Наследник для миллионера

Он успевает отойти на несколько шагов назад, как раз в тот момент, когда в комнату входит высокая, стройная девушка. Я забываю обо всем на свете, в моей голове образуется пустыня, даже забываю о злости и ненависти к мерзавцу, после его устрашающих, шокирующих слов.

Я вижу её… То есть себя! Но немного другую. Стильную, породистую, гламурную девицу. Мы — одно лицо, но нас друг от друга отличает лишь стиль в одежде и статус в обществе.

— Эм-м, Мирон, это ч-что? Розыгрыш? — тычет она в меня ухоженным пальчиком, задыхаясь.

Я и сама задыхаюсь от нервной асфиксии. Потому что вижу перед собой практически своё отражение. Но это не мое отражение. Мы — два совершенно разных, независимых друг от друга человека.

— Я же говорил, что нет, — голос звучит твёрдо и серьёзно. — Мои люди сейчас пробивают всю информацию про Диану Елисееву. Надо немного подождать. Жду звонка, чтобы уже наглядно нам объяснили, кто эта девушка. Случайная встречная, или же это дело рук каких-нибудь шутников.

— Суханов? Шпионку к тебе подослал. На грим проверяли?!

— Это её лицо, натуральное.

Миронов поморщился.

Конечно он проверил! Лично… Всю изучил, облапал, ощупал. Так что тут без вариантов, на мне нет никакого грима. Все свое, натуральное, данное мне природой с рождения.

На теле остались отметины от животной хватки. Они болят, пульсируют. Следы его властных пальцев после сумасшедшего секса.

— Жесть! Кто-то решил украсть мою внешность! Эй, милочка! Сколько ты за пластику отвалила, чтобы стать мной? И у кого оперировалась, живо признавайся!

Моя копия… Но такая вульгарная и хамоватая, что меня в жар бросило от отвращения. Невеста Доронина бросилась к моей кровати, я испугалась, что она мне в волосы вцепится, ибо её мимика, на пике злости, мягко говоря, напомнило мне морду собаки Баскервилей из мифической сказки. Если бы Доронин вовремя не схватил бы окаянную за руку, вернув на место, она бы точно подняла бы на меня руку.

Наверно тоже наркоманка. Они на пару принимают… То, что дамочка пьяна, я сразу же это почувствовала — уловила запах перегара. Но она и правда очень на меня похожа.

Как так вышло и почему? Нас отличает лишь роскошь в одежде, культура в поведении, ну и прическа… её волосы темнее моих. Вероятно, она покрасилась в брюнетку, а у меня волосы светло-русые, с кофейным блеском.

Я не стала ей ничего отвечать. У Вероники, похоже, шок, соответственно и такая реакция. Доронин просто выволок её за дверь, чтобы немного усмирить. До меня резкими урывками стала доноситься их перепалка.

— Я единственный ребенок в семье! У меня не было сестры близняшки!

— Надо связаться с твоими родителями. А еще сделать тест!

— Да ну! Не так уж она и похожа на меня, глянь… Какая-то беспризорница. Кошка помойная!

— Прекрати!

На слове “кошка помойная” у меня сдали нервы. Хочу исчезнуть… Наплевать на всё. Хочу просто тишины, одиночества, чтобы меня оставили в покое. Самый главный суд не в этой жизни, а там… на небесах. Доронину и его “помойкой кошке” воздастся обязательно. Так мне воспитательница из детского дома часто говорила, когда у нас были уроки по “Церковной дисциплине”.

Они продолжают бранится на всю больницу. Пользуясь, моментом, я быстро отбрасываю в сторону одеяло, надеваю кроссовки, выглядываю за дверь. Ругающиеся стоят ко мне спиной, бурно выясняют отношения, активно жестикулируя руками, а я на цыпочках выскальзываю из палаты и бегу вдаль по коридору, отыскивая выход.

На горизонте чисто, на меня, вроде бы, не обратили внимание. Повезло.

Денег его паршивых я не взяла! Иначе опущусь до уровня проститутки.

Нашла ручку и клочок бумаги в сумке, написала послание Доронину напоследок:

“Мне не нужны ваши деньги. Лучше купите на них себе совесть”.

Вот так вот ему!

Бросила на тумбочке и сбежала.

