееся от мирских удовольствий. Так что лавка, аббатиса, и так и быть — я выделю вам одеяло.

Мы стояли друг напротив друга. Он — буквально нависающий надо мной и пытающийся подавить.

И я — существенно ниже его, но не отступившая ни на шаг.

— И не надейтесь на лавку, — ответила я. — Или вы забыли, что я должна быть всегда как можно ближе к вам? Если понадобится, то я лягу на полу этого шатра, но только после того, как вы мне расскажете о своем очередном грехе.

— На полу? Вы? — Он явно мне не верил. — После моего очередного откровения. Ха. Что ж, тогда слушайте, преподобная. Ибо я согрешил, имел неосторожность случайно покуситься на ваше тело и положить руку куда не следовало. Отдельно хотел бы отметить, что весьма удивлен магическим даром духовника, проводившего ваше омоложение. Поддержать в столь изумительном состоянии не только ваше лицо, но и почти двухсотлетнюю грудь — это огромный талант. Высока, упруга и, если бы не ваш возраст, безусловно притягательна. Ради праздного любопытства, признаюсь, даже бы взглянул! Вот говорю, и самому противно. Ну не грязный ли я извращенец, аббатиса?

Конец ознакомительного фрагмента.