Китаец на дереве

Вспоминая свои школьные годы, а невольно, обращал свой взор на первую учительницу Анну Сергеевну. Вела оңа нас в тернистый путь первые четыре класса. К началу первого учебного года меня основательно поднатаскивали: сестра, а также дядя Саша и тетя Шура, у них я был любимцем. Они вечно упорно возились со мной. Тетя Шура не работала, а дядя Саша был главным бухгалтером на бумкомбинате. Если с арифметикой или чтением, было нормально, идя в первый класс, я умел читать и решать легкие примеры, то

с русским языком возникали проблемы. Какие-то закорючки в тетради, помарки, кляксы в чистописании и листы либо вырывались, либо приходилось переписывать вновь, и даже целые тетради. Но сперва, как сесть за приготовлением уроков, мне приходилось пройти «процедуру» чистых рук. Допускалось не только мыло, но и мочалка, как в «Мой — Додыре». Я сам тер, помогала тетя Шура. Ведь в то время мы писали с помощью ручек с пером, макая в чернильницы-наливайки. Нередко эти чернильницы как назло перевертывались, мазали руки, тетрадки, учебники. Последние, как правило, выдавались почти новые, а концу года у нас мальчишек, превращались в лохмотья, приходилось покупать другие взамен.

Первые два года с помощью взрослых, я кое-как одолел ненавистное писание. По диктантам появились тройки и даже четверки — это был успех. Легче давалась арифметика. Где-то в четвертом классе была контрольная. Анна Сергеевна пишет на доске 3 варианта примеры на сложение и вычитание двухзначных чисел. Я, сидя за партой в уме уже щелкал их, называя ответы, пока она — писала. В конце концов, мне уже надоело их решать и я как бы вслух говорю: «Ой, примеры нетрудные!». Рядом, сидевшая со мной девчонка, Людка Новицкая, поднимает руку и говорит: «Анна Сергеевна, а Геннадий сказал, что Вы «дура». Ей померещилось, что слово «нетрудные» — превратилось в слово «дура». С обиды я развернулся к Людке и деревянным угольником отогрел ее, чтобы не врала, кажется, пошла кровь. Реакция была, мгновенной со стороны Анны Сергеевны. Она такой устроила разгон мне: не только выгнала из класса, но и сказала, чтобы я привел родителей на другой день. Отец в школу не ходил. Если отец всю жизнь ругал, заставлял стоять на коленях в углу за печкой, а там темно и паутина. За *двойки* доставалось частенько ремнем, на котором он точил свою бритву, но мама меня жалела. Всегда успевала ҳодить на собрание. В этот день я ничего не сказал родителям. Стал ходить в школу, не то той дорогой, где ходили ученики, а другой, в парк. Дело было весной, я слонялся целый день в безделье. Голодный, ведь за питание мы платили в школе и ели там. Для меня прогулки были самыми длительными к вечеру. Возвращался домой, заходил к ребятам, списывал задания на следующий день. Через три дня, вечером, открывая дверь своего дома, вижу, сидит Анна Сергеевна. Я моментально распрямился, рванул назад, но вдруг слышу, мягкий голос Анны Сергеевны. «Заходи, милый! Мы тут поговорили, я тоже погорячилась, не разобравши, кто виноват, первого тебя выгнала из класса. Завтра приходи, будешь сидеть с Любой Бессоновой. Она лучше знает русский язык и для тебя это хорошо».

Ведь, она и не знала, чем это обернется для меня. Вместо того, чтобы все время списывать у нее диктант, я не отрывал своего взгляда от ее чистоты рук, отдающим каким-то ароматом. У нее была светлые глаза, большие ресницы, конечно статная прическа, которая делала ее немного выше меня. Умница, очень эрудированная, не то, что моя предшественница, Много интересного от нее узнал, полезного, пока сидел с ней за одной партой. В награду ей подарил свой первый вальс, но об этом позже. Спустя, почти 20 лет, я возвращался до ул. Ленина, в районе резиновой фабрики, вдруг, слышу знакомый мягкий голос:

— «Геннадий! Прошел мимо и меня не узнал?»

Обернувшись, я обомлел, передо мной стояла поседевшая жөнщина.

— «Анна Сергеевна, здравствуйте!»

Извинившись перед ней, разговорились. Мы со смехом вспомнили и тот случай, когда я гулял три дня по вине соседки по парте.

11.01.04 — 30.11.04