На улице очень холодно, безлюдно, темно. Я продрогла до самых костей. Ускорив шаг, топаю к дому, мечтая о еде. Вспоминаю, что в холодильнике еще осталась котлета с картошкой, так что до утра доживу. Решаю из последних сил ускорится — перехожу на бег. Согреюсь, и так быстрее до дома доберусь.

Ненормальная парочка!

Самый ужасный день в моей жизни…

Мне так горько и больно. Я чувствую себя грязной и использованной, каким-то посмешищем. Мне нужно побыть наедине. Выпить горячего чаю, поплакать, подняться с колен, отряхнуть грязную одежду, подуть на раны на руках и ногах, поднять голову и продолжить идти дальше. Всё как обычно.

Кое-как добираюсь до дома. Просто с ног валюсь и умираю от голода. Как вдруг, на подходе к двору, я слышу грязную брань и какой-то шум. Ужасаюсь увиденной картине! Это же моё окно, мои вещи! Кто позволил? Шокированная, я бегу к своему дому, наблюдая за тем, как из моего окна на грязный асфальт летят мои вещи. В окне замечаю толстую фигуру пышнозадой бабищи, догадываюсь, кто это — та вредная мегера, у которой я снимаю жильё за небольшую сумму.

— Алла Павловна, что тут происходит? — задыхаясь, подбегаю ближе.

— Вон пошла, давай, давай! Забирай свои манатки и проваливай! — огрызается в ответ старуха, продолжая вышвыривать мои скудные пожитки из окна на улицу.

— Не надо! Подождите!

— Больше ждать не буду, — корчит она рожу в открытом настежь, отсыревшем с годами окне. — Живешь тут на халяву и обещаниями кормишь! Уходи по-хорошему, или ментов вызову.

Со злостью кинула мой рюкзачок вниз.

Открыв рот, я наблюдаю за кошмарным зрелищем и ничего не могу с этим поделать. Рядом уже радостно копошатся бомжи и растаскивают чужое имущество.

— Перестаньте! Это мое! Это мои вещи!

Бросаюсь на негодяев со всех ног, но они разбегаются кто куда. Меня почти обобрали до ниточки. Показав средний палец, Алла Павловна с яростью захлопывает окно, поворачиваясь ко мне спиной. Просто безвольной куклой я оседаю на пол. Проще с моста наверно прыгнуть, чем жить так, как живу я.

Мне скоро исполнится двадцать. С отчимом я давно не живу — сбежала от него, но все равно его дружки меня отыскали. Сказали, что он долгов нахватал, и что, если я за него не рассчитаюсь, буду отрабатывать натурой в борделе.

Пришлось устроиться на три работы. Я спала всего лишь пять часов в сутки. Работала, работала, работала. Везде, где только можно. Засыпала на ходу, не доедала. Но так и не вернула всю сумму полностью.

Этот месяц был ужасным. Меня кинули сразу на двух работах, не заплатив ни гроша, поэтому я не смогла заплатить Алле за аренду квартиры. Эта злющая, вечно ворчащая женщина в застиранном халате и сальными волосами, собранными в пучок, просто выставила меня вон, выбросив из окна мои вещи.

Я снимала однокомнатную квартирку на первом этаже у Аллы Павловны. Место ужасное, дом давно списан под снос и непригоден для жизни. Но это лучшее, что я могла себе позволить, имея такой скудный заработок.

Бродяги растащили практически всё. Всё! Хотя у меня ничего не было ценного, всё же кое-что из одежды я успела спасти.

Запихала всё спасенное в рюкзак, поднялась с пола. Утерев слезы, двинулась в сторону вокзала. Ничего, выживу. Я живучая! В детском доме и похуже бывало, жизнь меня закалила. Сегодня переночую на вокзале. Там тепло, даже есть телевизор и продают дешевые, но очень вкусные пирожки.

Не успеваю покинуть территорию двора, как вдруг из-за подворотни на меня напирает громадная туша. Мерзкий холодок проносится от затылка к пяткам, когда я слышу картавый, прокуренный голос:

— Эй, кроха, двадцать рублей на пивас найдется?

Поднимаю глаза, встречаясь с наглыми рожами каких-то бродячих алкашей.

Мамочки!

— Д-дайте пройти, н-нет у меня ничего… — пытаюсь обойти засранцев стороной, но они как специально двигаются вместе со мной, перекрывая путь. Боже, несет от них не лучше, чем от городской свалки.

