Алеет Восток

Наш военный городок Алма-Атинского воздушно-десантного училища прятался в пыльной казахской степи между семидесятым разъездом железной дороги и аэродромом. Каждое утро, по пути в школу, мы видели, как из пузатых транспортников Ли-2, круживших в небе, вываливались маленькие фигурки и над ними раскрывались белые купола. Парашюты торжественно плыли над далекими горами.

Однажды вечером после прыжков один из транспортников при посадке промахнулся мимо полосы и сел на городок. Слава богу, на окраине и одним крылом снес в школьном дворе лишь сортир, а другим слегка въехал в здание школы, выбив при этом учебному пособию — скелету последние зубы.

Вот было у нас, детей, радости! Мы целую неделю не учились и отвинчивали от самолета всякие интересные железки.

Часовые — курсанты училища с карабинами за плечами — гоняли нас, правда, без энтузиазма, понимая, что это занятие бесполезное и неблагодарное.

Обычно после уроков «шайка малолетних преступников» от 7 до 10 лет выдвигалась, согласно рекогносцировке, на учебное стрельбище. Там в изобилии в окопах и на позициях валялись утерянные курсантами на стрельбах патроны, запалы, трассирующие пули и прочая огненная забава. В те времена это было в порядке вещей, никто боезапасы не считал. Видимо, добра такого всегда хватало.

Элитную работу по сбору взрывоопасных предметов выполняла наиболее квалифицированная часть нашей «шайки». Черную работу по собиранию картошки на колхозных полях выполняли зеленые новички. Затем готовился настоящий пионерский костер. В него закладывались все собранные боеприпасы. Причем велся строгий учет. Наш вожачок Вовка Шубников уже учился в третьем классе и даже проходил умножение!

Затем вся «шайка» пряталась в окоп. Доброволец поджигал этот праздничный фейерверк и тоже бросался в окоп. Столб огня и дыма поднимался метров на пять. Трава была сухая. Особенно красиво в сумерках летели трассеры и звучно грохотали запалы. Когда баталия кончалась, мы засовывали картошку в золу и потом ели восхитительную печеную картошку с огурцами и помидорами, уворованными на тех же колхозных, неохраняемых, полях. Если еще кто-то прихватывал из дома булку хлеба и соль крупного помола, то не было в мире вкуснее еды!

Повзрослев, пробовал я в Париже суп из трюфелей, а в Токио суши в ресторане. Нет, не то! Может, потому, что там никто не стрелял и ничего не взрывалось?

Закончилась эта идиллия просто. Вовки как-то раз не было, а новый «счетовод» оказался двоечником по арифметике. Когда уже начали вытаскивать картошку из золы, вдруг бабахнул запал от гранаты. И осколком оторвало палец у одного из «авантюристов». Хорошо, не голову.

Отделались мы неделей домашнего ареста. Нас простили, и актом примирения было катание на аэростате, с которого в обычные дни курсанты совершали свой первый прыжок.

Кумир послевоенных пацанов и прадедушка «Человека-паука»

Тогда с километровой высоты мне открылась грандиозная панорама Тянь-Шаня. Это был Заилийский Алатау. Центр цивилизации, наш военный городок, сверху казался величиной с арбузное семечко. Может быть, тогда у меня и зародилась страсть подниматься к вершинам и летать?

Наше примирение, как показали дальнейшие события, оказалось коротким перемирием.

В гарнизонном клубе на летней площадке вечерами, после захода солнца, обычно демонстрировались фильмы. Хитом 50-х годов были индийские фильмы «Бродяга» и «Господин 420» с Раджем Капуром в главных ролях. И конечно, неувядаемый трофейный «Тарзан», который мы смотрели уже раз по десять. Причем, по просьбе родителей и по приказу начальника училища малолетних хулиганов на вечерние сеансы не пропускали. Но разве двухметровый забор мог быть препятствием для души, жаждущей общения с высоким искусством?! У нас всегда были бесплатные привилегированные свободные места на сцене позади экрана. Правда, изображение было перевернутым слева направо, большой экран был в четырех метрах от глаз, а динамики кричали прямо в наши уши! Но это абсолютно не мешало, наоборот, казалось, что ты сам вместе с Тарзаном совершаешь фантастические прыжки, продираешься сквозь девственные джунгли и живешь с ним одной жизнью.

Но всему прекрасному на свете приходит конец.

Однажды вместо сообщения об очередном показе бессмертного «экшена» на афише мы увидели портрет звезды советской эстрады Розы Баглановой и программу концерта наших шефов — артистов алма-атинской филармонии. Это было нечестно. У нас были другие планы!

Мы решили бороться за свои права. В те времена кинопленка, кроме функции носителя изображения, обладала еще одним замечательным свойством. Она бурно горела, с выделением яркого, желтого пламени. Если взять два метра пленки и скрутить в тугой рулончик, а потом потянуть за внутренний конец, то получалась прекрасная метровая шпажка. Она завертывалась в бумагу, и получалась своеобразная «матрешка». Обычно использовались газеты. На них красовались портреты вождей, но тогда мы были далеки от политики и делали это без всякого умысла.

1:0, победили фанаты Тарзана

Когда «матрешку» поджигали, газета не давала сгорать пленке быстро, при этом выделялось чудовищное количество дыма. Это изделие называлось «дымовухой». Особенно талантливые выпускники нашей «школы юных диверсантов» добивались того, что «дымовуха» не просто дымила и воняла, но и летала как неуправляемый реактивный снаряд, выписывая в воздухе немыслимые фигуры, издавая при этом художественный свист. Куда там американским бойскаутам с их детскими забавами!

Боезапас из десяти «дымовух» был размещен под дощатой сценой, где обычно в оркестровой яме играл духовой оркестр училища. И когда примадонна запела хит пятидесятых годов: «Ах, Самара-городок, беспокойная я, успокойте меня!» — и далее по тексту, изо всех щелей сцены повалил дым и зловоние. Примадонна, подхватив свои шуршащие юбки, и все музыканты в авральном порядке позорно покинули сцену

В это время из оркестровой ямы с истошным воем вырвались еще две летающие «дымовухи». Начальник клуба сыграл пожарную тревогу, и вся публика стала спешно покидать площадку Виктория была полная!

Через пять минут дым рассеялся, и стало понятно, что это была «милая» детская шутка.

К нашему безмерному удивлению, публика и начальник клуба нашего юмора не оценили. И фильма с Тарзаном не было.

Было другое кино. Расследование было проведено по-военному, быстро, и наказание последовало неотвратимо. Зачинщики были выявлены и преданы в руки правосудия. То есть, родителям. На месяц мы были отлучены от самого великого из искусств — кино.

Не знаю, пострадало ли от этого остальное искусство, но алма-атинская филармония навсегда вычеркнула из списков своих подшефных организаций Алма-Атинское воздушно-десантное училище имени Верховного Совета Киргизской ССР.

С тех пор я с опаской отношусь к фейерверкам и другим огненным забавам, как китайского, так и отечественного производства, особенно, когда они находятся под управлением подрастающего поколения. Ах, как тогда была права мама!

Кто бы мог подумать. На вид такие приличные мальчики, но в каждой душе сидит свой чертик!