Змеиный король

Диллу больше нравилось заниматься в библиотеке, нежели в кофейне Good News. Во-первых, его бесило, что здесь приходилось что-то покупать. Во-вторых, в этой тематической христианской кофейне было чересчур много напоминаний о том мире, о котором ему не хотелось думать, особенно в обществе Лидии. Но она настояла.

— Я возьму гранд-латте от Луки. Погоди… мокко от Матвея… Нет, все-таки латте от Луки. Дилл, я заплачу.

— Не, мне ничего не надо.

— Да брось.

— Ладно, обычный кофе, большой.

Девушка за прилавком с жизнерадостной улыбкой протянула им напитки и пожелала блаженного вечера. Дилл с Лидией нашли свободный столик.

— Почему у нас до сих пор нет Starbucks? — возмущалась Лидия. — Я в буквальном смысле видела Starbucks, внутри которого, в ванной комнате, был еще один, крошечный, Starbucks. И вообще, как кофейня может быть христианской?

— Подразумевается, что обычные кофейни — сатанинские.

— Можно мне, пожалуйста, просто кофе, можно я не буду преклонять колени перед Люцифером и закладывать свою бессмертную душу?

— Вот ваш латте. Наличные, кредитка или кровь девственницы?

Они рассмеялись. Оба не спешили приступать к домашним заданиям.

— Нам в церкви говорили, что логотип Starbucks — сатанинский, — сказал Дилл.

— Ну разумеется, говорили, и разумеется, так оно и есть. И какие приводили аргументы? — Произнося слово «аргументы», Лидия нарисовала кавычки в воздухе.

— Русалка — демон.

— Ах, да. Но ведь ваша новая церковь не настолько эксцентрична, верно? Никаких змей?

— Никаких змей.

— Раз уж мы здесь, в храме христианского кофе, не напомнишь мне строки о змеях?

Именно об этом Дилл терпеть не мог говорить, но уступил.

— Евангелие от Марка, глава шестнадцать, стих восемнадцать. «Они будут брать змей; и, если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы».

— Браво.

— Ты же не знаешь, верно ли я вспомнил.

— Ну, прозвучало как надо, по-библейски. Я доверяю тебе, ведь я пришла сюда с тобой.

— Я не настолько верующий и вызвался пойти в церковную группу только потому, что боялся змей.

Лидия сделала глоток латте.

— Что ж, предполагаю, что играешь и поешь ты вполне неплохо, хотя я и не слышала никогда, как ты делаешь эти две вещи одновременно.

— Наверное. — Дилл пожал плечами.

Лидия, судя по всему, что-то обдумывала.

— Но вернемся к змеям. Думаешь, Иисус действительно имел в виду именно это? Может, он сказал: «И теоретически можно было бы брать в руки змей», а Марк, который за ним записывал, сразу такой: «Нужно непременно брать змей. Клево, Иисус, так и запишем!». А Иисус говорит ему: «Слушай, успокойся ты насчет этих змей. Не нужно быть чудаком, достаточно просто быть порядочным человеком. Это, скорее, нечто вроде метафоры». А Марк сидит и пишет: «Во что бы то ни стало поднимайте самых настоящих живых змей и пейте настоящий, всамделишный яд, как, например, протухший виноградный сок или другие библейские зелья».

— Да кто знает, что он там на самом деле имел в виду? — Дилл старался не подавать вида, что раздражен. Ему импонировало, что Лидия проявляет интерес к его жизни.

— Прости, тебя бесят эти разговоры?

— Не, все нормально.

Дай-ка я превращу эту обитель христианского кофе в черную пропасть лжи.

— Меня отправят в ад за то, что я шучу на эти темы?

— Нет, если мы найдем для тебя парочку змей. И, кстати, я добавил мышьяк в твой латте, когда ты отвернулась.

Они оба снова рассмеялись.

Дилл вздохнул — так, как обычно вздыхал, когда знал, что дольше откладывать уже нельзя. Он достал из сумки учебники и пробормотал себе под нос:

— Домашнее задание в первый же учебный день.

— Слушай, Дилл, погоди минутку, — тихо произнесла Лидия. В ее голосе больше не было сарказма. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

У Дилла участился пульс. В последние несколько лет, когда люди предваряли свою речь фразой «мне нужно кое-что тебе сказать», ни к чему хорошему это не приводило.

«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твой отец попал в беду».

«Мне нужно кое-что тебе сказать. Ты должен выступить в качестве свидетеля».

«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твоя мать попала в очень серьезную аварию, когда возвращалась из Нэшвилла после встречи с твоим отцом, и она может не выкарабкаться».

«Мне нужно кое-что тебе сказать. Если считать дом, церковь, судебные издержки твоего отца и мои счета после аварии, то наш долг составляет примерно двести семьдесят тысяч долларов».