— М-м, а ты ничего такая, может развлечемся? — брызжет слюной один из барыг, щелкая семечками.

— Простите, вы ошиблись.

Надо бежать! Срочно делать ноги!

Они пялятся на меня, как на кусок бесплатного, свежего мяса, голодными, дикими глазами. И у всех троих ширинки топорщатся.

— Хватайте! — орет один из шайки, самый мерзкий, небритый и толстый, как хомяк.

— Нет!

Разворачиваюсь, пытаюсь бежать в обратную сторону, но меня с силой хватают за рюкзак, отшивыривая на асфальт. Я бьюсь коленкой, ладошки в кровь стираю, а они как стая гиен сверху на меня набрасываются, отбирая всё, что только можно.

Уроды! Они стаскивают с меня рюкзак и кофту, выворачивают все карманы, потроша содержимое моих вещей, а я, свернувшись в клубок просто рыдаю от страха, не в силах ничего сделать.

Неужели моя жизнь скоро закончится?

Они же меня в переулке просто на кусочки порежут…

Меня может спасти только чудо.

Неожиданно из-за поворота вылетает темная иномарка. Звонкий гудок больно бьет по ушам, а яркая вспышка фар слепит глаза.

— Валим, валим! — нападающие быстро разбегаются кто куда по подворотням, словно тараканы, испугавшись света.

Автомобиль-спаситель резко дает по тормозам, останавливаясь в паре шагов от меня. Мне не видно, кто за рулём — слишком ярко фары горят, вынуждая закрываться от света одной рукой.

Дверь иномарки хлопает, я слышу быстрый топот шагов, и этот голос… уже знакомый для меня, ледяной, хриплый бас, почти что медвежий, от которого моё сердце пускается вскачь галопом.

Это он. Доронин.

Кого, кого, а его меньше всех ожидала увидеть в роли спасителя.

Он присаживается на корточки напротив меня, расставив ноги, словно барин, внимательно меня рассматривает, морщась.

— Фух, нашел.

Не верю своим глазам и ушам.

И правда он.

Но как нашел?

Следил, что ли?

Ах да, я ведь оставила данные медсестре. Ввела в бланке свой номер телефона и адрес того места, где я сейчас живу. Надо было от балды написать, но что-то я не подумала. Была слишком расстроена.

— А я смотрю ты еще та заноза в заднице, — с ехидным смешком выплевывает Доронин, вальяжно мазнув по мне взглядом.

— Зачем вы здесь? Следили? — всхлипнув, оживаю. Пытаюсь собрать обратно всё своё барахло, нещадно разбросанное на грязном тротуаре. — Если извиниться хотели — давайте!

В один шаг он оказывается прямо передо мной, на ноги вздергивает, очень грубо хватая за плечи.

— Не веди себя как пигалица, дрянная девчонка! Захочу и в порошок одним щелчком пальца сотру, — встряхивает. — Рот захлопнула и молча выполняешь все, что говорю. Иначе я сам лично брошу тебя обратно этим бомжам и они тобой поужинают.

— Вы бессердечный, ужасный монстр… — слезы слепят глаза.

Зачем он вообще за мной погнался? Решил, что слов с угрозами будет недостаточно, решил заставить меня замолчать навсегда… чтобы наверняка. Иначе я могу сделать из этого происшествия сенсацию и тогда его драгоценной свадебке не бывать. Да и репутацию потом сложно будет от грязи отмыть.

Вот только кто меня послушает?

Где мы могли пересечься?

Он — небо, а я — просто грязь на земле.

Два разных мира. Два разных социальных класса.

Шантажировать такого прошаренного умника нет никакого смысла.

— Я предупреждал! — мерзавец вдруг второй рукой жёстко хватает меня за шею, сдавливая. — Готовься отвечать за свои слова…

Зажмуриваюсь. Жду удара. Он уже сжимает кулак, который, похрустывая, готовится рассечь воздух, как вдруг… как раз в этот момент на всю вымершую, после явления этого бесстрашного терминатора улицу, раздается жалобный рык.

Чёрт!

Страх сменяется кошмарным стыдом. Это опять возмущается мой живот. Я так и не поела. У меня уже там точно сквозная дыра!