Underdog

Воспоминания о раннем детстве это нечто теплое и мягкое, пушистое, светлое, даже если все не так радужно. Но Харви почти ничего не помнил о своей жизни до того, как встретил Гелука.

Он жил с мамой. Ныне ее лицо растворилось среди других сотен лиц женщин — в каждой из которых он мог бы отыскать ее черту. Или же — из всех этих невзрачных черт многих-многих девочек, девушек, женщин и старух состоял ее полузабытый лик?

Его бедная жизнь полнилась забавами с другими такими же детьми — негритятами, латиносами, бедными белыми — вельтами, давным-давно утратившими гонор и славу жителей Старого Доброго Света, сиротами и хулиганами, пай-мальчиками, которым не разрешалось гулять после шести, и девочками-оторвами постарше, вроде Шлампе Дженни, которые наоборот ошивались всю ночь на улицах, курили сигарки и попивали джин.

Все перевернулось, бултыхнулось, переменилось, когда мальчишка возвращался домой, в Латинский квартал, одним самым обыденным деньком. Обыденным, заурядным, тривиальным — все эти прилагательные (на двух языках) он, безусловно, выучил гораздо позже, не без участия Гелука, а пока что он знал только незамысловатое определение — обычный.

И обычным этот день для обычного мальчишки из Вельтмахта — южноамериканской колонии Рейха, — считался ровно до встречи с гером Гелуком Коннелом, ну, или лучше называть его мистер — ведь он грассландец.

Конец ознакомительного фрагмента.