«Мне нужно кое-что тебе сказать. Я оставляю тебя ради лучшей жизни, я не стану вспоминать о тебе и никогда больше с тобой не заговорю», — вероятно.

— Окей, — произнес Дилл.

— Я хочу устроить тебе еще один школьный шопинг. Только выбирать на сей раз мы будем школу.

Дилл тупо смотрел на нее, не вполне понимая, к чему она клонит.

— Университет. Я хочу, чтобы ты поступил в университет.

— Зачем? — Сердце Дилла продолжало лихорадочно стучать. То, о чем хотела поговорить Лидия, оказалось не настолько ужасно, как он опасался, и все же это было совсем не то, что он хотел бы услышать.

— Зачем? — Лидия казалась озадаченной, что в ее случае было редким явлением. Словно прежде ей не приходило в голову, что придется объяснять такое. — Затем. Прежде всего потому, что вуз — это классно. Ты научишься взаимодействовать в большом мире за пределами Форрествилла и будешь лучше подготовлен к жизни. Выпускники вузов зарабатывают намного больше денег. Если брать в расчет всю жизнь, то разница исчисляется миллионами.

— Значит, так: я останусь в Форрествилле, и со мной все будет в порядке. Мне не нужны миллионы. Главное — чтобы на жизнь хватало.

Дилл не смотрел ей в глаза.

— Дилл, кого ты пытаешься обмануть? Ты здесь несчастен. Все эти перешептывания, косые взгляды. Брось. Плюс я была бы рада, если бы у тебя появилась какая-то цель, чтобы ты каждые пять минут не выносил мне мозг из-за того, что у меня она есть.

Дилл скрестил руки на груди.

— Я как раз ждал, когда же мы дойдем до этой части. Для чего это тебе?

Лидия медленно и шумно втянула носом воздух.

— Агр-рх. Речь не обо мне. Речь о том, как ты можешь изменить свою жизнь к лучшему, — а мне, возможно, удастся получить от этого свои дивиденды: например, ты перестанешь вставать в позу из-за того, что я отказываюсь застрять в этом городе на всю жизнь. Я пытаюсь вытянуть тебя.

В кофейню с веселыми возгласами вошли ребята из церковной молодежной группы. Все они были на несколько лет младше Дилла с Лидией. Они заказали капкейки и смузи. И я когда-то был таким. Дилл подождал, пока они пройдут мимо их стола.

— Ты превращаешь меня в какой-то проект, — сказал он, понизив голос. — Тебе уже недостаточно просто одевать меня. Теперь ты хочешь спланировать мою жизнь.

— Издеваешься? Считаешь, что ты для меня — проект?

— Именно так я себя ощущаю: как какой-нибудь творческий проект, как серия снимков для блога. Только не для твоего блога, потому что в твоем блоге меня, судя по всему, не будет никогда.

— Ага, окей, отлично. Это мой проект — сделать твою жизнь лучше. — Она говорила все громче. У Лидии не было явного южного акцента до тех пор, пока она не начинала терять над собой контроль. — Извини, что мне на тебя не наплевать, прости, что пытаюсь помочь тебе.

— Дело в этом или ты просто боишься, что на тебе останется пятно моей жалкой жизни? И теперь тебе нужно отполировать меня и сделать из меня нечто стоящее.

— Нет, чувак. Ты совершенно неправ на этот счет и, если честно, ведешь себя по-хамски. Тебе страшно уезжать отсюда, и ты проецируешь этот страх на меня. Из нас двоих именно ты пытаешься свести все к разговору обо мне. Думаешь, если сможешь убедить себя в том, что я уговариваю тебя поехать из нечистых побуждений, то тебе не придется лицом к лицу столкнуться со своим собственным страхом.

Парочка ребят из церковной группы стала посматривать в их сторону. Лидия бросила на них взгляд, в котором читалось: «Занимайтесь своими делами». Они надулись. Один что-то шепнул другому, словно доказывая высказанное Лидией чуть раньше замечание насчет взглядов и перешептываний. Дилл даже разобрал слова «пастор» и «тюрьма» и всерьез задумался о том, насколько велика вероятность того, что Лидия наняла их в качестве провокаторов. Он бы этому не удивился.

— Послушай, — сказал он почти шепотом, — я и сам хотел бы поступить в университет. Но не могу.

— Почему не можешь?

— Оценки.

— С ними все в порядке. Да, не блистательные, но есть вузы, в которые тебя с радостью примут только за то, что у тебя есть пульс. Важнее то, что ты очень умный. В ином случае я бы просто не стала с тобой общаться. Что еще?

— Мне это не по карману. Даже если моих оценок будет достаточно для поступления, дотацию на обучение я получить не смогу.

— Подашь заявку на финансовую помощь, найдешь работу на неполный день. Еще.

— И все равно мне это будет не по карману. Мне нужно идти на полную ставку, чтобы вытащить семью из долгов. На самом деле мне нужно работать больше, чем полный день.

