Лекарство от доброзлобия

— Доченька, лапочка, принцесса моя, — засюсюкал кто-то, — тебе приснился плохой сон?

Куки открыла глаза и удивилась. Где она? В спальне. Но она какая-то совершенно незнакомая, просторная, с высоким потолком и тремя окнами, на которых колышутся розовые занавески. Пол укрывает ковер того же цвета. Муля ковров не любит, называет их — пылесборники. У другой стены… Куки аж подскочила. Игрушки! Каких здесь только нет кукол. Детская посуда! Ух, сколько ее в шкафчике, который висит над пластмассовой плитой. Кухня для пупсов! Вот это да!

Куки заморгала.

— Это все мое?

— Конечно, — заверил кто-то, — что за странный вопрос. Чьи еще могут оказаться вещи в твоей спаленке, Варечка.

Варечка? Куки вздрогнула, вспомнила, как порывом ветра ее сбросило с пенька, покатило по земле…

— Кто я? — прошептала мопсишка. — Где я нахожусь?

— Детонька, ты заболела, — испугался кто-то, и перед глазами собачки возникла… енотиха Елизавета.

Куки громко икнула.

— Катастрофа, — завопила Елизавета, — деточка, ложись скорее на подушечку. Сейчас, сейчас…

Громко топая, хозяйка унеслась из комнаты. Куки встала с кровати, подошла к высокому гардеробу, распахнула дверки. Как мопсишка и ожидала, с оборотной стороны одной створки висело зеркало. Куки глянула в посеребренное стекло и плюхнулась на мягкий ковер: перед ней стояла… толстая енотиха Варя.

— Ой, ой, немедленно в кроватку, — закричала Елизавета, вбегая в комнату с подносом и пакетом в лапах. — Детонька, сегодня на улицу выходить не надо. Останешься дома. Ну-ка, открой ротик.

— Зачем? — осведомилась мопсишка, глядя, как мама Вари опускает поднос на стол.

— Сейчас лечиться начнем! — объявила Елизавета.

Следующие десять минут Куки пришлось пить микстуру, глотать какие-то таблетки. Потом енотиха усадила ее в кресло, начала капать в уши, глаза, нос. Куки сначала отбивалась, потом устала. Наконец лекарства закончились. Мопсишка обрадовалась, а зря.

— На задние лапки теплые носочки, — замурлыкала Елизавета.

— Ой, они «кусаются», — поежилась Куки.

— Конечно, потому что из настоящей шерсти, — обрадовалась енотиха, — теперь фланелевая маечка, теплая пижамка, поверх нее пуховая шаль, на голову шапочка.

Куки попыталась сопротивляться.

— Не надо, очень жарко.

— Отлично, пар костей не ломит, — заликовала Елизавета и ловко впихнула «дочке» в пасть градусник, — меряем температуру! Сиди тихо, не шевелись, иначе результат получится кривой. Нормальная.

— Значит, можно снять шапку, — обрадовалась Куки.

— Нет! — воскликнула Елизавета. — Нет! Ложись немедленно в постель. Принесу обед для очень больной девочки.

— Не хочу есть, — возразила Куки, — я лучше поиграю.

Елизавета схватилась лапками за грудь.

— Ты решила убить мамочку?

— Ну… нет, конечно, — пробубнила мопсишка.

Елизавета схватила со стола журнал и начала им обмахиваться.

— У тебя, похоже, начинается насморк. Если не соблюдать месяц постельный режим, ринит превратится в бронхит, перейдет в воспаление легких, язву желудка, менингит, колит, холецистит, сотрясение мозга, холеру, чуму, перитонит, эпилепсию…

По мере того, как Елизавета говорила, у Куки медленно отвисала нижняя челюсть. Она понятия не имела, что на свете существуют такие болезни. Если кто-то из щенков в Мопсхаусе шмыгал носом, Муля всегда говорила:

— Немедленно промой нос водой из Апельсинки, померяй температуру. Если она нормальная, иди в школу, а если повышенная, придется остаться дома. Ну и хорошо, наведешь порядок в своей комнате, потом поможешь Фене составлять каталог. И не забудь узнать домашнее задание. Простуда не повод, чтобы отставать от класса.

Но у Елизаветы, похоже, было иное мнение…

А енотиха тем временем продолжала:

— Хочешь, чтобы мамочка, которая тебя обожает, заработала сердечный приступ и умерла?

— Нет, — пробормотала Куки, совершенно не понимая, что происходит.

— Тогда делай то, что я велю, — простонала енотиха, — немедленно в кровать. Я сейчас принесу обед.

Куки легла и взвизгнула.

Лиза схватилась за голову.

— Что? Что? Где болит? Едем в клинику. Самую лучшую! К хирургу! Сделаем операцию.

— Все в порядке, — быстро объяснила Куки, — просто на простыне лежит что-то горячее и круглое. Я испугалась.

— Фуу, — выдохнула енотиха, — это всего лишь грелка. О-о-о! Ты забыла, что такое пузырь с горячей водой! Грелка! У Варечки потеря памяти! Нарушение мозгового кровообращения! Скорей! В больницу.

— Нет, нет, — зачастила мопсишка, — просто никогда не имела дела с грелкой… У нас…

Остаток фразы: «…в Мопсхаусе никто ею не пользуется», Куки благоразумно проглотила.

Елизавета попятилась.

— Не имела дела с грелкой? Да я ее тебе каждый вечер в кроватку кладу, под задние лапки.

Лиза пошатнулась и схватилась за спину.

— Земля из-под ног уходит. Солнышко! У тебя энцефалит! Клещ в комнату проник!

Куки уже успела сообразить, что мама Варвары совершенно не похожа на Мулю. Рассказывать ей правду и сообщать, что сейчас в ее доме находится не Варя, а член семьи мопсов, не следовало. Лиза никогда не поверит Куки, она уложит ее в клинику, где щенку начнут делать уколы, давать таблетки, лечить здоровую мопсишку от больной головы. Надо прикинуться Варей, усыпить бдительность енотихи и со всех лап нестись домой.

— Мамочка, — пропищала Куки, — грелка, как ты правильно сказала, всегда лежит под задними лапками. А сейчас она оказалась посередине спины. Вот я и не сообразила, что к чему.

Елизавета издала стон.

— Как ты меня напугала! Сейчас подам легкий обед. Поешь совсем чуть-чуть, чтобы не обременять желудок. Немножко?

Куки сразу почувствовала голод.

— Кушать хочется.

Она откинула толстое-претолстое пуховое одеяло, хотела подняться, но Елизавета истошно завопила:

— Нет! Ты больна! Доченька! Мамочка все принесет. Ляг!

Мопсишка упала на подушку. Елизавета набросила на нее одеяло, затем перину, сверху настелила четыре шерстяных пледа и пятый, стеганный из ваты. Потом метнулась к шкафу, вынула мохеровую шаль и замотала голову Куки.

— Не надо, — простонала та, тщетно пытаясь вылезти из-под груды одеял.

Елизавета прижала лапки к груди.

— Чую, инфаркт приближается. Не нервируй меня! Ты простудилась! Я переживаю! Лежи тихо. А я побежала за едой.