— Зато ты сможешь помочь семье гораздо эффективнее в будущем, когда у тебя будет образование. Еще что?

— Я никогда это не планировал. Учеба в вузе — не для Эрли. Ни у кого из членов моей семьи нет высшего образования.

Лидия с самодовольным видом качнулась на стуле назад.

— Ну наконец-то настоящая причина. И самая тупая из всех.

— Спасибо, но вообще-то все причины настоящие, особенно необходимость помогать маме. Я — все, что у нее есть. Бабушка с дедушкой умерли. У нас нет поблизости никого, кто хоть как-то держит с нами связь.

— Я не пытаюсь склонить тебя уехать в Сорбонну или Гарвард, Дилл. Поезжай в Университет Теннесси, в Государственный университет Мидл Теннесси, в Государственный университет Восточного Теннесси, в Университет штата Теннесси. Будешь учиться недалеко от дома.

Ребята из церковной группы образовали круг, взявшись за руки, и стали молиться над своими капкейками и смузи. Дилл подождал, пока они закончат.

— Почему ты к Трэвису с этим не пристаешь, как банный лист к заднице?

— Во-первых, не думай, что я неспособна приставать больше чем к одной заднице одновременно.

Я могу… — Группа ребят из церкви неодобрительно покосилась на нее. Она понизила голос до хриплого шепота. — Я могу прилипнуть к куче задниц, к великому множеству задниц. Я провоцирую разрывы пространственно-временного континуума тем, что могу прилипнуть одновременно к стольким задницам. Стивену Хокингу пришлось придумать теорию о существовании параллельных вселенных, чтобы объяснить мое вездесущее прилипание к задницам.

— Так ты пристала к Трэвису или нет?

— Нет.

Дилл закрыл лицо обеими ладонями.

— Послушай, — сказала Лидия, — я не донимаю этим Трэвиса, потому что ему и здесь хорошо. А хорошо ему потому, что он на самом деле живет не в Форрествилле, что в штате Теннесси, а в мире «Кровавых распрей». Трэв будет счастлив укладывать доски днем и читать книжки по вечерам до самой смерти. Он такой. Но ты… Я точно знаю, что ты не хочешь так жить. Все в тебе буквально кричит о том, что ты хочешь другой жизни. Вот так-то.

— Что если я уеду в другой город и найду себе работу?

— Не надо делать это наполовину. Либо поступай в вуз, научись чему-то и измени свою жизнь, либо оставайся здесь и будь несчастным. Не надо переезжать в соседний округ, чтобы быть там несчастным. Ты просто зря потратишь время.

— Тебе легко говорить. У тебя любящие родители, которые поддерживают тебя и желают успеха во всех твоих начинаниях. У тебя есть деньги на университет.

— Даже если и так, что с того? Мне что, нельзя говорить о важных вещах, если мне легко о них говорить? Это же противоречит здравому смыслу!

— Я не могу, просто не могу. И сейчас мне стало еще хуже при мысли о моей жизни — это все, чего ты добилась. Ты говоришь человеку в инвалидном кресле: «Ходить — это классно. Тебе нужно встать и пойти». Но все не так просто.

— Я говорю это человеку в инвалидном кресле, который сидит в этом самом кресле, потому что его папа и мама были в таких же креслах, и думает, что просто не заслужил ходить, или не ходит, чтобы не ранить их чувства.

— Откуда ты знаешь, чего я на самом деле хочу в глубине души? Я никогда не говорил тебе, что мечтаю уехать из Форрествилла.

Голос Лидии снова набрал силу.

— О, я тебя умоляю! Спроси любого гея на земле, — снова неодобрительные взгляды от группы ребят за соседним столиком, — становится ли желание менее реальным, если его не озвучить. Почему я думаю, что ты хочешь уехать? Потому что ты хохотал до упаду во время просмотра всех до единого фильмов Уэса Андерсона. Потому что тебе нравятся все музыкальные миксы, которые я для тебя записала. Потому что ты прочел все книги, которые я тебе порекомендовала. И потому что я — твой лучший друг. А я хочу отсюда уехать. Ты любознательный, ты жаждешь нового опыта, и это как нельзя более очевидно.

Ее глаза сверкали.

— Мне нужно сделать домашку, — сказал Дилл.

Они сидели и смотрели друг на друга. Лицо Лидии смягчилось.

— Прошу тебя, подумай об этом.

Дилл отпил свой кофе.

— Сегодня — самый ужасный первый учебный день из всех. И это о чем-то да говорит.

Неотвязный страх, который сопровождал Дилла по пути в Нэшвилл, рематериализовался. Теперь ему предстояло не только потерять Лидию по окончании года, но и разочаровать ее. А что еще хуже: где-то внутри у него, наравне с этим страхом, поселилось еще одно ужасное чувство. Ты как никогда остро ощущаешь собственную уязвимость, если кто-то озвучивает твое желание, о существовании которого ты даже не подозревал.